Да вить мостовые-то, барин, худы больно. Вот и рвет народец обувку
Вывернули на Дворянскуюглавную улицу в городе. Рыжая свинья терлась об афишную тумбу, из кабаков выскакивали, пробегая под самыми мордами лошадей, подозрительные оборванцы; в подвальных окнах буйно зацветали герани.
А вот и суд, перекрестился кучер, сохрани нас, господи, и помилуй
Мышецкий обернулся и успел только прочесть вывеску:
РЕНСКОВЫЙ СПРОДАЖА НА И ВЫНОС
Стой! крикнул он. Какой же это суд?
Не поленился вылезти из коляски, вернулся обратно, еще раз прочел вывеску. Толкнул хлюпкие двери.
Да, по всему видать, здесь размещалось судебное присутствие. Сергей Яковлевич потерся среди каких-то мужиков и баб с «гумагами», вошел в одну из комнат.
Это суд? спросил он.
За столом сидел плюгавый чинуша с плотоядно отвисшей губой. Перед ним стояла тарелка, полная вареных яиц.
Да, сударь, отвечал чинуша, присаливая сверху яичко.
А где же вывеска? Я думалкабак
Нет. Питейная напротив. А вывеску ветром сорвало. По весне ветры страсть как со степи дуют.
Мышецкий не стал входить в долгие объяснения и оставил чиновника в полном недоумении. После написания статьи о винной монополии, конечно, не отказал себе в удовольствии заглянуть и в кабак. Кисло шибануло сивухой в нос князю, стряпуха, выметая мусор, свистнула его голиком по ногам.
Ректификация местная? спросил Мышецкий.
Кабатчик стоял за прилавком, поправляя на щеке черную повязку, какими любят щеголять отставные унтер-офицеры; не поймешьто ли зубы болят, то ли по морде получил.
Нашенская, бодро откликнулся он. Пятьдесят восемь градусов, без обману! Шестое ведро пошло севодни-с
В углу спал, раскинув босые пятки, какой-то бродяга, прижимая к животу дворянскую фуражку с красным околышем. Здесь же бродил, стуча копытами по половицам, страшный, ободранный козел с мутными, заплывшими гноем глазами.
А это еще что? удивился Сергей Яковлевич.
Дрессирован, ваш-скородь. Ежели позабавиться желаете, купите «полсобаки» емувраз выжрет и не закусит!
Мышецкий пожал плечами:
Хозяин-то есть у козла?
Был, да отказался. Очень уж они пить стали, с уважением произнес кабатчик. Никакого сладу Совсем уже «замонополились»!
Козел подошел к вице-губернатору и боднул его сзади обломанным рогом. Мышецкий невольно подскочил, а кабатчик загоготал, довольный:
Составьте ему компанию, ваш-скородь. Господа его понарошку поят, штобы забаву иметь Тоже вотживотная, а, видать, башка-то трещит с похмелья! В баньку бы его сводить!
В спину уходящего Мышецкого гнусаво заблеял козел.
Дальше! велел Сергей Яковлевич. Поехали
Дом губернатора, где жил Влахопулов, находился на самой окраине, подальше от грязи, поближе к зелени. Под обрывом стыла затянутая льдом речонка. Охраны вокруг никакой не было, и Мышецкий долго барабанил в калитку, пока не открыли.
Открыли же ему две развязные дамы в одинаковых шубках, очевидно гулявшие в неказистом садике, разбитом перед особняком. Возле ног их вилась остроносая собачонка, очень похожая на одну из этих дам. Сергей Яковлевич счел нужным назвать себя. И сразу пожалел об этом, ибо едва отбился от дамской назойливости.
Влахопулов встретил нового вице-губернатора по-домашнему. Симон Гераклович ходил по застекленной веранде, одетый в неряшливый халат, и на отставленном в сторону пальце «прогуливал» зеленого попугайчика, чистившего свой клюв об губернаторский ноготь.
Завидев Мышецкого, Влахопулов воскликнул:
О! Да мы же с вами знакомы, голубчик
Сергей Яковлевич видел его впервые и потому ответил:
Извините, Симон Гераклович, но я не имел чести знать вас ранее.
Да что вы мне говорите! обиделся Влахопулов. Я же хорошо помню, что мы встречались.
Мышецкий еще раз оглядел губернатора: над томпаковой лысиной вился легкий пух, нос вздернутый, а взглядвялый, залитый какой-то мутью (вчера, видно, было пито, и как еще питоне приведи, господи!).
Не припомню, Симон Гераклович, повторил Мышецкий.
Ну вот! фыркнул Влахопулов. Нехорошо забывать старых знакомцев
Сергей Яковлевич решил уступитьтолько бы отвязаться.
А-а, сказал он, постойте-ка Вот теперь, кажется, припоминаю. Вы правы: мы с вами где-то встречались!
А помните Матильду Экзарховну? просиял Влахопулов.
Мышецкий возмущенно раскинул руки:
Разве можно забыть эту женщину?
Огонь! поддакнул Симон Гераклович.
Ну, теперь можно было переходить к делу, и Мышецкий сразу же начал ковать железо:
Итак, дорогой Симон Гераклович, я счел своим непременным долгом нанести вам первый визит, чтобы уяснить для себя и сразу же
Не-не-не! заторопился Влахопулов. Никаких дел на сегодня Сейчас мы с вами позавтракаем, у меня есть икорка, вчера мне балычок из Астрахани прислали. А шампанское, знаете, какое? «Мум», батенька. Самое удобное винцо: когда язык лыка не вяжет, промычишь только«м-м-м», и тебе сразу над ухомхлоп пробочкой!
Мышецкого это не устраивало:
Благодарю, Симон Гераклович, но я выдерживаю строгую диету Кстати, каковы были причины, заставившие моего предшественника покончить жизнь самоубийством?
Влахопулов долго таскал что-то пальцами изо ртатончайше-невидимое, надо полагать, волос ему на язык попался.
Слишком истратился покойник, густо причмокнул он. Есть тут одна дама в Уренске по должности своей«подруга вице-губернатора». Так вот, доложу я вам, не чета даже Матильде Экзарховне Ну и, конечно, где огоньтам без дыма не бывает!
Мышецкий никак не мог вклиниться в речь Влахопулова, чтобы вывести разговор на нужные темы.
Но вот сенатор Мясоедовначал он.
Уехал? перебил его Влахопулов.
Да, отбывает.
Симон Гераклович, не снимая попугайчика с пальца, начал креститься.
Ну и слава богу, вздохнул облегченно. Кляузный генералишко А ревизия егони одного приличного человека
Теперь относительно переселенцев, снова начал Сергей Яковлевич. С ними вопрос представляется мне
Я перед ними, резко сказал Влахопулов, все заставы перекрою. Гнать буду по степи нагайками Пусть через губернию под землей, как червяки, проползают! Вот они где у меня, голубчики! И губернатор похлопал себя по затылку, собранному в трехрядку.
Мышецкий призадумался: там, в «Монплезире», об этом человеке с попугаем на пальце очень хорошо отзывался сам император, назвавший его своим старым слугой.
И, вспомнив об этом, Сергей Яковлевич осторожно капнул елеем на томпаковую лысину своего начальника.
Знаете, подольстивил он учтиво, его императорское величество изволил отзываться о вас в наилучших выражениях!
И вдруг услышал в ответ самодовольное:
Еще бы! Мы ведь с его батюшкой покойным за одним столом сиживали. Худо-бедно, а я, Черевин да его величество однажды вот как сели с вечера, ящик поставили и Потом еще в Лугу поехали, медведя из берлоги подняли!
Симон Гераклович замолчал и вдруг выпалил:
Вы, князь, можете заниматься в губернии чем угодноне вмешивайте только меня! Я уже половину своих вещей в Петербург отправил
Что же так? удивился Мышецкий.
Да вот жду Пора уже и на покойв сенат. Еще в прошлом году, думал, получу назначение, ан не вышло: какого-то масона, заместо меня, на сенат подсадили!
Сергей Яковлевич передохнул, словно сбросил мешок:
Я буду очень рад за вас, Симон Гераклович Конечно, в сенате вы сможете быть полезным более!
Скоро, размечтался Влахопулов, скоро оставлю вас здесь. Разбирайтесь уж сами, как знаете. А потому и не спешите с деламиеще как надоест-то, батенька! Снимайте-ка лучше шпагу да пойдемте к столу. Наверное, уже накрыли
Рассыпая обещания и благодарности, Сергей Яковлевич с трудом отбился от завтрака и от любезности сомнительных дам, все еще гулявших в саду с собачонкой.
На прощание Мышецкий сказал губернатору:
Симон Гераклович, я не желал бы служить при том составе чиновников, какой существует ныне в губернии. Как вы отнесетесь к тому, что я широко применю к большинству служащих «третий пункт»?
Влахопулов одобрительно закивал, попугай закивал тоже.
И разгоняйте! сказал губернатор. У меня сердце мягкое, я не мог этого сделать. Умываю руки заранее Они мне, эти запятые проклятые, знаете, сколько крови испортили?..