А Вийон не просто изобразил в своих стихах ужас перед смертью, он пошёл дальшеименно потому его баллада так брала за душу. Главным в ней были не боль и не страх, а человеческое тепло, жажда жизни, просьба проявить высшую мудрость, доступную человеку, мудрость милосердия. Не осуждать тех, кто жил дурно, грешил и был за это наказан, не проклинать тех, чьи тела не отдали земле, а оставили разлагаться на виселице в назидание другим до тех пор, пока они не начнут рассыпаться в прах Эта баллада начиналась словом «», «братья»так повешенные обращались к живым. Братьязначит христиане, значит равные, потому что перед смертью и Богом все равны. Вийон писал мастерски, но эту балладу создал не столько Вийон-поэт, сколько Вийон-человек, она просила не судить, не осуждать, а молиться за несчастных.
Человечность была самым удивительным в поэзии Вийона, и цену этой человечности Жан-Мишель по-настоящему понял только сейчас, воочию видя перед собою смерть и позор. Люди, на чьи тела он смотрел, скорее всего, при жизни были последними негодяямиворами, убийцами, насильниками Но всё равно после баллады Вийона их хотелось пожалеть. Жестокость была повсюду в мире: повешенные при жизни были жестоки, жестоки те, кто приговорил их к смерти и казнил, жестока сама смерть, жестока эта виселица: ведь, пока тела висят на ней, души казнённых не могут обрести покоя
Se, pas
,
Par justice;
pas bonrassis.
Вийон был прав: единственной надеждой этих безвестных и безымянных повешенных оставалась милость Бога, а на землемолитвы милосердных людей. Но много ли найдётся таких, кто не позлорадствует, бросив взгляд на виселицу, не пожелает негодяям вечно гореть в аду, не порадуется, что сам он, хвала Небесам, честный человек, не какой-нибудь проходимец, а посочувствует своим несчастным заблудшим братьям и всей душой помолится за них Создателю? «!»
Жан-Мишель ещё раз посмотрел на виселицу и пошёл искать постоялый двор. Он не хотел возвращаться в предместье Сен-Мартен и направился к соседнему предместью . Когда он проходил мимо , ветер донёс до него запах виселицы. Жан-Мишель с трудом сдержал тошноту и поспешил уйти прочь. Где сейчас Вийон, написавший балладу от имени повешенных? Может, он давно разделил их судьбу и его тело тоже стало добычей ворон и ветра? А может, его сгубила нужда или болезни В тот вечер Жан-Мишель совсем не верил, что Вийон ещё жив. На этой холодной, неприветливой земле поэтам не было места.
* * *
Постоялый двор оказался местечком не из приятных, но у Жана-Мишеля не было выбора: уже почти стемнело, и он замёрз. Над входом торчал шест с видавшим виды венком из виноградной лозызнак, что здесь продаётся вино. Понадеявшись, что буйных пьяных не будет, Жан-Мишель отворил дверь и оказался в сумрачном, грязном зале с несвежей соломой на полу. Под потолком стоял густой чад, пахло дымом, вином и жареным мясом. Народ здесь собрался шумный и, судя по шуточкам и клятвам, не особенно отягощённый моралью. Всё ещё дрожа от холода, Жан-Мишель уселся за свободный стол. Подошёл чернобородый хозяин в засаленном переднике и, даже не спрашивая, что угодно новому посетителю, угрюмо сообщил, что на ужин есть только мясо и вино, коли у гостя имеются деньгиденьги вперёд! а ночевать придётся на полу, на соломе. Ежели гость недоволен, то может смело катиться ко всем чертям, он, хозяин, проходимцами сыт по горло и никого силком не держит.
Жан-Мишель молча достал деньги. Хозяин попробовал каждую монету на зуб, что-то пробурчал себе под нос и не спеша удалился. Жан-Мишель с облегчением почувствовал, как тепло возвращается к рукам и ногам, и стал разглядывать других посетителей, размышляя, бывал ли Вийон в этой дыре. Судя по стихам, Вийон много путешествовалзначит, запросто мог однажды заглянуть и сюда. Жану-Мишелю хотелось послушать здешние разговоры: он почти не бывал в таких местах. Но разобрать мало что удалосьвсё перекрывал громкий пьяный смех, выкрики, восклицания, брань
Клянусь зубами святой , девчонка оказалась ничего! Попробуй, только не забудь: её зовут Элеонора! Не перепутай, там работает ещё , вот это подарок, ха-ха-ха! Лучше уж хворь святого Мавра, поверь мне на слово, я тебе добра желаю!
