Джеймсон повернулсяна триста шестьдесят градусов. На мой вопрос он отвечать не стал, так что я задала еще один.
Невидимые чернила?
Наконец-то ты стала мыслить как Хоторн. Джеймсон закрыл глаза. Даже со стороны ощущалось, до чего мощная энергия сейчас в нем пульсирует.
Она кипела и во мне.
Свет все откроет.
Джеймсон раскрыл глаза и снова повернулсяна этот раз лицом ко мне.
Наследница, нам нужна ультрафиолетовая лампа.
Глава 13
Выяснилось, что одной лампы не хватит. Но нам повезло: в семействе Хоторн нашелся человек, владевший сразу семью нужными приборами, и это был Ксандр. Вооружившись лампами, мы втроем стали бродить по спальне Тоби. Верхний свет мы выключили, и моему взгляду открылось такое, что у меня ноги подкосились.
Тоби оставил не просто какое-то там сообщение на стене спальнивсе стены в комнате были исписаны тысячами слов. Тоби Хоторн вел дневник. Вся его жизнь была описана на стенках его крыла в Доме Хоторнов. Когда он начал вести эти записи, ему было лет семь-восемь, не больше.
Мы погрузились в чтение, не говоря ни слова. Тон дневниковых записей Тоби шел вразрез с тем, что мы нашли у него в крылеи с наркотиками, и с зашифрованным посланием, и с «Древом яда». Все это принадлежало Тоби, раздираемому гневом. Но юный Тоби куда сильнее походил на Ксандра. Все его заметки были преисполнены жизнелюбия. Он рассказывал о своих экспериментах, которые временами приводили к взрывам. Он души не чаял в старших сестрах. Днями напролет пропадал в стенах поместья. Боготворил отца.
Что же изменилось? спрашивала я себя, жадно продолжая чтение заметок за двенадцатый год жизни Тоби, а потом за тринадцатый, четырнадцатый, пятнадцатый. Но вскоре после шестнадцатого дня рождения произошел слом.
Этот день Тоби описал кратко: «Они лгали».
И лишь спустя многие месяцыа то и годыТоби наконец передал суть той самой лжи. Рассказал, что обнаружил, почему разозлился. Когда я добралась до этого признания, тело вмиг отяжелело, будто налилось свинцом.
Эйвери? Ксандр прервал свои дела и обернулся ко мне. Джеймсон по-прежнему читал записи на космической скорости. Должно быть, он уже прочел о той страшной тайне, которая меня потрясла, но его великолепная концентрация нисколько не поколебалась. Он был точно ищейка, взявшая след, а мое тело словно бы взбунтовалось против меня.
Эй, дружок, ты как? спросил Ксандр, опустив руку мне на плечо. Но я почти не почувствовала прикосновения.
Я не могла сделать ни шага. Не могла прочесть больше ни слова. Потому что ложь, о которой писал Тоби Хоторн, и тайны, упомянутые в стихотворении
Сводились к тому, кем он был на самом деле.
Тоби усыновили, я посмотрела на Ксандра. Об этом никто не знал. Ни Тоби. Ни его сестры. Вообще никто. Твоя бабушка имитировала беременность. Когда Тоби было шестнадцать, он нашел доказательство. Не знаю, какое именно. Я все говорила без остановки. И никак не могла успокоиться. Его усыновили тайно. Он даже не знал, законно ли это.
Но зачем скрывать усыновление? спросил Ксандр. Судя по голосу, он тоже был потрясен.
Хороший вопрос, но думать над ответом не было силпотому что в голове засела мысль: если Тоби Хоторн биологически не связан с семейством Хоторнов, значит, и ДНК его отличается от их.
И у его детей она тоже другая.
Его почерк с трудом шевеля губами, произнесла я. Он был повсюду, и теперь, присмотревшись, я обнаружила то, что стало заметно сразу же, как только его детские каракули сменились более взрослым почерком.
Лет с двенадцати-тринадцати Тоби Хоторн выбрал причудливую манеру письманеобычную смесь печатных букв и курсива. И я такое уже видела.
Есть у меня одна тайна, сказала мне мама меньше чем за неделю до своей гибели, о том дне, когда ты появилась на свет.
Глава 14
Поздней ночью я сидела в широком кожаном кресле за столом Тобиаса Хоторна и смотрела на свое свидетельство о рождении и подпись, выделенную миллиардером. Имя было отцовское, а вот почерк точь-в-точь такой, как на стенах в крыле у Тоби.
