И все, конечно же, повторялось на этих прогулках; и деревья (с обведенными снегом ветками), и белые льдины (с неровными, как будто обломанными краями), и черная, совсем черная вода между льдинами, и сугробы, и железнодорожный мост вдалеке: все это, разумеется, вновь и вновь окликало его, обращалось к нему; требовало ответа, призывало к усилию; и откликаясь на этот зов, этот оклик, он вновь и вновь заставлял себя: видеть, смотреть; и по-прежнему, конечно, искал ив чудесной паузе, в чарующем промежуткенаходил в себе ту единственную, неподвижную точку, с которой, и только с которой, он мог увидеть, и действительно видел: мост, льдины, сугробы.
Он находил ее: он снова ее терял; он принуждал себя к усилию: он был не в силах его продлить. Все было так же: все повторялось.
Но ведь вот же, вот я иду здесь; вот я: без всяких сомнений. И вот они, эти сугробы, льдины, деревья ичто же?.. Нет, думал он, мы не выдерживаем их безусловности, мы не в силахответить.
Нет, конечно же, нет, нет и нет, он не выдерживал их безусловности, их, своей несомненности; все быстрей и быстрее шел он: по набережной; и чем дальше он шел, тем тише становилось вокруг (и только далекий, совсем далекий шум города, невидимых и как будто неведомых улиц, доходил до него: откуда-то) но, чем дальше он шел, тем громче, резче, отделяясь от него самого и в то же время заполняя его целиком, звучали в нем его мысли: и даже сама эта мысль о невозможности ответить, увидеть превращалась, может быть, в мысль для кого-то другого, ему, Максу, уже неподвластную.
Это налетает, как ветер, и, как ветер, уносит куда-то и вот мы говорим, говорим, не в силах остановиться уходим, не оборачиваясь.
И главное, это так легко, такой постыдной, такой унизительной легкостью.
Молчаниевот что трудно вы знаете, как это трудно?..
И вот так, обращаясь к кому-ток любому, сколь угодно случайному персонажу своей, если угодно, жизни (все более случайной, все менеежизнью казалась она ему) отсутствуяне глядя вокругшел он: все дальше и дальше, все быстрей и быстрее и отделяясь от него самого, заполняя его целиком, егоуже, в общем: не мысльмысль, во всяком случае, ему, Максу, уже неподвластнаядвигалась как будто в каком-то (так думаю я теперьили так думал он, может быть, вновь, на мгновение, спохватившись), в каком-тоей же самою и создаваемом, быть может, пространстве, по какой-то, к примеру, улице, улице, неважно какой, по которой он шел как бы с кем-то, неважно, совершенно неважно с кем, рассуждая о чем-то, он уже и сам не мог бы сказать о чем, с легкостью, постыдной и унизительной.
Его как бы не былово всяком случае, здесь, на этой набережной, у этой реки; он не видел ни деревьев, ни сугробов, ни льдин; лишь походя, лишь на ходу замечал он их; и в общем, значитне видел; не слышал или почти не слышал их призыва, их оклика; не чувствовал почти не чувствовал ни их безусловности, ни своего бессилия перед ними; все было просто, легко, даже весело; шагая, улыбался он, может быть, какой-товполне отсутствующей улыбкой.
И лишь пройдя набережнуюпочти до конца (она заканчивалась мостом), вдруг, может быть, остановилсяи остановившись, увидел: мост, реку, поезд, переезжающий через мост, деревья, льдины, сугробы.
Был, предположим, какой-нибудь, темный, пасмурный день; большими, мокрыми хлопьями падал, может быть, снег; вдруг, быть может, закончился; внезапное подобие солнца проступило сквозь сумрачную завесу. Совершенно ясно видел он все это: и этот бледный, белесый, почти прозрачный, дрожащий в воздухе шар, и деревья на том берегу, и снег на ветках, снег на перилах, и мост, и опоры моста, отразившиеся на мгновенье в воде, и этот бесконечный, товарный, гудящий и грохочущий поезд, переезжающий через мост, и каждый вагон в отдельности: он мог бы сосчитать их, наверное: совсем маленькими, почти игрушечными казались они отсюда, и длинный, одинокий луч солнца, пробившийся сквозь снежную завесь, осветивший на мгновение реку, льдины, сугробы, мост, опоры моста, последний, крошечный, исчезающий, вот, исчезнувший, в самом деле, вагон.
