Я вот сегодня и на улицу не выходил. Снегопад, извольте видеть. Это вы северяне, вам не привыкать. А я, мало того, что на ногах еле стою, да еще и плохо вижу.
Внучки одновременно повернулись к деду, а младшая даже дернула его за рукав.
Дед, а когда ты, вообще, последний раз выходил из квартиры? Вы как приехали, ты за дверь ещё ни разу нос не высунул.
Татьяна! Постеснялась бы!
Мать сказала тихо, но так, сестры положили руки на колеи и, продолжая улыбаться, замерли взглядами на гостях. Дед подслеповато поискал глазами Виктора и смущенно сказал:
Все бы им подшутить над дедом.
Стол был уставлен блюдами с салатами, в центре тесной группой батарея разнообразных бутылок. Женя помог отцу подняться и подвинул ему стул. Видимо дома старший Панасюк не стеснялся помощи.
Я рюмашку с сынами выпью и уйду.
А хозяйка рассаживала гостей. Подходила к стулу, клала руки на спинку и говорила, кто здесь будет сидеть. Она все говорила тихо.
Горячее я сама подам, мужу, Валентину я отпустила.
Уловив взгляд Наташи, пояснила:
Домработница. Я решила, что мы без неё свободнее себя будем чувствовать. И девочки мне помогут.
Девочки сморщили одинаково носы. Наконец все расселись. Женя предложил помянуть Павла Петровича. Не чокаясь, выпили по рюмке. Старший Панасюк вытащил платок и приложил к глазам. С трудом вылез из-за стола, сын помог ему встать и вывел из комнаты. Через пару минут Женя вернулся.
Плачет. Слезливым стал, как дитя малое. Говорит, что последний он остался из всех, кого помнит. Не поймет, за что ему такая честь.
Сестры похихикали и ушли к себе. Выпили еще по одной. Марго пила наравне с мужчинами, во всяком случае, в начале. Наталья с первой рюмки только пригубливала. После второй рюмки наладился разговор. Расспрашивали друг о друге, постепенно у женщин сложился свой разговор, у мужчин свой. Виктор предложил покурить, и они с Евгением вышли на застекленную лоджию. Здесь стоял маленький столик и два плетеных кресла. Уселись, закурили.
Первый раз оказался в такой роскошной квартире, Виктор с интересом оглядывался, у тебя лоджия, по размерам, как моя спальня. А сколько в этой квартире комнат?
Четыре, Женя пожал плечами, а у тебя, что квартира хуже? Ты же капитан?
Капитан-директор.
Вот. Тебе что, ваше министерство не выделило соответствующую квартиру? Женя не скрывал удивление.
В Мурманске, Женя, я думаю, вообще квартир такого уровня нет. И все капитаны, насколько я знаю, живут в обычных квартирах. У кого-то трехкомнатные, у кого-то и двушки. Все нормально. А я, кстати, не живу в Мурманске. Давно в Ленинград переехал.
Ну, хорошо. А как же ваше областное партийное руководство живет? Мурманск ведь областной центр?
Ну, я у них в квартирах не бывал. Сказать не могу. Но если бы в городе были квартиры такого уровня, мне кажется, я бы знал. Хотя
Виктор подвинул к себе ближе стоящую на маленьком столике пепельницу, стряхнул пепел и, прищурившись, заглянул Жене в лицо.
Скажи, а почему вы в таких исключительных условиях живете? Это ничего, что я такие вопросы задаю?
Ты партийный?
Коммунист. Иначе бы я капитаном не был.
Да-да. Разумеется. Хочешь откровенный разговор? Ты не волнуйся, все между нами останется. Я в душе демократ, широко улыбнулся, ты же знаешь, у нас демократический централизм.
Я, Женя, не волнуюсь. Я тебя боюсь вопросом в неловкое положение поставить. Так что ты на вопрос не отвечаешь? Почему у нас такая разница в возможностях? Я ведь почему так прямо спрашиваю? Мы с тобой договорились, да? Жить по братски. Как отцы наши на войне жили. Я бы у другого этого не спросил. Я не скрываю, что квартира твоя меня поразила.
_ Чем, Витя?
Роскошью. Ты мне поверь, я всякого повидал. Профессия у меня такая. Но вот такого я не ожидал увидеть.
С лица Жени ушла добродушная улыбка, он встал, приоткрыл форточку и выпустил в неё струю дыма. Постоял, глядя в окно, выбросил в форточку сигарету, сел в кресло, и они с Виктором некоторое время, молча, разглядывали друг друга.
