По-видимому, для этого нужен более сильный и не физический, а духовный импульс, которого я, наверное, лишен, потому что к врагам своимк прохиндеям различного ранга и звания, к клопам, живущим кровью общества, я все-таки испытываю ненависть. Ну в лучшем случае равнодушие. И то только после бани или хорошей тренировки, завершившейся контрастным душем
На сей раз пар был что надо: ядреный и легкий! И угара никакого уже не было.
И выскочил я в предбанник минут через десять
Там уже прибавилось три человека.
Двое были работники биостанции. Один из нихЭдгар Иосифович, доктор наукимел странную фамилиюСтоп. Второй был кандидат наук, микробиологСлава Миронов, похожий и на пирата, и на древнего грека одновременно, с черной шотландской бородкой и такими же черными вьющимися волосами, которого мне всегда хотелось назвать макробиологом, потому что разбирался он в биологии отменно. Наверное, именно поэтому в деревне у него одного (хотя пытались многие) жили и «работали» пчелы.
Он был сух и вынослив.
Третьим был штатный охотник Егорыч.
Дед уже разделся и стоял теперь с тазиком в руках и запаренным в нем крапивным веником. На ягодицах у него были такие же глубокие провалы из сморщенной кожи, как и на ключицах.
Ты уж, Егорушка, попарь меня как следват, обратился он к Егорычу. А то к непогоде поясница ноет. У старухи-то моей тоже к непогоде кости стонут.
Я знал, что «бабу Феклу» опрятную старушку старикагода два уже как похоронили
Попарю, попарю, деда, отвечал Егорыч. Медленно, как очень уставший человек, раздеваясь.
Видно было, что он вернулся из тайги, издалека
Бегал по чернотропу с собачками, сказал он, обернувшись к нам. Проверял новую псинку. Вроде ничё, смышленая
Как пар? бодро крикнул Эдгар Иосифович, подскакивая к двери в баню и открывая ее перед дедом, который только сейчас доковылял до нее.
Нормальный, сказал я.
Виктор в это время пил квас.
Надолго к нам, спросил его Егорыч, когда он кончил пить.
Да, нет. На праздники только
Че так? Зазимовал бы здесь. Мы б тебя оженили. Вон, дочь Аги невеста уже. Золотая была бы жена! Никогда б не перечила Только мычала б как телушка Дай-ка и мне кваску. Сопрел весь, пока дошел до деревни.
Виктор передал ему бидон с квасом.
Он взял его и, пошевеливая пальцами очень белых ног, освобожденных от кирзачей и портянок, стал медленно и с наслаждением пить прямо из бидона.
Ну как, купаться нынче в Байкале будем? опять задорно спросил меня Эдгар Иосифович.
Я неопределенно пожал плечами.
Стоп был, наверное, одного возраста со Славой Мироновым, но «много преуспел в науке, потому что не распылялся, а сосредоточился на одном», а именно на клетке водоросли Хара. Все, что было за пределами клетки этой водоросли, его мало интересовало. Да он, пожалуй, и не знал, что там за ней. Впрочем, как и большинство узких специалистов. Но зато все, что было внутри клетки, он знал досконально. Клеточник был первостатейный. Он, как и Слава, был сух и подвижен, но уже лысоват, и к тому же один глаз из двух у него был стеклянный.
Было странно, разговаривая с ним, видеть вперившийся в тебя неподвижный взор.
Со Славой они почему-то не ладили.
Далеко ходил, спросил Слава Егорыча, который, кончив пить, все еще блаженствовал, пошевеливая пальцами ног, пятками упирающихся в мягкие байковые портянки, лежащие на сапогах.
Да, нет. До третьей гривы. За Сеннушку.
Эдгар Иосифович стал доставать из своей сумки всевозможные пузырьки.
Ну что, с травкой поддадим? спросил он, ни к кому не обращаясь.
А что у вас? поинтересовался я.
Эвкалипт, нашатырно-анисовые капли, мята
Погоди, Осич, вмешался Егорыч. Дай чистого пара сначала хватнуть. Потом уж со своими капельками поддавай.
Да это же от всех болезней, Егорыч! Ингаляция знаешь какая!
Не знаю Я пойду по-быстрому попарюсь. А ты лучше ребятам пока про глаз расскажи
Я раз десять потом слышал эту «глазную» историю от разных людей и отличную в некоторых деталях, но так до сих пор и не понял, байка это или быль.