Никто не стеснялся в выражениях, ругань и богохульства так и сыпались со всех сторон, причём люди, которые произносили эти ужасные слова, выглядели вполне благополучно: не разбойники, не бандитыобычные парижане или жители пригородов
Да кого тут стыдиться, а?! вдруг взревел рослый торговец Пьер и ударил кулаком по столу так, что кружки зазвенели. Я не какой-нибудь , я честный человек! Я не обсчитываю своих покупателей больше, чем на треть цены товара! и обвёл присутствующих свирепым взглядом, словно желал самолично убедиться, что никто не сомневается в его кристальной честности.
Жан-Мишель с трудом сдержал улыбку, которая могла не на шутку разозлить этого месье, и посмотрел на своих ближайших соседей.
Прекрасная Жанна, моя невинная роза! восклицал подвыпивший тип, лапая грязнуюбез переднего зуба. Ты лучший цветок в моём саду! Ты моя Изольда, а я твой рыцарь Тристан! добавил он и попытался покрыть поцелуями её пышную грудь, но получил крепкую пощёчину.
Сначала заплати, олух! свирепо сказала Жанна и состроила глазки Жану-Мишелю. Он отрицательно покачал головой, отвернулся и покраснелвпрочем, в дымном сумраке его смущения никто не заметил.
Я бывал на многих ярмарках, но такой, что устроили прошлым летом в Лионе, Парижу не видать! раздался высокий голос, принадлежавший рыхлому человеку неопределённого возраста, в одежде, протёртой до дыр на локтях и коленях. Такая ярмарка Парижу не снилась! Да что такое Париж? Чего все так ломятся туда? Тьфу, пустое место этот твой Париж, вот что я тебе скажу! Народ здесь испорченный, как гнилые яблоки! И сам город такой же Попомни моё слово, ничего хорошего здесь не будет! Ничего! Вот то ли дело у нас
Жан-Мишель так и не узнал, где именно «у нас», отвлёкся на ужин, который принёс ему хозяин. Пережаренное мясо было куда проще отодрать от костей руками, чем зубами. Хлеб оказался чёрствым, а вино сильно напоминало уксус. Жан-Мишель героически сражался с ужином, не стоившим даже трети тех денег, какие взял за него хозяин, и в конце концов победил. Но вымыть руки после еды, как он привык, здесь было негдев зале отсутствовал умывальник, а уж о чаше для ополаскивания пальцев и мечтать было нечего.
Жан-Мишель думал, что сейчас все наедятся и лягут спать, но ошибся: из дальнего конца зала раздались звуки расстроенной лютни. Музыканта немедленно пересадили на середину и подбодрили аплодисментами и выкриками. После сравнительно безобиднойвсего-то несколько бранных словпесенки про двух бойких толстушек прозвучала песня про охотника, который вернулся домой после удачной охоты на оленя и обнаружил, что жена наставила ему огромные рога. А потом песни пошли такие, что Жан-Мишель не знал, куда деться, подобнойон ещё не слышал. Кто-то даже сказал музыканту:
Получше-то ничего не знаешь?
Очень даже знаю! с вызовом ответил тот и объявил:Баллада знаменитого поэта Франсуа Вийона!
Он запел. Жан-Мишель вслушался в текстсудя по всему, это была «», изменённая почти до неузнаваемости. В оригинале Вийона упоминались женщины разных стран и краёв, но самыми острыми на язык неизменно оказывались парижанки. А эта песенка, видимо, принадлежала какому-то парижскому музыканту, завсегдатаю злачных мест, который переделал её избалладыв ней перечислялись женщины из разных частей Франции, и утверждение об острых язычках парижанок не оставалось бездоказательным: малопристойные примеры звучали в каждом припеве. У Вийона никакого припева, разумеется, не было, только рефрен в конце каждой строфы.