Еду, гляжу, губчека бодрствует, дай, думаю, зайду, скрашу одиночество, а тут, брат, такое «одиночество», что скинь мне пару десятков лет, и я бы Постой, да ведь это челноковская комсомолия? Не с того ли свету? Мы ее в поминальник, а онасобственной персоной. Здравствуй, красавица, подал руку смешавшейся Ярославне. Погоди, погоди, сейчас припомню Нахратова, кажется? Слава богу, еще не совсем память сносилась Не помешал, Гордей Артемович?
Наоборот. Только подумал о вас. Такой орешек подкатили челноковцызубы трещат.
Тогда я не помощник. У меня еще на каторге от цинги половина зубов выпрыгнула. Грызи уж свои орехи сам.
Задал Карасулин задачку
Так он не погиб? обрадовался Новодворов. Живуч мужик.
Помните, я докладывал о своем разговоре с Карасулиным во время его импровизированного ареста. Так вот, он наше задание перевыполнил. Да с каким перекосом
И Чижиков скупо пересказал только что услышанное от Ярославны.
М-мд-да-а, протянул Новодворов и протяжно закашлялся, будто в трубу затрубил: бу-бу-бу! В том, что он не иуда, я не сомневаюсь. Знаком с ним и от других наслышан. Но чтобы большевик, секретарь волпартячейки командовал контрреволюционным полкомтакого и в самом диком бреду Д-да-а! Несколько раз прошелся от стены к стене, резко остановился перед Чижиковым. Но ведь губчека приказывала Карасулину действовать сообразно обстановке?
Так-то оно так
Ты давал ему задание войти в доверие врага и при нужде ударить в спину? Давал?
Конечно, но
Ни ты, ни я, ни Карасулинникто не мог всего предвидеть и предугадать. На таких поворотах ой ли какие головы кружатся и летят под откос Пусть подымает полк! И с ходуна Яровск. Освободить город и по бандитским тыламк Тоборску. Для раскаявшихся, колеблющихся красный полк Карасулииа станет знаменем. Он, как магнит, стянет всех трудяг, и те даванут кулачье и белогвардейщину изнутри, помогут нам отжать мятежников от железной дороги, оттереть на север, а там имконец. Ведь эсеровские вожди мятежа рассчитывают на поддержку других губерний, на вмешательство заграницы. Воистинузло застит им разум.
На Карасулине, хочет он того или нет, кровь погибших высказал Чижиков больше всего мучившее его сомнение.
В этом разберется трибунал, жестко проговорил Новодворов. Без разбирательства тут все равно не обойтись А сейчас Карасулину надо помочь. Он угодил меж молотом и наковальней. Так же, как тысячи сбитых с толку крестьян Мы должны любой ценой вырвать трудового крестьянина из кулацкой западни, завоевать его доверие. Это очень нужно партии сейчас, еще нужней будет завтра и совершенно необходимопослезавтра, когда на новой основе будут складываться наши отношения с мужиком. Пока что они у насне ахти. Если и дальше будем так ломить да гнутьможет случиться непоправимое: мужик охладеет к земле, она потеряет над ним власть И снова круто повернул разговор в изначальное руслоТы толкнул Карасулина в это пекло, а сам боишься ручки обжечь? Такие, как он, на полпути не останавливаются. Все делают истово и до конца. Ни полумер, ни полутонов, ни полупоклонов. Ну а риск Без риска, говорят, не проживешь. Помнишь, как это «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю, и»
«в разъяренном океане, средь бурных волн и бурной тьмы»продолжила Ярославна и заплакалаоблегченно и тихо.
Новодворов и Чижиков отошли к окну.
В губкоме пока никаких дискуссий по этому поводу, не то посоветовал, не то подумал вслух Новодворов. Отштампуют решение, и мы связаны по рукам и ногам. Обстоятельное и толковое донесение Дзержинскому. Сегодня же. Сейчас. Вот подуспокоимся чуть и сочиним. С командующим группой войск договорюсь. Мы с ним друзья по каторге. Вот так, пожалуй. А дальше будет видно
Глава пятая
1
С тех пор как в Северской губернии начался антисоветский мятеж и, то где-то затихая, а где-то разгораясь сильней, охватывал все новые уезды, огненным палом переметнулся в глухие таежные деревни Прииртышья и Приобья, слил отдельные очаги в кровавые фронты, где громыхали орудия и не затихали жестокие бои, с тех пор Пикин все острее чувствовал собственную виновность в разыгравшейся трагедии. Всячески противился этому чувству, себе и другим доказывал обратноекак это было и на заседании губкома, а в душе все крепче утверждался в своей неправоте и оттого мрачнел, становясь раздражительным до крайности.
