Константин ЛагуновКРАСНЫЕ ПЕТУХИРоман
К 70-летию Великого Октября
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава первая
1
Над Челноково бесновалась красная метель.
Косматое пламя, захлебываясь и урча, с хрустом пожирало пятистенник бежавшего торговца Текутьева.
Рассерженной вороньей стаей кружили тревожные вскрики набата. Взбесившиеся псы надрывали глотки утробным воем. Пронзительно ржала лошадь. Ветер разметывал по селу кровавые искры и пепел.
А люди словно вымерли или ослепли и оглохли все разом.
Надрывно ревел медный великан. У попа Флегонта от холода и напряжения руки занемели. Выпустил нажегшую ладони веревку, метнулся к узкому, похожему на бойницу, оконцу. Огромные выкаченные глаза прикипели к вихрастому факелу горящего дома. Подле него мельтешила одинокая фигура. «Ромка Кузнечик Где же мужики?»
О-го-го-о-о! Э-эй!!
Ветер слизывал с губ крики, рвал их в мелкие клочья. Флегонт так круто развернулся в тесном оконном проеме, что едва не свалился с колокольни. Отбил пятки, скользя по крутым ступеням витой лестницы.
Едва выскочил на паперть, обожгла догадка, оборвала бег.
У-м! стиснув зубы, протяжно и глухо простонал Флегонт и звонко пришлепнул ладонь к высокому бугристому лбу.
В проеме калитки возникла серая фигура. Женщина? Раздетая ио господи! кажется, босиком. Шагнул из тени навстречу, окликнул:
Кого бог несет?
Не то всхлипнув, не то выговорив что-то, женщина повалилась на снег. Флегонт прижал к себе бесчувственное, холодное тело и, как волк с прирезанной овцой, заскакал по сугробам к церковной сторожке.
Уложил женщину на лежанку, схватил попавший на глаза ковши за снегом. Осторожно оттирал обмороженные ступни сначала снегом, потом рукавицей шерстяной. Должна же быть припрятана у этого пьянчужки хоть косушка на опохмелку. Обшарил все закутки. Нашел-таки черную бутылку, заткнутую тряпицей. Вытащил затычку, понюхал. Протянул глиняную кружку очнувшейся женщине, приказал.
Пей, Катерина.
Женщина задыхалась, по щекам катились слезы, а Флегонт все лил и лил ей в рот обжигающую противную жидкость до тех пор, пока Катерина не закашлялась. Ее мутило, она еле сдерживала подкатившую к горлу тошноту.
Держи в себе. Перемоги, строго басил Флегонт и, когда женщина, вспотев от натуги, все-таки справилась с приступом рвоты, прямо из горлышка допил остатки самогона.
Раздул и без того широкие ноздри, шумно и долго втягивал застойный горьковатый воздух холостяцкой берлоги.
Чертей бы ею травить! сердито швырнул на лавку пустую посудину.
Синие навыкате глаза Флегонта будто масленой пленкой подернулись и закосили на ядреные белые ляжки. Сняв с деревянного, вбитого в стену шпиля старенький шабур, накинул на женщину.
Укройся.
Пинком подтолкнул к лежанке табурет, присел.
Рассказывай.
Ой, батюшка Ровно во сне. Досель не очухаюсь. Продотрядчиков у меня поставили. Красноармейка. Да ить ты знаешь Обратно же избахоть на ходке кати. Сам председатель волости Кориков привел. Старший-то в отрядеуездный комиссар хлебный.
Ну-ну
Сколь дён они бились. А ноне ровно надломились мужики. До свету Маркел Зырянов хлеб привез. Опосля другие потянулись. Текутьевский каменный амбар возле лавкидоверху. Перевела дух, кончиком языка облизала потрескавшиеся губы. Прикрыла отяжелевшие веки. В сон шибает Вечером Кориков полмешка пельменей приволок, две четверти самогонки. Песни разные, не наши, пели Опять передохнула, долго не могла проглотить слюну. Ночьюровно мертвяки. Самогонка-то, видать, с приправой. А я чую: под окнами шабаршит. Выскочила в сенцы, слышу только, снег заскрипел и дымом потянуло. Торкнулась в дверьснаружи приперта
Катерина запрокинула голову, закрыла глаза. Задышала глубоко и ровно. Флегонт подождал, нетерпеливо поерзал на табурете, подтолкнул женщину в плечо. Дрогнули слипшиеся ресницы, но не разошлись.
