Сейчас, души погибших незримо кружат над усыпальным ложем, над пришедшими проводить их в последний путь родичами. По поверьям весеннее небохранилище теплых солнечных лучей и живой воды, которые дают земле плодородие, одевают её в роскошные зеленые одежды, питают плодородные пашни, дают жизнь. Там в небесном мире, возле небесного водоема есть царство Перунововырий. Сегодня вознеслась к нему кукушка-гадалка, принесла ключи от ирия и пробужденный Перун отопрет свое царство для душ павших мужей.
Лала в молчании обошла кострище, поджигая его с четырех сторон. Рыжее пламя быстро обхватило сухие поленья, затрещала хвоя, тела павших скрылись в белом ароматном дыму, а еще через мгновение, рыжий зверь ревя взметнулся к синему, опаленному Ярилой небу, скрыл под собой усыпальное ложе.
Уходят мужи! Закричал, потрясая посохом Любомудр.
Уходят вои, тихо прошептала Лала и люди повторили её шепот.
Поселяне не уходили, пока кострище не развалилось, пламя не опало, превращаясь в рдяные угли и не перемешались зола с прахом
Над поселком опустился тихий знойный вечер. В центре городища выложили гору из полениц и хвороста. На ней будет запечен Перумов бык, когда от костра останутся лишь жаркие рубиновые угли.
Один из волхвов, смотритель Перумова кострища, вынул из огня головешку и подошел к подготовленному кострищу. Он поднял голову к небу, щуря глаза, всмотрелся в разгорающиеся звезды. Проявились контуры Лося, вслед за ними Власожельцы и яркие Колы. Как только звезды этого созвездия засияли ярче, он сунул головешку в заготовленный хворост. Внутри сухих веток жадно заплясал малиновый огонек, быстро разросшийся в багровое пламя. Внутри кострища кто-то жадно загудел и заворчал. Огонь, словно чудо-дивный зверь, перескочил с сухого валежника на березовые бревна.
Зничь пришел!
Зничь пришел!!! хором ответили люди.
Взметнувшееся в высь алое пламя, словно услышало их призыв, осветило веселые улыбающиеся лица, праздничные, белые одежды поселян.
Зничь! Этим именем древние русы называли не просто огонь физический, а имели под ним огонь духовный, жизненный, который живет в человеке, звере, растении и делает их одухотворенными, а значит и божественными. Живой и внутренний огонь.
Зничь пришел! стояло над городищем.
Ряженные в волчьи шкуры, словно волкодлаки, волхвы потрясая посохами, обошли благославляя огонь.
В толпе, окружавшей костер, заиграли волынки, гудки и дудки. Росыстар и млад, хватая друг друга за руки, пустились в хоровод, вокруг костра, вслед за жрецами.
Принесли глиняные кувшины с бузой.
Бус отделился от хоровода, отошел в тень гонтины и прислонился к одному из столбов. Улыбаясь, смотрел на костровые гулянияпрыжки через огонь. Внезапно нахмурился, вспоминая, как совсем недавнодве зимцерлы назад, взял в свою ладонь, полностью в ней скрывая, тонкую и нежную девичью длань и как прыгал через кострище с криком:
Поймай нас, Агни!
Бус почувствовал рядом чье-то осторожное присутствие. Запахло свежестью родниковой воды и ароматом сон-травы. Не оборачиваясь, догадался, кто это может быть.
Почему не играешь с Агни? Лала легко облокотилась на его плечо.
Давно отыграл свое и отпрыгал, как и ты, пробурчал Бус.
Дай руку, Лала протянула ладонь.
Зачем?
Ты не имеешь права отказывать старшей колдованке, жрица ласково улыбнулась.
Я не отказываюсь, Бус улыбнулся в ответ. Он благодарно и крепко сжал ладонь Лалы.
Пойдем? Смелее, Лала рассмеялась.
Они вышли из-под гонтины, крепко сжав руки, побежали к огню. Оторвались от земли, как две белые птицыдлинные льняные рубахи захлопали на ветру.
Поймай нас, Агни! понесся к звездному небу двухгласый крик.
Приземлились с другой стороны жаркого кострища, на миг опаленные и вознагражденные жарким поцелуем Агни. Не расцепляя рук, смеясь, отбежали в сторону.
Бус вгляделся в лицо колдованки. Её глаза зазывно блестели, в них отражалось яркое огненное пламя, влажные уста приоткрылись, показывая ряд ровных, белых, как лесные орешки зубов. Он наклонился к Лале и с ужасом отпрянул, испуганно тряся головой.