Слава с Егорычем ушли париться. А мы с Виктором и местные парни приготовились слушать.
Тело приятно холодило. Как будто кожа была мягкой корочкой только что вынутого из печи пирога, обдуваемого легким ветерком. И как-то погуживало изнутри. Словно там имелось огромное космическое пространство типа колокола.
Стоп рассмеялся и, надернув на голое тело махровый халат, который только он один приносил в баню (кроме этого на нем были: войлочная шапка, белые брезентовые верхонки и розовые резиновые тапочки), начал рассказывать.
Дело было прошлым летом
Проходил у меня преддипломную практику один студент. Непутевый такой парень! Сокурсники почему-то прозвали его Барбос. Между тем очень неглупый был Барбос. Но пил; нещадно и без меры. До отключения. Если предоставлялась хоть малейшая возможность.
Ну вот однажды он ко мне и притащился, часов в двенадцать ночи, домой
Да нет, даже больше двенадцати было, так как свет уже отключили, и я еще подумал: как это он по темной деревне дотопал до меня из нашей лабораторной избы, нигде не свалившись, ибо держался на ногах весьма неустойчиво. И слова выговаривал очень медленно, долго обдумывая каждое перед тем, как его произнести, а может быть, с трудом собирая его из отдельных букв, рассыпанных в голове.
Выглядело это уморно.
Стоит передо мною молодой человек. В белой рубашке, идеально сшитом темно-синем пиджаке, джинсах и в белом халате поверх всего этого. Халат, несомненно, говорит о том, что он явился ко мне из лабораторииа не с пирушки какой-нибудь, где мы проводили как раз суточные опыты, делая через каждые четыре часа необходимые замеры. И по очереди: сутки я, сутки он проводили в оной.
Ну, значит, стоит он, слегка покачиваясь на пороге веранды. Смотрит на меня прозрачным взором, в котором пляшет пламя керосиновой лампы, которую я держу в руках. Войти отказывается, мотая своей лохматой головой и повторяя с бездушием механизма примерно следующее.
Эд-рр Осич, нужен спирт для опыта. Спирт выговаривает четково всем остальном заклин. Грамм двести
Я стою перед ним в трусах, майке и говорю ему:
Проходи, Юра.
А он мне:
Срочно нужен спирт для продолжения опыта. Молекулы гибнут. Им тяжело, словом, несет какую-то околесицу.
Я ему опять: «Ты проходи». А он мне снова: «Срочно нужен спирт». Хотя спирт в опыте почти нигде не применяется.
В общем, я понял всю безнадежность нашей дальнейшей беседы. Да и холодно стоять в трусах у открытой двери, тем более выскочив из нагретой постели.
Тогда я говорю ему:
Заходи, Юра. Сейчас я тебе отмерю положенного. Он вошел. И сел так сми-ии-рненько на диван (руки на коленях), стоящий у старинного круглого стола.
Я вынес ему из дома разведенного спирта, грамм пятьдесят, и огурец.
Он выпил. Огурец с трудом, но запихал все же в нагрудный карман пиджака, как авторучку. Посидел буквально несколько секунд в неподвижности. (Руки на коленях по-прежнему.) А потом тихо так стал сползать набок, пока не достиг головой черного дерматинового валика дивана. Ноги, тоже тихо, как в замедленной киносъемке, к животу подтянул. (Тапочки с ног на пол свалились. Оказывается, он в тапочках пришел!) Руки сложил лодочкой, всунув между коленей, и затих.
«Ну, думаю, ладно, пусть проспится. Опыт я сам до конца доведу».
Завел будильник на полчетвертого. А глаз, как обычно, на веранде на столе в стакане с водой оставил.
К четырем и к восьми часам, как положено, ходил в лабораторию, чтобы сделать необходимые замеры.
Юрасик в это время безмятежно спал.
Я тоже после восьми отключился.
До следующего замера почти четыре часа. Думаю, посплю часа два, а потом позавтракаю и пообедаю одновременно. Да растолкаю «гостя», если он еще будет спать.
В десять часов будильник так проти-ии-вно зазвенел. (Я заметил, что будильник всегда звонит противно, когда еще хочется спать.) Я едва продрал глаза. Вернее, глаз, и со злобой на своего дипломника, устроившего мне незапланированный недосып, вышел из сумерек дома с занавешенными окнами на залитую солнцем и душную уже веранду.