Иди, как обычно неуверенно начинает Стивен, не хочешь вместе поработать над докладом по истории для мистера Симмонса?
Каким докладом?
О котором он говорил сегодня утром. Помнишь, он раздал нам список тем? напоминает одноклассник.
Но у меня в памяти провал. Должно быть, это бросается в глаза, потому что Стивен открывает папку, улыбается, достает листок бумаги и передает мне.
Как тебе такая тема: «Колумбгерой или злодей»?
Смотрю на этот листок, будто вижу его впервые.
О. Ладно. Хорошо. Звучит неплохо. Колумб.
Мара достает зеркальце и в миллионный раз принимается изучать свои зубы, проводя языком по их гладкой поверхности.
Боже, неужели у всех всегда зубы такие? рассеянно спрашивает она.
Но не успеваем мы ответить, как на наш стол обрушивается канонада из кукурузных зерен.
Фу, гадость! визжит Мара и вытряхивает из прически маленькие желтые шарики. Те одна за другой падают на пол. Я восстанавливаю траекторию полета, и мой взгляд падает на стол компании десятиклассников) в куртках с эмблемой школьной футбольной команды. Сложившись пополам, они бьются в истерике, глядя, как Мара пальцами вычесывает кукурузу из длинных волос. Ее голос звенит в голове далеким эхом:
Все, больше нет?
Я смотрю на нее, но мне кажется, что это происходит где-то очень далеко и в замедленной съемке. Стивен кладет бутерброд с колбасой на целлофановый пакетик и откашливается, словно собирается что-то предпринять. Но вместо этого лишь смотрит вниз, как будто хочет просверлить этот чертов бутерброд взглядом и в данный момент это единственное, что его волнует.
Батарея, огонь! кричит кто-то.
Я поворачиваю голову и вижу, что один из парнейс идиотской ухмылкой и прыщами на лицеприцеливается. Его катапульта из дешевой, легко гнущейся металлической ложки с бледно-зеленым горошком готова выстрелить в мою сторону. Его указательный палец слегка оттягивает кончик ложки.
И тут меня пронизывает горячая, раскаленная добела ярость; она застилает глаза и охватывает сердце, заставляя его неумолимо биться. Я вскакиваю с места, даже не успев понять, как телу удалось так быстро сорваться без какого-либо сигнала от мозга. Прыщавый прищуривается, щель рта еще больше раздвигается, а приятели начинают его подбадривать. Палец спускает курок. Горошины ударяют мне прямо в грудь и падают на пол с глухим, тихим, плоским стуком, который, клянусь, был слышен поверх остального шума.
Планета вдруг замирает на своей орбите, она останавливается и замолкает на мгновение. Все взгляды прикованы ко мне, стоящей в центре зала с гороховым пятном на рубашке. Время снова ускоряется, и это мгновение остается позади. В столовой возобновляется обычная какофония звуков. Земля снова начинает свое вращение вокруг Солнца. Вздохи, крики и смех присутствующих захлестывают меня волной, мой мозг перегревается. И я бегу. Я просто убегаю.
Я вылетаю из столовой и знаю, что Мара смотрит мне вслед. Воздев руки к отупляющему флюоресцентному свету лампы, она беззвучно произносит: «Что ты делаешь?» Стивен, ошеломленно раскрыв рот, переводит взгляд с меня на Мару, а затем на свой бутерброд с колбасой. Но я не могу остановиться. Не могу обернуться. Не могу вернуться туда. Больше никогда. Без пропуска, без разрешения и единой связной мысли в голове, кроме «надо убираться отсюда», я убираюсь.
В коридоре я перехожу на быстрый шаг. Дышать почти не получается: что-то душит меня изнутри. Ноги на автопилоте несут меня вверх по лестнице. Я ищу местолюбое местогде можно просто побыть в покое. Толкнув двойные двери библиотеки, я словно оказываюсь на воздухе. Здесь яркий свет, здесь жизнь течет в более мирном ритме. Останавливаюсь в дверях, и мое сердцебиение замедляется. Во всем зале лишь несколько учеников. Никто даже не поворачивается в мою сторону.
Дверь позади стойки библиотекаря открывается, и в зал входит мисс Салливан со стопкой книг в руках. У нее такая теплая улыбка.
Здравствуй. Чем могу помочь? спрашивает она и кладет книги на стойку.
«Спрячьте меня», хочется взмолиться мне. Просто позвольте мне укрыться от всего мира. Я больше никогда не хочу выходить наружу. Но разве могу я об этом просить? Я ничего не отвечаю. Я просто не могу.
