Стараются быть бедными?.. Намеренно?.. Но почему?
Тогда им некого бояться. Ни латгала, ни литовца, ни рыцаря.
Выходит, мудрецы бедны из трусости?.. Чтоб не надо было бояться грабителя? Но ведь труса делают рабом?
Мудрецу не страшно это. Он знает, что и раб может быть богат. Мудростью.
Это верно,согласился Велло.Мудрецы могут быть беспредельно богаты мудростью... Настолько, что ее хватит и детям и внукам?
Мудрецы учат своих детей не расточать богатство родителей.
Хранить его только для себя? Прятать куда-либо под пень или под камень?
Можно и поделиться, но только с теми, кто достоин.
Велло понимал, что разговор превращается в словесную игру, от которой ему всегда делалось не по себе, но тем не менее он продолжал:
А достоин кто? Лишь мудрецы? Но им оно не нужно.
Мудрость никогда не обременит мудреца,ухмыльнулся Лейко.
Если у меня есть лишние семена, я дам тем, у кого их не хватает. Это моя обязанностьпомогать нуждающемуся. А есть ли обязанности у мудреца?
Есть, Очень большие обязанности.
Перед кем?
Перед самим собой.
Но не перед другими?
Не будет мудрым и не сохранит мудрость тот, кто не живет для себя. Любой стал бы мудрецом, живи он для себя, один, подальше от толпы. Копи он лишь для себя.
Ну, а придет врагзащищать себя тоже будешь в одиночку?поинтересовался старейшина.
Из-за меня враг не придет. У меня нет такого имущества, на которое он позарился бы,важно ответил Лейко, нахмурив брови.
Но у других есть имущество, и поэтому враг придет.
Пусть приходит! Кто велит им копить имущество.
Но ведь ты-то живешь благодаря их имуществу!воскликнул Велло.Тебе не должно быть безразлично, цело оно или его разграбил враг. А кроме того, и тебя может поразить случайная стрела.
Мудрецы не боятся смерти.
Не боятся?
Кто может сказать, что в загробном мире хуже, чем здесь, земле?многозначительно спросил Лейко.
Хуже, лучше ли, но и птице, и зверю, и человеку дорога жизнь... Однако оставим пустой спор. Я хочу спросить тебя, потому что ты сын мудреца: против меня строят злые козни, очень злыечто мне делать?
Лейко сделал умное лицо и ответил несколько таинственно, но, как всегда, бойко:
Ничего! Ровно ничего!
Ничего?
Потому что тот, кто строит злые козни, не станет мудрее. Не станет, даже если осуществит их!
А если бы стал?
Вот это было бы опасно. Очень опасно, когда враг становится мудрее. Ох, нехорошо это.
А если эти злые козни будут стоить мне жизни?
Враг не станет от этого мудрее! Нисколько!
Знаешь, Лейко, сын мудреца,вставая и с веселым смехом хлопая его по плечу, молвил Велло,с тобой разговариватьума поднабраться, конечно, можно, но, пожалуй, это будет опасно для тебя, так ведь? В Мягисте окажется два мудреца. Опасно еще и потому, что вдруг я, старейшина Мягисте, начну, подобно тебе, держать мудрые речи. Да сохранят меня от этого боги и духи! Лучше пусть каждый из нас идет своей дорогой!
XVI
Отть не работал в поле. Взяв в подмогу нескольких слуг, он плотно, один к одному, укладывал камни в фундамент нового дома, заполняя щели смесью глины и гравия. На берегу Вяйны ему довелось видеть, как строят мастера, прибывшие с юга или запада, бывало, он и сам строил, и теперь хотел показать Велло и всему Мягисте, каким должно быть жилище старейшины. Он был скуп на слова, когда дело касалось его работы, и никому не открывал своих планов. "Увидите!"говорил он тем, кто спрашивал. Даже сам Велло не имел точного представления о своем будущем жилье.
Пусть приходят торговцы из Риги и пялят глаза. Пусть поглядят, что и здесь умеют строить!хвастался он иной раз перед старейшиной.
Отть пообещал даже сделать точно такие сиденья, какие видел у рыцарей или у духовных лиц, а посреди комнаты поставить стол. Не такой, как у старейшины сейчасна полу камни и сверху огромные доски. Нет. В Риге так не живут, не станут впредь жить и здесь.
