Глава четвертая
1
Ну-с, покажите-ка вашу ножку. Да не смущайтесь. Вот святая целомудренность. Можно подумать, за вами сроду не ухаживали.
Зачем вы об этом? смутилась Катерина, пряча глаза и старательно натягивая подол на круглые колени. Не знаете разве, как на солдаток смотрят?
Я б на такую красоту дохнуть ос-те-ре-гался Вы сами не знаете, какая вы прекрасная
Белесые выпуклые глаза Вениамина замутились, тонкие, капризно изогнутые губы слегка подрагивали. Руки плохо слушались: ладони так и прилипали к Катерининой ноге. Эта невысокая, изящная, ладная и легкая женщина с ярким живым лицом притягивала и волновала Вениамина своей первобытной, не захватанной, не отшлифованной «манерами» и оттого не остуженной, не обезличенной красотой. Он с пристальным и жадным любопытством вглядывался в Катерину, вслушивался в ее негромкий, как бы воркующий грудной голос, ловил ускользающий взгляд подвижных, похожих на переспелые смородины глаз и все ждал слова, жеста, взгляда или иного знака пробудившейся в ней страсти.
Поначалу Вениамин почти не сомневался: молодая солдатка растает от первого ласкового слова и не раз мысленно пережил близость с этой женщиной. Но увы десять дней он перебинтовывал ей ноги, нежил, молил, просил, требовал взглядами, а она, как льдышка: настороженно косила черным блестящим глазом, караулила каждое его движение, готовая к отпору. «Надо попроще, погрубее», не раз подзадоривал себя Вениамин по пути к комнатке, где поселила Катерину пани Эмилия, но, глянув в глаза женщины, отказывался от задуманного. И бранил и высмеивал себя: «Оброс сентиментальной слизью, фанагориец, возжелал даму сердца», а трезво поразмыслив, соглашалсяпожалуй, что и возжелал. Надо же в его годы иметь тихую гавань, где уж если не спасаться, то хоть бы отдыхать от житейских бурь, набираясь сил. Впереди все вздыблено, встопорщено, навострено, впередиад, пожарче и пострашней, чем в преисподней, и, чтобы пройти сквозь это пекло, нужны уйма сил, железное здоровье и воловьи нервы. Да и настоящее не баюкает, не гладит по шерстке. В любое мгновение ахнет под ногамии в мелкое крошево. Все перенапряжено, перегрето В этой дикарке и нежности, и огнявулкан. Она умеет и хочет любить, а он истосковался по некупленной, неподневольной любви, по близкому, душой и телом преданному человеку
Вениамин и на сей раз усмирил, подмял взбунтовавшуюся плоть. Смазал каким-то снадобьем молодую красную кожицу, появившуюся на месте лопнувших волдырей. Срезал мертвую кожу. Скомкав бинты, швырнул в помойное ведро. Тщательно вымыл руки.
Послезавтра, полагаю, можно будет обуться. Вздохнул горестно. Подниметесь и уйдетеи конец. И я уже вам не нужен!.. Позвольте закурить?
Курите на здоровье, мягко откликнулась Катерина, и эти пустяковые слова в сознании Вениамина тут же трансформировались как: «Не уходите, побудьте еще со мной».
Спасибо, сказал он прочувствованно.
Щелкнул портсигаром. Сделал длинную затяжку. Выпустил витое колеблющееся колечко дыма. Присел на мягкий пуфик в изголовье кровати.
Дядя просил помочь вам Хотите работать? Я кое-что позондировал. Вы грамотная?
Немного. Писать и читать самоучкой выучилась. Книжки у батюшки брала. Письма бабам писала.
Отлично! Значит, грамотная плюс крас-но-ар-мей-ка. Может, вас устроить в губчека?
Ой! Я? В губчека? в переспелых смородинах глаз плеснулся испуг. Да там как узнают В моем ведь доме продотрядчиков сожгли
Успокойтесь Ткнул дымящийся окурок в кадку с фикусом. Несколько раз пристукнул кулаком по Коленке. Захватил в щепоть правой руки острый подбородок. Есть, конечно, риск. Но не так страшен черт Значит, губчека?
Смеетесь, Вениамин Федорович?
Для вас просто Вениамин, Договорились ведь. Не смеюсь, Катя Разумеется, войти в чека инкогнито вам нельзя, да и незачем
Наконец Катерина уверовала, что все говорится на полном серьезе.