Запоминающаяся мешанина из печатных букв и курсива.
Тоби Хоторн подписал мое свидетельство о рождении. Я не в силах была произнести это. Я думала о Рики Грэмбсе. К семи годам я поняла: хватит с меня его издевательств, но в шесть еще считала его центром вселенной. Он приезжал к нам в городок, забирал меня у мамы, много со мной гулял. Называл своей девочкой, говорил, что привез мне подарок. И разрешал взять себе все, что ни заваляется у него в карманах: ручку, мелочь, мятную конфетку из кафе.
Лишь спустя годы я поняла, что все его «драгоценные подарки» были ненужным хламом.
Зрение помутилось. Сморгнув слезы, я снова уставилась на подпись: на имя «Рики», выведенное рукой Тоби.
Есть у меня одна тайна о том дне, когда ты появилась на свет, произнес мамин голос. Он прозвучал в памяти так отчетливо, словно она была в моей комнате. Одна тайна. В эту игру мы играли всю мою жизнь. Мама виртуозно угадывала мои секреты. А вот я ееникогда.
И вот ее тайна лежит передо мной. Обведенная на листе бумаги.
Тоби Хоторн подписал мое свидетельство о рождении. Больно было говорить об этом. Больно было вспоминать все партии в шахматы, сыгранные с Гарри.
Рики Грэмбс даже трубку не удосужился взять, когда мамы не стало. А Тоби? Появился спустя несколько дней. А если он и впрямь был усыновлен, то есть не являлся Хоторном биологически, тогда ДНК-тесты, проведенные Зарой и ее супругом, ничего не значили. Они больше не позволяли мне откреститься от простой причины, по которой Тобиас Хоторн мог оставить свое состояние чужаку.
Я не была чужаком.
Почему «Гарри» отыскал меня сразу же после маминой смерти? Зачем техасский миллиардер приехал в новоанглийскую забегаловку, где работала моя мать, когда мне было всего шесть? Почему Тобиас Хоторн завещал свои богатства мне?
Потому что его сынмой отец. Все, о чем мы думали раньшедата моего рождения, имя, головоломка, которая казалась разгаданной братьям Хоторнамда и мне тоже, все это можно было обозначить словами, которые Джеймсон произнес тогда в туннеле: ложный путь.
Мне не сиделось на месте, и я вскочила. Долгие годы мне не нужен был никакой отец. Я научилась не ждать ничего. Защищаться от боли. А теперь мне вспомнилось, как вел себя Гарри, когда я его обыгрывала: да, на лице появлялась расстроенная гримаса, но глаза сияли. Он звал меня «принцессой» и «ужасной девчонкой», а я его«дедулей».
Я рвано выдохнула. Встала, подошла к двойным дверям, разделявшим кабинет и балкон. Распахнула их, вышла. Они захлопнулись у меня за спиной.
Тоби Хоторн подписал мое свидетельство о рождении, голос сел и плохо слушался, но я должна была произнести это. Чтобы поверить в эти слова, надо было их услышать. Я глотнула воздуха и попыталась сделать вывод из этих слов, но не получилось.
Я физически не могла это произнести. Да даже мысленно.
Внизу, в бассейне, я уловила какое-то движение. Грэйсон. Он плавал брассом, рассекая воду уверенными, быстрыми движениями рук. Даже издалека видно было, как перекатываются мышцы под кожей. А скорость никогда не меняласьсколько ни следи.
Интересно, подумала я, может, он специально себя изнуряет, лишь бы от чего-то отвлечься. Заглушить какие-то мысли в голове. Удивительно, но мне при взгляде на него дышать становилось и легче, и сложнее одновременно.
Наконец Грэйсон выбрался из бассейна. И, точно влекомый шестым чувством, поднял голову. На меня.
И я уставилась на него. Сквозь ночь, сквозь пространство, разделявшее нас. Он первым отвел взгляд.
Я привыкла к тому, что люди уходят. Научилась ничего и ни от кого не ждать.
Но, вернувшись в кабинет Тобиаса Хоторна, снова уставилась на свидетельство о рождении.
Нет, я не смогла бы проигнорировать это. Сделать вид, что ТобиГарриничего не значит. И пускай он солгал мне. Пускай позволил жить в машине и покупать ему завтрак, ему, выходцу из богатейшего в мире семейства.
Он мой отец. Нужные слова наконец пришли. Беспощадный приговор. Его было уже не отменить. Это единственно возможный вывод. Я заставила себя произнести это: