Заглянь через плетень, моя старуха в огороде?
Зачем?
У меня под печкой бутылка самогонки есть. Я б те вынес похмелиться-то.
Иван поспешно встал, заглянул в огород.
Там, сказал он, в дальнем углу. Сюданоль внимания.
Старик сходил в дом, принес бутылку самогона и немного батуну. И стакан.
Что ж ты сразу не сказал? заторопился Иван. Сидит помалкивает!.. Он налил стакан и одним духом оглушил. Я вот такой больше люблю, чем первач. Этот с вонью, как бензин, долго не будешь раздумывать. Кха!.. Пей. Сразу только.
Старик выпил не торопясь, закусил батуном.
Как бензин, верно?
Самогон как самогон. Какой бензин?
Ну вот! Иван хлопнул себя ладонью в грудь, Теперь можно жить. Спасибо, дед. Хошь моих? Протянул пачку "Памира".
Старик с трудом ухватил негнущимися пальцами сигаретку, помял-помял, посмотрел на нее внимательно, прикурил.
Петька-то пишет?
Пишет. Помру я скоро, Иван.
Иван удивленно посмотрел на старика:
Брось ты!..
Хошь брось, хошь положь на месте будет. Старик говорил спокойно.
Болит, што ль, чего?
Нет. Чую. Тебе столько годов будет, тоже учуешь.
Ивану сделалось хорошо от самогона, не хотелось говорить про смерть.
Брось! сказал он. Поживешь. Гармонь, што ль, принесть?
Неси.
Иван перешел через дорогу, вошел в дом И его долго не было. Потом вышел с гармошкой, но опять хмурый.
Мать, сказал он. Жалко вообще-то
Все жа ехать хошь?
Ну а что делать-то? Иван, видно, только что так говорил с матерью.Не могу же я на этот Да нук черту совсем! Я Северным морским путем прошел Я моторист, слесарь пятого разряда Ну ладно, год не буду ездить, но неужели Да нук черту! Он тронул гармонь, что-то такое попробовал и бросил. Ему стало грустно. Не везет мне тоже, дед. Крепко. Женился на Дальнем Востоке, так? Родилась дочка А она делает фортель и уезжает к мамочке в Ленинград. Ты понял? Он часто рассказывал, как он женился.
Пошто в Ленинград-то?
Она на Дальнем Востоке за техникум отрабатывала. Да мне ее-точерт с ней, мне дочь жалко. Снится.
К ей теперь поедешь?
К жене?! Она второй год замужем Молодая красивая кыса.
А куда?
К корешу одному На шахты. Может, не на все время. Может, на год
На год у вас теперь не получается. Шибко уж легко стали из дому уходить.
Ну а что я тут буду делать-то?!-опять взвился Иван. На этот идти, на Да ну, к черту! Он развернул гармонь, заиграл и стал подпеватькак-то нарочно весело, зло:
Вот живу я с женщиной,
Ум-па-ра-ра-ра!
А вот уходит женщина
Да от меня.
Напугалась, лапушка?
Кончена игра!..
Старик все так же спокойно слушал.
Сам сочиняю, сказал Иван. На ходу прямо. Могу всю ночь петь.
А мы не будем кланяться -
В профиль и анфас;
В золотой оправушке
Баламут ты, Ванька, сказал старик. Ну, пошел ба, поработал год на свинарнике Мать не жалеешь. Она всю жись и так одна прожила.
Иван перестал играть, долго молчал.
Не в этом дело, дед. Мне обидно. Что, думаешь, у них не нашлось бы места, где устроить меня? Что им, один лишний слесарь помешает? Я тебя умоляю!.. Директор на меня тоже зуб имеет. Я его дочку пару раз проводил из клуба, он стал опасаться. А там можно опасаться: полудурок. А я трепаться умею Я б ему сделал подарок. Зря, между прочим, не сделал.
Чтоб в подоле принесла? Подарок-то?
Ага. Скромный такой. К Восьмому марта.
Это вы умеете.
Вообще грустно, дед. Почему так? Ничего неохота как это как свидетель. Я один раз свидетелем был: один другому дал по очкам, у того зрение нарушилось. И вот сижу я на суде и не могу понять: я-то зачем здесь? Самое ж дурацкое дело! Ну, видели все. Измучился, пока суд шел. Иван посмотрел на огоньки в огородах, вздохнул, помолчал. Так и здесь. Сижу и думаю: "А я при чем здесь?" Суд хоть длинный был, но кончился, и я вышел. А здесь куда выйдешь? Не выйдешь.
Отсюда одна дорогана тот свет.
Иван налил в стакан, выпил.
Нет счастья в жизни, сказал он и сплюнул. Тебе налить?
Будет.
Вот тебе хорошо было жить?
Старик долго молчал.