Ух, выдохнул боевой вождь.
Испугался? Насмешливо спросила жрица, алый язычок облизал зовущие, сахарные уста.
Я? Бус хрипло рассмеялся. Нахмурился:
Нет.
Ты помнишь
Я ничего не забываю.
Разве моя вина, что, умирая, старый жрец Родомир оповестил племя о том, как к нему явился Перун и приказал избрать меня старшей жрицей?
Только ты одна умеешь предвидеть грядущее, чуть слышно простонал Бус. Я ничего не забыл, повторил он громче. Но ты была завещана мне, отдали ему, Бус кивнул в сторону гонтины, где в густой фиолетовой тени прятался идол. На старом, дереве, гуляли алые отсветы углей вечного кострища. Теперь ты его невеста.
Невеста? Лала рассмеялась, Ты боишься его? спросила она, показывая на Метателя Молний.
Никогда не задумывался о таком сопернике, хмыкнул Бус.
Значит не боишься? Глаза колдованки лукаво блестели, звали.
Не боюсь, Бус упрямо мотнул оселедцем, попробовал отогнать искушение. Ты что, испытываешь меня?
Испытываю, какой из тебя получился боевой рикс.
Хочешь, чтоб меня и тебя, колдованцы удушили?
Ты боишься? Лала улыбалась, облизывая искушающие губы.
Вместо ответа, Бус притянул старшую жрицу и крепко поцеловал в соблазнительные, сладкие уста. Тихо прошептал, склонившись к девичьему уху, вдыхая цветочный запах завитков, чувствуя, как Лала прижимается к груди:
Ты моя и только моя невеста. Да простит мои слова Перун, он покосился на деревянного идола. Рубиновые угли выхватили из тени безликие глаза бога, устремленные на большой костер в центре городища. Перуна увлекали другие игрына площади ставили специальные козлы с бычьей тушей приготовленной для жаркого.
Он простит, прошептала Лала. Он и не такое прощает. Она сжала руку Буса и потянула за собой
Обнаженные, держась за руки, Бус и Лала спустились по пологому речному берегу к темным водам, в которых, среди закрытых бутонов кувшинок, отражались на водной ряби, молодой месяц и звезды. Тихо шумели ветлы и камыши, надежно скрывая пару от посторонних нескромных взоров.
Смотри, чтоб русалии, взявшись за твой поводок, в омут не утянули, хихикнула Лала.
Они тебя побоятся, усмехнулся Бус.
Не ходи поутру к готам, неожиданно сказала жрица.
Как же я могу не пойти, глупая, ведь я боевой рикс.
Плохое мнится. Несчастье чувствую. Нет им веры, Лала покачала головой. Длинные русые волосы почти полностью скрывали тонкий девичий стан.
Мы одержали над готами славную победу, разве это несчастье? Тебе и в прошлый раз, перед ристалищем, плохое мнилось.
Ты еще не одержал победу. Мир не заключен.
Одержал. Утром заключим нерушимый мир. Не думай о плохом. Бус крепко прижал к груди волхованку. Зашептал в расплетенную русую волну:
Зови хорошее. Мы победили готов. Они слово замирения дали. Винитар и росомон Тармближние люди Кощея. Сами в наш лагерь явились, на мечах клялись, дружбу предлагали. Кто клятву, данную на железе, может порушить? Клялись именами богов: Одина и Хорса. В дубовой роще, наши волхвы обряд замирения повторят и мы закрепим слова договором и кровью жертвенных животных.
Я
Бус прикрыл волхованке рот ладонью.
Думай о сегодняшней ночи, которую нам подарила Мокошь. О ночи, которая больше никогда не повторится. Думай о себе и обо мне.
Я думаю, прошептала Лала. В её глазах, освещенные серебряным месяцем, дрожали слезы. Не убоимся стрелы летящей в день (от судьбы не уйдешь). Поцелуй меня, она медленно отступала в темную теплую воду
VI
На рассвете, семьдесят старейшин и уважаемых людей племени росов, во главе с боевым архонтом Бусом, безоружные, в белых обрядовых одеждах, покинули городище. Некоторые держали в руках кусочки хлебного мякиша, мяса, стрелуподношение Перумову дубу. Десять старейшин возглавлявших процессию, держали в руках по белому петухужертвенный дар роще и богу.