Где же я был, только что, пять минут, десять минут назад?..
Здесь, на этой набережной, у этой реки, его, во всяком случае, не было.
И теперь, когда он действительно был здесьвот здесь, вот сейчастеперь, когда он виделчто то же? и реку, и льдины, и мост, все это вновь, разумеется, обращалось к нему, окликало его; и он снова, с мучительной ясностью, чувствовал свое бессилие, свою вину перед всем этим; перед самим же собою; почти в отчаянии смотрел он вокруг.
Выдержать все это выстоять: прямо напротив.
Но мы не выдерживаем, уходим наша мысль, отделяясь от нас самих, движется как будто в каком-то, ей же самою и создаваемом, быть может, пространстве.
А есть ведь только этовот здесь, вот сейчасэтот мост, и эта река, и эти льдины с обломанными краями.
Но мы не выдерживаем, думал он, мы не удерживаемсявот сейчас, вот здесьв настоящем наша мысль, ускользая от нас самих, соскальзывает как будто в какое-то, ей же самою и создаваемое, может быть, время какое-то, думал он, будущее.
Будущее? Конечно.
Это простое соображение поразило его; он провел рукой по лицу; сновакак будто впервыепосмотрел и увидел он: мост, реку, льдины.
Ах, конечно, конечно мы перескакиваем через все это через реку и мост мы представляем себесебя завтра, через неделю, неважно и как мы идемкак мы будем идти, вместе с кем-то, неважно с кем по какой-то улице, неважно какой.
А есть ведь только это вот здесь, вот сейчас.
Опять пошел снег, большими, мокрыми хлопьями, и всякое подобие солнца тут же, конечно, исчезло. Но он, Макс, закурив, может быть, сигарету, прикрывая ее рукоюон все стоял и стоял так, в конце набережной, глядя вокруги уже понимая, должно быть, что, как только он пойдет, к примеру, обратно, домой, все начнется сначала, и вновь, и вновь, ускользая от него самого, егоуже, конечно, не мысльсоскользнет, конечно, в какое-тотак думал он, может быть, пустое и легкое будущее, в какое-то, может быть, завтра: оно же, думал он, никогда, разумеется, не наступит.
Нет, думал он, завтра будет тожесегодня, сновасегодня; и все будет так же так же трудно и так же мучительно, каксейчас, здесь, на этой набережной, у этой реки.
Есть ведь только это только это вот здесь, вот сейчас.
И он пошел, в самом деле, обратно, домой; или, может быть, дошел до конца, до моста; и снова остановился; и посмотрел, как будто в последний раз, на реку, на воду и сделал один шаг, другой, третий нет, он не шел ещеон только начинал идти: обратно, домой; и еще совершенно яснооткуда-то, изнутривидел он и этот первый, и этот второй шаг, и третий, ичуть менее ясночетвертый, иеще менеепятый; и вновь спохватившись, вновь обернувшись, снова, в последний раз, увидел мост, опоры его, просветы между опорами, пятна снега на черной земле; и услышал их призыв несмолкающий; и не справился нет, конечно же, не справился с их безусловностью; и был опять, значит, первый шаг, опять второй, опять третий; ускользание; убывание ясности; и как будто перескакивая через реку и льдины, деревья и ветви, ускоряя его шаги, егоуже не мысльсоскользнула, конечно, в какое-то, пустое, легкое будущее; и в каком-то завтра, обращаясь к кому-то, говорил он, что он не хочет, не хочет ни с кем говорить; не может не говорить вот в чем дело; и когда он вновь спохватился, вновь обернулся, уже, за поворотом набережной, излучиною реки, исчез и спрятался мост; уже, пока он отсутствовал, начало, быть может, смеркаться; и уже опять появилось, уже совсем близко подступило к нему его собственное, неописуемое, еще и еще раз, жилище, темной громадой, безмолвной угрозой нависавшее над ним, над рекою.
Так где же, где же я был, только что, пять минут, десять минут назад?..
И теперь он был здесь, без всяких сомнений; и теперь он смотрелпочти в отчаяниина эту темную, заслонявшую небо громаду, не в силах в нее поверить; и ни к чему, разумеется, не призывая его, она словно бросала ему некий вызов самой своейневозможностью; и он не знал по-прежнему, что ему делать.
Жизнь нашла свою тему; жизнь, столкнувшись с самой же собой, отпрянула в изумлении, в испуге, не узнавая себя саму.