В твои годы я так не думал, негромко заговорил он. Знал работал за троих. Сколько одного хлеба вырастил!.. Собрать ба весь, наверно, с год все село кормить можно было. Некогда было так думать,
А я не знаю, для чего я работаю. Ты понял? Вроде нанялся, работаю. Но спроси: "Для чего?"не знаю. Неужели только нажраться? Ну, нажрался А дальше что? Иван серьезно спрашивал, ждал, что старик скажет.Что дальше-то? Душа все одно вялая какая-то
Заелись, пояснил старик.
И ты не знаешь. У вас никакого размаха не было, поэтому вам хватало Вы дремучие были. Как вы-то жили, я так сумею. Мне чего-то больше надо.
Налей-ка, попросил старик. Выпил, тоже сплюнул. Сороконожки,вдруг зло сказал он. Суетитесь на землетуда-сюда, туда-сюда, а толку никакого. Машин понаделали, а тьфу! Рак-то, он от чего? От бензина вашего, от угару. Скоро детей рожать разучитесь
Не скажи.
И чуют ведь, что неладно живут, а все хорохорятся, "Разма-ах"! А чего гнусишь тогда?
Чего эт тебя заело-то? Что дремучими вас назвал? А какие же вы?
Лодыри вы. Светлые. Вы ведь как нонче: ему, подлецу, за ездку рупь двадцать кладутможно четыре рубля в день заробить, а он две ездки делает и коней выпрягает. А самхоть об лоб поросят бейздоровый. А мне двадцать пять соток за ездку начисляли, и я по пять ездок делал, да на трех, на четырех подводах. Трудодень заробишь, да год ждешь, сколь тебе на его отвалят. А отвалилишиш с маслом. И вы же ноете: не знаю, для чего робить! Тебе полторы тыщи в месяц неохота заробить, а я за такие-то денюжки все лето горбатился.
А мне не надо столько денег, словно подзадоривая старика, сказал Иван. Ты можешь это понять? Мне чего-то другого надо.
Не надо, а полтора рубляпохмелитьсянету. Ходишь как побирушка не надо ему! Мать-то высохла на работе. Черти Лодыри. Солнышко-то ишо вон где, а они уж с пашни едут. Да на машинах, с песнями!.. Эх работники. Только по клубам засвистывать, подарки отцам мастерить
Нет, уж такой жизни теперь не будет, чтоб Вообще ты формально прав, но ведь конь тоже работает
Позорно ему на свинарнике поработать! А мясо не позорно исть?
Не поймешь, дед, вздохнул Иван.
Где нам!
Я тебе говорю: наелся. Что дальше? Я не знаю. Но я знаю, что это меня не устраивает. Я не могу только на один желудок работать.
Эх, на один желудочек,
На-нина-ни-на
пропел он.
Старик усмехнулся:
Обормот. Жена-то пошто ушла? Пил небось?
Я не фраер, дед, я был классный флотский специалист. Ушла-то?.. Не знаю. Именно потому, что я не был фраером.
Кем не был?
Это так Иван поставил гармонь на лавку, закурил, долго молчал. И вдруг не дурашливо, а с какой-то затаенной тревогой, даже болью сказал:А правда ведь не знаю, зачем живу.
Жениться надо.
Удивляюсь. Я же не дурак. Но чем успокоить душу? Чего она у меня просит? Как я этого не пойму!
Женись, маяться перестанешь. Не до этого будет.
Нет, тоже не то. Я должен сгорать от любви. А где тут сгоришь!.. Не понимаю; то ли я один такой дурак, то ли все так, но помалкивают Веришь, нет: ночью думаю-думаюдо того плохо станет, хоть кричи. Ну зачем?!
Тьфу! Старик покачал головой. Совсем испортился народишко.
А день тихо умирал, истлевал в теплой сырости. Темней и темней становилось. Огоньки в огородах заблестели ярче. И все острее пахло дымом. Долго еще будут жечь ботву и переговариваться. И голоса будут звучать отчетливо, а шум и возня в деревне будут стихать, И совсем уже темно станет. Огоньки в огородах станут гаснуть, И где-нибудь, совсем близко, звучный мужской голос скажет:
Ну, пошли, ладно,
Насколько тихо, спокойно и грустно уходит прожитый день, настолько звонко, светло и горласто приходит новый. Петушня орет по селу. Суетятся люди, торопятся. Опаздывают.
Иван поднялся рано. Посидел на кровати, посмотрел в пол. Плохо было на душе, муторно. Стал одеваться.
Мать топила печку; опять пахло дымом, но только это был иной запахдревесный, сухой, утренний. Когда мать выходила на улицу и открывала дверь, с улицы тянуло свежестью, той свежестью, какая исходит от лужиц, подернутых светлым, как стеклышко, ледком; от комков земли, окропленных мелким бисером изморози; от вчерашних кострищ в огородах, зола которых седая, и влажная, и тяжелая; от палого листа, который отсырел с весной, но все равно, когда идешь, громко шуршит под ногами.