Главного врача, ответила резко, вы найдете в Гостином дворе. Он больше занят лавками Если угодно, князь, я проведу вас к хирургу Ениколопову: он как раз заканчивает операцию.
Хорошо, согласился Мышецкий, ведите к хирургу!..
Ждать пришлось недолго: вошел крупный красивый мужчина и стянул скрипящую резину перчаток таким жестом, что Мышецкий сразу определил в нем барина. Не обращая вроде никакого внимания на вице-губернатора, Вадим Аркадьевич Ениколопов повелительно крикнул:
Даша! Где мое зеленое мыло?
Засученные до локтей руки его были мускулисты, чем-то приятны (даже для мужского глаза); из-под халата выглядывал краешек ослепительного воротничка. Отбросив от себя полотенце, Ениколопов прошел за стол, уселся напротив князя.
Спросил независимо:
Как вам понравилась наша губерния?
Боюсь, ответил Мышецкий, что здесь мне придется быть не столько губернатором, сколько командиром арестантских рот!
Задрав халат, Ениколопов извлек из панталон изящный золотой портсигар, в крышку которого был вправлен изумруд в виде подковы. Протянул его через стол Мышецкому:
Что вас больше всего поразило?
Даже не люди Но эта ужасная грязь, эти нечистоты! О чем думает санитарный инспектор?
Ениколопов покопался в столе, достал какую-то бумажку:
Санитарный инспектор Борисяк Он попал в инспекторы согласно вот этому диплому! Удостоверьтесь
Мышецкий с удивлением прочел, усеянный значками вопроса, документшедевр безграмотности:
«был адъюнкт-профессором материи, по увольнении же был переименован из студентов в лекари, откуда и поступил в штат полиции Бердичева, после чего получить степень доктора, но вскорости был отставлен за нетрезвость».
Вадим Аркадьевич с явным удовольствием проследил за впечатлением, произведенным на вице-губернатора этим «дипломом», и сразу же заговорилс апломбом, напористо, авторитетно:
Прежде ведькак? Врач был для мужика вроде карателя: приедет к больному, высечет его, даст лекарство и потребует денег за лечение. Теперь же мыпросто рядовые убийцы великой армии Медицины, но уже облеченные доверием общественности
Я не совсем понимаю вас, прервал его Мышецкий.
Объясню! четко выговорил Ениколопов. Лечение человекаэто когда врач использовал все достижения медицины, идущей ноздря в ноздрю с другими науками Мало того! Ужас врачевания в том, что от больных нет отбою, а я трачу на каждого не более десяти минут. Я выписываю рецепт, заведомо зная, что нужного лекарства в аптеке все равно не имеется! Так скажите же мнеразве я не убийца?
Каков же выход? спросил Сергей Яковлевич.
Выход? А кто вам сказал, что медицина область чисто научная?.. Нет, князь, эта область не столько научная, сколько социальная.
Я с вами не согласен, ответил Мышецкий.
А я вас заставлю согласиться Вы мне сейчас сказали, что вас поразил вид нечистот и грязи. У меня уже стены в больнице пропитаны миазмами. Это, наверное, и есть тот сказочный русский дух, которому так умиляются чистоплюи и про который в народе говорят: «Ну, братцы, хоть топор вешай!»
Мышецкий невольно рассмеялся:
Остро, остро Прошу вас, продолжайте!
Я повторяю, заключил Ениколопов, что медицина наука социальная, ибо она пытается излечить не болезни, нет! Она лечит лишь последствия нищеты, дурной пищи, издевательского отношения к людям и той кубатуры жилья, когда человек только единожды в жизни может растянуться свободно, да и тов гробу!
Ениколопов с треском положил на стол браунинг.
Вот, добавил он внушительно, без этой погремушки я не смею входить в холерный барак. Ибо на меня, на врачевателя, смотрят как на заведомого убийцу, которого хлебом не кормитолько дай поковыряться в кишках. Будто бы мне это столь интересно! Вот плоды нашей культуры. Почему на просвещенном Западе
Ну, то Европа, отмахнулся Мышецкий, улыбаясь.
В Европе, ответил Ениколопов, и самое слово «Европа» рифмуется иначе. А у нас, князь, к нему найдена очень точная рифма, что хорошо заметил даже стыдливый Тургенев
Они помолчали. Ениколопов остылубрал со стола оружие. Сунул его куда-то, но кудаМышецкий так и не заметил.