Катерина, Флегонт шлепнул женщину по раскрасневшейся щеке. Катька! Схватил ее, за плечи, встряхнул так, что стукнулась затылком о лежанку.
Мутные глаза бессмысленно воззрились на Флегонта.
Ково тебе?
Как спаслась?
Из сенок лаз на чердак. Там окошечко. Головой в сугроб. Потом ты Век не забуду, чем хоть
А продкомиссар? Продотрядовцы?
В раю, еле вымолвила женщина и снова заснула.
Вот оно что. Как кур во щи. Дерьмо, не продкомиссар.
Если такой волчина, как Маркел Зырянов, сам зерно привез, надо не самогон пить, а винтовки заряжать, прости меня, боже. С кем же Кориков?.. Катьку, ровно кость обглоданную со стола, смахнули. Господи, упокой души убиенных рабов твоих. Прости и помилуй их, ибо не ведали сами, что творили Нет, эти-то ведали. Не вслепую шли. Мертвой хваткой вцепилисьотдай хлеб! И ведь не себе, не для собственного чрева Правда и кривда на одной земле, одной кровью политы. Вразуми мя, боже, не осуди за молитву сию. Вероотступники, богохульники, а руки в мозолях
Пола тулупа откинулась, обнажив белый клин подштанников. Только теперь Флегонт вспомнил, что полураздет. Не дай бог заглянет кто на огонь или сторож Ерошич воротится. Батюшка в подштанниках, рядом пьяная солдатка Катька Пряхина. И бросить ее нельзя. Как отнесутся те, кто поджег, узнав, что Катька жива? Чего ошалелая баба понамелет спьяну? Господи, вразуми
Завернул Катерину в шабур и понес на поповский двор. Миновав высокое резное крыльцо, прошел прямо в огород. Вечером топили баню. Флегонтова баня топилась по-белому, тепло в ней держалось долго. Там на широкой скамье и уложил Катерину. Очутившись на лавке, женщина на миг пришла в себя, пробормотала:
Он все знал И снова закрыла глаза.
«Кто он?» Глянул на бесчувственную женщину, махнул безнадежно рукой, поспешил к двери.
Кое-как успокоил жену, торопливо оделся сообразно сануи снова на улицу, к догорающему костровищу, вокруг которого теперь гомонила толпа. Едва ступил в освещенный пожарищем круг, как ветер швырнул в уши слова, выкрикнутые высоким, надтреснутым голосом Маркела Зырянова:
Растаскивай бревна, кидай снег!
Флегонт сбился с шагу, приостановился. «Он и подпалил».
2
Пожар догорал. И метель стихла, будто затем только и занималась, чтоб пожарче раздуть страшный костер. Все свершилось неправдоподобно быстро. Из серой, метельной замяти вылупился красный петух, раскрылился, распушил хвост, клюнули нет изукрашенного дивной резьбой дома Текутьева-младшего. Нет продотрядчиков во главе с уездным продкомиссаром, наделенным чрезвычайными полномочиями.
Остались смердящие головешки. В нихсгоревшие парни.
Осталась черная похмельная тревогакогтистая, удушливая.
Катилась ночь к рассвету. Вот-вот займется новый день, судный день горького похмелья и тяжкой расплаты.
Отчего не поспешили на помощь Ромке Кузнечику? гневно басил Флегонт. Казалось, сей миг из его выпученных глаз вылетят огненные стрелы, пронзят Маркела Зырянова.
Рядом с попом Маркел выглядел подростком: худой, низенький, плоский. На длинной шее маленькая вертлявая голова. Но черты лицатвердые. Брови над переносьем почти срослись, Взгляд коричневых глазнеломкий, острый. На запавших щеках, словно следы кошачьих лап, глубокие и частые морщины.
Своя рубаха, батюшка, ближе.
И на твою рубаху искра пала?
Вечор продкомиссар исповедовал: не привезешь хлебрасстреляю, на раздумьеночь Может, худа башка, да одна. Сусеки подмел, вывез Когда занялось, мы хлебушко- то назад разобрали. С того и припозднились
Флегонт обеими руками глубже насадил на голову отороченную горностаем круглую шапку, сердито дунул ноздрями.
Как не хотите, чтоб с вами поступали люди, так не поступайте и вы с ними. Иль мыслишь, простят власти сие?
Казнить либо миловать можно виноватого. А здеся развел руками, вздернул плечо. Один бог видел, так он
Не поминай всуе имя господне, сердито оборвал Флегонт. И у стен есть уши, и у ночиглаза. Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано.
Вот теперь Маркел забеспокоился, запереступал, точно на раскаленном поду.