Заходи, зовет меня она. Запишись. И женщина протягивает мне лист регистрации посетителей.
Я беру ручку, привязанную к папке за веревочку. Неуверенно сжимаю ее дрожащими пальцами, как китайскую палочку для еды, и царапаю кончиком бумагу. В регистрационном листе нужно проставить дату, имя, время и написать, откуда ты пришел. Это нужно делать каждый раз, когда переходишь из класса в столовую, из столовой в класс или в библиотеку.
Мисс Салливан смотрит на неразборчивые каракули, которые должны обозначать мое имя.
Напомни, как тебя зовут? ласково спрашивает она.
Иден, еле слышно отвечаю я.
Хорошо, Иден. Откуда ты сейчас? Эту графу я не заполнила.
Я открываю рот, но сначала не могу произнести ни слова. Мисс Салливан снова мне улыбается.
Из столовой. Но у меня нет пропуска в библиотеку, признаюсь я, чувствуя себя беглой преступницей. Смотрю на нее через стойку, и глаза застилают слезы.
Ничего страшного, Иден, спокойно отвечает та.
Вытираю глаза рукавом.
Знаешь, кажется, у меня было средство от пятен, женщина показывает на зеленые пятна на моей рубашке. Зайдем ко мне в кабинет?
Она открывает дверцу за стойкой и пропускает меня внутрь, закрывая за нами дверь кабинета.
Садись.
Мисс Салливан роется в одном из ящиков стола, вытаскивая ручки, карандаши, маркеры. В кабинете светло и тепло. Стол в углу целиком заставлен комнатными растениями. На стенах развешаны плакаты, посвященные книгам и библиотекарям. С одного из плакатов, самого большого, на котором крупными буквами написано «ЧИТАЙ», на меня смотрит улыбающийся президент с книгой в руках. На другом написано: «Комната без книгкак тело без души. Цицерон».
Ага. Вот и он! Женщина протягивает мне пятновыводитель-карандаш. Всегда держу его под рукой. Я очень неуклюжая, вечно что-нибудь на себя проливаю. Она с улыбкой смотрит, как я покрываю мягким кончиком карандаша пятна на рубашке.
Не отправляйте меня обратно на обед, пожалуйста, умоляю я. Я в полном отчаянии и слишком устала, чтобы притворяться, что это не так. Может, во время обеда я могла бы вам помогать? Как считаете?
Иден, мне бы очень хотелось согласиться, нахмурившись, отвечает мисс Салливан. Но, к сожалению, в обеденное время у нас и так уже много помощников. Хотя ты прекрасно бы нам подошла, я правда так считаю. А ты не хочешь помогать в другое время? Например, вместо самостоятельных занятий?
А точно нет мест в обед? Я правда совсем-совсем не могу больше ходить в столовую. Я чувствую, что у меня снова наворачиваются слезы.
Можно спросить почему?
Это это личное.
Правда в том, что это унизительно. Слишком унизительно: ты приходишь в столовую и вынуждена прятаться, но несмотря на это в тебя швыряют едой, и ты ничего не можешь поделать, а твои друзья слишком боятся вступиться и за тебя, и за себя. И ты тоже не можешь себя защитить, потому что на тебя только что напали в собственном доме, в собственной постелив единственном месте, где ты должна чувствовать себя в безопасности. Вот почему это личное. И вот почему я не могу правдиво ответить на вопрос «почему», особенно этой женщине, которая так ласково на меня смотрит и ждет, что я отвечу, а она сможет как-то помочь. Она не сможет помочь, поэтому я кашляю и повторяю:
Это личное.
Понимаю. Мисс Салливан грустно улыбается и опускает голову, разглядывая свои ногти. Интересно, она правда понимает или просто говорит то, что принято говорить в таких ситуациях?
Я уже хочу встать и уйти, но тут выражение ее лица меняется. Как будто она решила взять меня в помощники, несмотря ни на что. Как будто она хочет сжалиться надо мной.
Знаешь, у меня есть идея, и, может быть, тебе это будет интересно, говорит женщина.
Я придвигаюсь ближе, балансируя на самом краешке стула.
Я хочу создать что-то вроде книжного клуба. Собираться будем в обеденный перерыв. Любой, кто хочет почитать что-то помимо школьной программы, сможет присоединиться. Своего рода дискуссионный клуб для друзей, понимаешь? Ты хотела бы принять участие?