Вы зарегистрировали браунинг в полиции?
Ениколопов резко ответил:
Я и сам хорошо известен русской полиции
А что главный врач? уклонился в сторону Сергей Яковлевич. Я слышал, он держит лавку?
Его винить нельзя, ответил Ениколопов. Не дают лечить людей, так лучше аршинить ситцы!
Мышецкий поднялся:
Хорошо. Вы были столь энергичны в критике губернской медицины, что, надеюсь, у вас хватит энергии и на то, чтобы навести порядок в своей больнице.
Э, князь! Дело не в том, чтобы покрасить стены.
Что же касается санитарного инспектора Как его?
Борисяк, подсказал врач охотно. Савва Кириллович!
Да, вот именно! Борисяку более не служить вместе с нами. Найдем другого. В губернии должен быть отменный дух
Дух я вам обещаю. Вот наступит весна, подпалит солнце, прибудут «самоходы», как их называют, и дух будет крепкий!
Ничего, Вадим Аркадьевич, мы еще молоды
И, выходит, у нас впереди много времени, чтобы успеть принюхаться?
Сергей Яковлевич тихонько постучал пальцем по темлячку своей шпаги.
Не надо дерзить мне, попросил он мягко. Я, как и вы, Вадим Аркадьевич, принадлежу к числу людей, настроенных прогрессивно Сейчас в Москве, если не ошибаюсь, готовится очередной съезд врачей по вопросам гигиены, вы не желали бы на нем присутствовать?
Я слышал об этом, князь, почтительно ответил Ениколопов. Но, к сожалению, въезд в столичные города мне воспрещен.
Как?
Видите ли (Ениколопов смотрел на Мышецкого, не мигая), я член социал-революционной партии
За что же вы сосланы?
А разве этого недостаточно?
Но
Да, подхватил Ениколопов, были и причины! Я принимал участие в покушении на витебского губернатора.
Сергей Яковлевич закинул руки назад, покачался с носков на пятки, вздернул подбородок.
Вот как?
Почему-то он даже не был удивлен; ему только не нравилась улыбка на лице Ениколоповапочти издевательская, с наглецою в глазах.
Именно, князь, продолжал эсер (иногда врачующий, а иногда убивающий). У нас ведь как? Однитипография, другиеэкспроприации, а мне губернаторы! Губернаторы, ваше сиятельство, заключил он цинично, это моя партийная специальность!
Вы довольно откровенны, вспыхнул Мышецкий.
Но вы же довольно прогрессивны! ответил врач.
Сергей Яковлевич дал понять, что он собирается уходить. Немного замялся, ожидая поклона. Но поклона не было, и он повернул на выход, также не поклонившись.
Возле дверей, однако, задержался.
У меня просьба, сказал он. Велите открыть парадный подъезд. Терпеть не могу задворок.
И только тогда Ениколопов ему поклонился:
Вот это я обещаю вам, князь
6
Вечером он почти выпал из коляскиразбитый, усталый и отупевший от обилия впечатлений. Чиновники (в тугих мундирах, запаренные, голодные) из присутствия не уходилиждали его с душевным содроганием.
Сергей Яковлевич поднялся к себе, впервые скинул крылатку. Размял пальцы, сведенные за день в тесных перчатках. Огурцов затеплил перед ним ароматную свечу, чтобы освежить в кабинете воздух.
Спасибо, не сразу заметил услугу Мышецкий. Пусть же господа чиновники приготовятся Сейчас я выйду!
Огурцов шагнул, и его тут же швырнуло через три половицы.
Вычто, пьяны? С утра вы ходили ровнее.
Годы, ваше сиятельствоответил старый чиновник.
Сергей Яковлевич еще раз пробежал глазами «брульон», данный ему Мясоедовым; возле фамилий чиновников, заподозренных при ревизии, стояли отметки: «подл берет растленен низок!»
Ну, ладно. Мышецкий поднялся. Проведите меня
Электрическая станция работала скверно, лампы мигали, и в полумраке парадного зала безлико застыли уренские заправилы. Коротко приветствовав своих будущих сослуживцев, князь прошел вдоль шеренги выпуклых животов, впалых грудей, опущенных плеч и согнутых спин.
Лиц он почти не различал в потемках громадного зала, да, впрочем, и не желал их видеть, слишком свежи были впечатления дня: ночлежка, казарма для сирот, тюремный частокол, трущобы Обираловки, старуха на круглом столе и прочее