Председатель губчека Чижиков не сомневался: Карпов и исчезнувший Горячевединомышленники, бывший член коллегии губпродкома Горячев раздувает мятеж против Советской власти, от имени которой недавно действовал. Пикин придирчиво и неторопливо перебрал все, что знал о Горячеве, от первой встречи до той минуты, когда проводил его в Челноково, припомнил, как настойчиво рекомендовал Горячев никому не известного Карпова начальником продотряда особого назначения, как упорно отстаивал им же предложенную семенную разверстку, и в конце концов окончательно признался себе, что бывший заведующий хлебным отделомвраг. И не было теперь у губпродкомиссара сильней желания, чем желание отомстить. Любой ценой, во что бы то ни стало жестоко отомстить перевертышу Горячеву, кому совсем недавно так слепо и безоговорочно доверял. И не было жертвы, на какую не пошел бы Пикин, лишь бы скорее погасить черное, смрадное пламя мятежа. Он свирепел, узнавая, что где-то собранный по разверстке хлеб попал в руки бандитов.
Когда же дошла до Пикина весть о том, что уездный Тоборск с трех сторон осажден мятежниками, Губпродкомиссар едва не задохнулся от ярости. Ведь в Тоборске на складах в ожидании навигации лежало пятьдесят тысяч пудов собранного по разверстке зерна. «Немедленно вывезите весь хлеб, собранный по разверстке», телеграфировал Пикин тоборскому уездному продкомиссару и председателю уисполкома. Те ответили: «Ввиду катастрофической близости бандитов, полного отсутствия гужевого транспорта выполнить приказ невозможно». Оставалось одно из двух: раздать хлеб жителям Тоборска либо оставить его мятежникам, которые не сегодня- завтра займут город. Ни того ни другого Пикин принять не мог и решил, ни с кем не согласуя, махнуть в осажденный Тоборск, чтобы любой ценой спасти хлеб.
Мятежники вплотную подошли к тракту СеверскТоборск. Кулацкие банды не раз врывались в села на тракте, и оттуда давно уехали все, кому грозила расправа. Заполучить серьезную вооруженную охрану без ведома губком а Пикин не мог, а открыться губкому не желал, так как был уверен, что ему ни за что не разрешат столь рискованной вылазки. И Губпродкомиссар, прихватив с собой только двух красноармейцев, поскакал в Тоборск.
За день бешеного аллюра одолели почти половину пути и к вечеру оказались в большом зажиточном селе Криводаново. Тут и решили заночевать, дав отдых себе и коням.
Во многих селах Пикин имел хороших знакомых, у которых останавливался передохнуть, пообедать, иногда ночевал. Губпродкомиссар дорожил этими связями и всячески их поддерживал. Встретив в Северске деревенского знакомца, обязательно тащил его домой, кормил обедом, помогал достать сбрую, дегтя или гвоздей, но если тот заводил разговор о тяготах продразверстки, Пикин сразу отбрасывал всякие правила гостеприимства и так ожесточенно защищал разверстку, что гость умолкал и спешил проститься.
Был такой знакомый и в Криводановонебогатый, но крепкий, бездетный середняк Герасим Старостин. К нему и направился Губпродкомиссар.
Село словно вымерлони мальчишек, ни собак. Непривычная тишина и безлюдье насторожили. Пикин пустил коня шагом, зорко вглядывался в окна. Красный флаг над вол- исполкомом немного успокоил, но, прежде чем войти, он послал туда красноармейца. Посыльный тут же воротился, доложил, что в исполкоменикого, кроме сторожа, а все крестьяне ушли на митинг в Патрушево, до которого пять верст.
Что за митинг? Кто проводит? встрепенулся Пикин.
Красноармеец пожал плечами.
Давай к Старостину. Если дома, узнаем, кто митингует в Патрушево. Может, подскочим
Пикин сидел в жаркой горнице, медленно и безвкусно жевал картофельные шаньги, запивал горячим морковным чаем с топленым молоком и пристально вглядывался в Герасиманевысокого, сухопарого, неопределенного возраста, с продолговатым худым лицом, серыми непрестанно мигающими глазами.