Велло доверял своему сведущему слуге и лишь по вечерам, возвращаясь с поля, заходил взглянуть, как подвигается постройка.
Прошлым летом он велел срубить молодой смешанный лес на заброшенных подсеках, а также побольше старого леса на южных склонах холмов и косогоров. Поваленные деревья и беспорядочно раскиданный кустарник образовали непроходимую чащу. Лишь псы иной раз забегали туда по следу лесного зверя; они пролезали меж сучьев, перепрыгивали через стволы и оказывались порой в таких дебрях, что, не зная как выбраться, начинали беспомощно скулить. Но беда поджидала здесь не только собак: иному волку, ищущему тут убежища, приходилось расплачиваться за это жизньюпсы окружали его, загоняли все глубже под лежащие друг на друге стволы и ветви и в конце концов настигали в такой чащобе, откуда было уже не выбраться. Видя себя окруженным, злой лесной хищник прыгал навстречу псам, грыз и кусал тех, кто подбирался поближе, но, не выдержав натиска, сам погибал от клыков сбежавшейся на шум огромной собачьей своры.
Как только началась весна, Велло стал время от времени ходить на подсеку, принадлежащую всей деревне, трогал руками ветки и пожелтевшие листья, смотрел, сухи ли они. Он ждал теплых дней, жаркого солнца и сухих ветров. Ни солнце, ни ветер, ни тучи не были его врагами; не были они и друзьями, готовыми выполнить каждое его желание. Они вели свою игру, как делали это каждой весной; и эту игру надо было умно использовать для пожоги, пахоты и сева.
После того как выдалось несколько погожих дней и все приметыкваканье лягушек поздним вечером, полет ласточек на большой высоте и многое другоепредсказали солнечную погоду, старейшина отдал распоряжение всем семи селениям жечь срубленный в прошлом году кустарник и лес. Чтобы огонь не расползся дальше, вокруг уже заранее вырыли канавы.
День этот был подобен празднику: не только дети, но даже старики пришли посмотреть, как пламя то тут, то там с шумом охватывало сухие листья, как треща загоралась хвоя, как дым, поднявшийся было на высоту человеческого роста, под порывами ветра начинал боязливо стлаться по земле, спешил к лесу и там вздымался кверху, до самых вершин деревьев. Вскоре леса были окутаны дымом, над деревьямиплыли облака, оседая на северо-западе, языки пламени, пробиваясь сквозь ветви, все глубже проникали в чащу и со все возрастающей жадностью поглощали листья, хвою и вонзались, подобно огненным пикам, в огромные смолистые стволы. Чем выше поднималось пламя, тем радостнее шумел народ. Мужчины и женщины жердями, палками и крючками помогали огню в его разрушительной работе, перекатывали сырые стволы в те места, где пламя бушевало сильнее всего, поправляли сучья, ярко горевшие вокруг толстых стволов.
Сперва Велло руководил людьми своего селения, затем объехал верхом те селения, куда можно было пробраться по просохшим дорогам. На пожогу к Ассо он нарочно заехал лишь под вечер. Огонь здесь уже проделал немалую работу: черные угли и серая зола толстым слоем покрывали большой участок земли; даже пни здесь обуглились. Люди то и дело подкатывали к огню толстые бревна.
Подойдя поближе, старейшина заметил среди работающих человека в праздничной одежде, у пояса его висел меч, разукрашенный бронзой. То был Рахи. В нескольких шагах от него работала Лемби.
Велло разозлился больше на себя, чем на Рахи. Надо же было ему, старейшине Мягисте, явиться сюда! Но возвращаться было поздноего увидели и приветствовали. Навстречу ему шел Ассо. Лицо у него было потное, испачканное сажей, руки черные от угля, но он, как всегда, приветливо улыбался полуоткрытым ртом.
Лемби тоже прервала работу, отбросила жердь, которую держала в руках, и повернулась к старейшине. От дыма ее лицо потемнело. Красный узорчатый платок покрывал ее голову, измазанная сажей рубаха с короткими рукавами была туго подпоясана.
Пришел взглянуть, как идут дела,промолвил Велло, скрывая досаду.
Да ничего как будто, вот только ветер, кажется, меняется,спокойно и деловито ответила Лемби, и в ее взгляде, обращенном на гостя, были радушие и даже радость.Весь дым относит на наш двор.
Подошел Рахи и вмешался в разговор.