Не могу понять, прервал молчание Женя, почему это тебя так задело? Ты ведь незаурядный человек, должность, вон какая, он поднял указательный палец, капитан-директор! Надо полагать, денег куры не клюют. За границей валюту получаешь. Так ведь? Жена инженер. Да?
Технолог. Руководитель отдела в институте.
Вот. Все это должно было, просто автоматически, отбить у тебя даже намек на такую дурную человеческую черту, как зависть.
Стоп, Женя. Вот чего в моем вопросе нет, так это зависти. Я вообще никому не завидую. Вообще! Никому! Я так интересно живу, что в дурном сне не могу себе представить, что можно поменять эту мою жизнь на чей-то достаток. И давай больше не будем касаться личностей. И вопрос мой, уверен, что ты понял. Я ведь имел в виду не нас с тобой.
Понял, и на вопрос твой отвечу. Отвечу, чтобы у нас тобой с первого дня недосказанностей не было. Так вот. Ты говоришь, что по свету походил, посмотрел, как там люди живут, какой у них достаток. Я тоже поездил по заграницам. И в капстранах пришлось побывать и в странах соцлагеря. Посмотрел. И выводы сделал. Свои, собственные. И не всегда, заметь, совпадающие с линией партии. Да-да. Не перебивай. Слушай дальше, раз спросил. Зачем революция делалась? Зачем партия власть в свои руки брала, и продолжает держать? И не собирается никому отдавать. Ради собственного удовольствия? Чтобы народ в нищете держать? Давай, капитан, я тебе полноценную лекцию прочитаю.
Мужчины, вам без нас не скучно? приоткрыла двери лоджии Марго.
Закрой двери, солнце моё, мы здесь накурили. И еще курить будем. Займите сами себя. Покажи Наташе библиотеку.
Марго кивнула и ушла.
Теперь ты меня уже не остановишь. Я просто обязан высказаться. Иначе, я боюсь, что у нас уже не будет повода поговорить. Уж больно ты вопрос ребром поставил.
Виктор дернул плечом, криво улыбнулся и промолчал. Закурил, встал у форточки вполоборота к Жене.
Я бы мог, конечно, сделать вывод, что ты за границей набрался тлетворного духа западного общества потребления. Нет. Я сам, Витя, после поездок туда задумываюсь. И очень меня долго сомнения мучают. А потом все становится на свои места. Да, все становится ясным и понятным. И никто, поверь, меня не переубеждает, никому я со своими сомнениями на фиг не нужен. Скажу тебе больше. Партия сегодня, я имею в виду руководящие её органы, как никогда, засорена разложившимися элементами, по-настоящему отравленными западными «ценностями». Да, братишка, и я являю собой, пожалуй, самое консервативное звено в её рядах. Несмотря на все свои сомнения. Потому, что я знаю куда идти. И нас таких достаточно, чтобы партия не свернула с правильного пути. Пока, достаточно. Есть, конечно, и дремучие консерваторы, закостенелые догматы, но, они скоро сами уйдут.
Женя, я ведь не об этом тебя спросил. Сейчас, конечно, самое время послушать политинформацию
Не сказав того, о чем я говорю, я тебе вразумительно ответить не смогу. Слушай. Или ты может быть, еще по стопочке желаешь? Марго, Женя крикнул в приоткрытую дверь, Марго, организуй нам здесь фуршет.
А что это ты сказал насчет того, что знаешь куда идти? А наше политбюро, там, в Кремле, знает эту дорогу?
Только не иронизируй, Витя. Не надо. Человек такой суровой профессии, руководитель большого коллектива людей, казалось бы, да? Не к лицу тебе это, поверь мне.
Да, понимаешь ли, не верится, что ты мне сейчас что-то новое откроешь. Ты, конечно, диалектический материализм лучше меня знаешь, но я ведь не о том спрашиваю. У меня непонимание текущего момента простое, приземленное.
А если я тебе сейчас признаюсь в использовании служебного положения в корыстных целях, тебе легче станет? Ты в это сразу поверишь?
Нет, не производишь ты, на первый взгляд, потому и спрашиваю.
Тогда слушай и не перебивай.
Дверь на лоджию приоткрылась, и обе женщины протиснулись с подносами.
Витя, ты посмотри, каковы агрессоры. Они четыре рюмки принесли. И что вы этим хотите сказать?
А что хотите, то и думайте, тихо заявила Марго, но в компании секретов нет. Наташа, пойдем за стульями, мужчины сами не догадаются.