Что вы меня под петлю в голосе зазвенели слезы, Лучше б сгореть мне вместе
Успокойтесь, Катя. Вениамин ласково погладил женщину по руке. Ну? Что вы, ей-богу. Давайте так Вы явитесь в чека и расскажете все, как было. Спрыгнула с чердака. Батюшка подобрал. Бежала, боясь, что поджигатели убьют. Вот только о том, что самогон приносил Кориков, лучше не говорить. Он ведь из священников, а к ним отношение сами знаете. Прилипнутчто да почему? Может пострадать хороший человек. Скажете Мы еще все обговорим, прорепетируем. Получится пре-лестней-ший спек-такль.
Но Катерина наотрез отказалась идти в чека, а когда Вениамин стал настаиватьрасплакалась. Вениамин кинулся ее утешать, гладил по голове, оглаживал плечи и спину, даже поцеловал в голову. Она никак не реагировала. Распалясь по-настоящему, Вениамин обвил ее и жадно поцеловал в шею. Катерина неожиданно резко вывернулась из его рук. Изумленно и сердито глянула на Вениамина, спросила строго:
Вы это зачем? Ладонью вытерла слезы. Думаете, разревелась баба, обмяклалепи с ее кого хошь
Да что вы, Катя, искренне смутился Вениамин, ненароком вышло. Честное слово. Извините, если вам неприятно.
Чего бы неприятно? В голосе злая насмешка. Молодой, образованный, обходительный да еще нача-а-альник
Зря вы, Катя, обиделся Вениамин.
Не маленькая, понимаю, что к чему. Приспела пора расплачиваться.
Глупая вы, злая! Вениамин вскочил и метнулся за дверь.
Два дня не появлялся в ее комнатке. «За что обидела? упрекала себя Катерина. Молодой, без жены. Ну, разгорелось, распалилось сердце Может, и впрямь полюбилась? Холит-то как, только что на руках не носит, толстозадую Эмилию отчитал за то, что простыни у меня несвежие Иногда хочется на грудь ему головой, и пусть обнимает, пускай целует, да жарче, да крепче, чтоб Ой, боже ж мой, совсем, видать, разобиделся. И глаз не кажет. Уходить пора»
На исходе третьего дня Вениамин влетел в комнатку без стука, от порога заговорил:
Радуйтесь, Катя! Теперь вам не надо прятаться, не надо выдумывать. Ваше воскресение узаконено и даже одобрено властью. Читайте! Сунул переполошившейся Катерине пахнущие краской «Губернские известия», ткнул пальцем в обведенную красным карандашом статью. Только вслух.
Катерина присмотрелась к газетному шрифту и сначала неуверенно и с запинкой, потом все бойчее стала вполголоса читать статью «Тайное становится явным».
«В начале декабря всю губернию потрясло известие о зверской расправе кулаков над продотрядовцами в селе Челноково Яровского уезда. Следствие, проведенное чека, не дало пока никаких результатов. И вдруг хозяйка сгоревшего дома красноармейка Катерина Пряхина оказалась жива. Невероятно, но факт. Вот что рассказала она нашему корреспонденту»
Далее шел рассказ о спасении и бегстве Катерины из Челноково. Только о Корикове, принесшем продотрядовцам самогон, ни слова. Статья заканчивалась угрозами кулакам- поджигателям и заявлением следователя губчека Арефьева: «Ухватившись за эту живую ниточку, мы размотаем клубок и жестоко покараем виновников гибели стойких бойцов революции».
Что ж теперь будет? встревожилась Катерина.
Ничего, Побываете у Арефьева, повторите, что здесь написано. Только уж никаких прибавлений и отклонений. Потом наверняка Чижиков захочет повидать вас. Еще раз повторите. И все, И вывольная птица. Можете устраиваться на работу, выходить замуж Засмеялся и сквозь смех договорил:Вы такая напуганная и встопорщенная, будто воробей перед кошкой
Катерина была в замешательстве: и радовалась, что больше не надо ни от кого таиться, и тревожилась из-за предстоящего объяснения в губчека, где придется скрыть правду о Корикове. Что-то недоброе чудилось ей во всем этом. Приправлена была самогоночкаэто точно. Знал ли об этом Кориков? Ну как знал! Какая веревочка вяжет его с Вениамином? А может, нет никакой веревочки, просто уважает Вениамин челноковского председателя и хочет уберечь от подозрений До сих пор жила сама по себе, ни во что не встревала, мыслимо ли так вот, вдруг разобраться во всей этой путанице? Да и надо ли?..
Женским чутьем Катерина угадывала близкую и крутую перемену в своей судьбе, и пугалась, и рвалась к роковой черте, и замирало сердце.