От шумного застолья Илья пуще битвы устал. Сидит молчаливый, маятный. Сослался на дальнюю дорогу и раньше всех отправился на опочив.
На следующий день такое же пированье - утреннюю зорьку от вечерней не отличишь. Едят, пьют, разговоры разговаривают. Все были перебрали - до небылей добрались. А от небылей до похвальбы совсем недалеко.
Расстроился Илья:
Ну и жизнь! Пью да ем, а дела не вем. Поел богатырь, да и на бок, от того и стал гладок
Крутился возле Владимира Красное Солнышко один князёк подколенный из южных ковыльных степей. В глаза говорил одно, а за спиной другое. В его мыслях извивчивых сам бы нечистый заблудился.
Подкатился князёк к Илье:
- Радуюсь за тебя, славный богатырь! Зелена вина не пьёшь, малым кусом себя питаешь. Верно говорят: дашь брюху волю - попадёшь в неволю
Илья по простоте душевной поддержал:
- Крестьянское горло - суконное бёдро, к простой еде привычно. Был бы хлеб-батюшка да водица-матушка. По мне куда лучше пить кислый квасок в радости, чем сладкий мёд в кручине.
- Верно! Верно! - закивал князек.
Потом подсел к разнаряженным боярам и другую песенку затянул:
- И что этот мужик княжескими яствами гнушается! Ему тут и курочка ряжена, и требуха перепарена, кобылка гусятинки да стегно поросятинки, а он нос в сторону воротит. Родом не именит, а в красном углу сидит. Похоже, он ваше боярское племя ни во что не ставит.
Наклонился лукавец к молодому Алёше Поповичу:
- Алёшенька-свет, что грустишь-печалуешься? Или тебя заезжий богатырь чем-то обидел? Этот мужик лапотный себя выше Святогора ставит
Чувствует Илья: в жаркий день знобким ветерком повеяло. По-прежнему улыбаются ему, приветные слова говорят, а коварный ветерок будто из-под ближней полы пробивается. Поёжился богатырь и говорит Добрыне Никитичу - недавнему брату крестовому:
- Когда же, братец Добрынюшка, будем в чистом поле вражью силу пытать? Скоро у нас за пазухой лень гнездо совьёт. До обеда проспали, встали да обедать стали: наелись, помолились да спать повалились. Что проспано, то прожито.
Отвечает Добрыня:
- Мы с Алёшей на дело не набиваемся и от дела не отбиваемся. Делаем, как Владимир-князь скажет. Подвиги не сокол - в небо не улетят.
- Эх, Добрыня-Добрынюшка! - вздохнул Илья. - Не ударишь в дудку, не налетит и перепел
Не заметил Илья за разговором, как хитрый князёк подколенный подмигнул стольнику. И сразу же появилась перед богатырём чаша с квасом. Квасок ядрёный: в нос шибает, пенной шапкой края закрывает. Не почуял Илья подвоха, налёг на своё любимое питьё. В теле истома, на устах зевота.
Потомился богатырь, помаялся и, никому не сказав, отправился в свою спаленку на покой. Хотел было раздеться, да не успел. Упал, как подрубленный, на пуховую постель, ничего не помнит.
Склонились над ним недобрые люди. Кто-то говорит:
- Побудь праведником, Илья! Больше спишь - меньше грешишь.
Другой лиходей рассмеялся:
- А с потюремщиком, пожалуй, и праведник Печерский не сравнится!
Положили спящего богатыря на носилки и отнесли в земляную тюрьму. Была в этой темнице железная дверь на шести засовах. Ни окошек нет, ни щелей, только одна труба дымовая. Бросили Илью на охапку гнилой соломы и даже чёрствой корочки не оставили.
Хотели злодеи Бурушку зауздать и в лес отвести серым волкам на съеденье, но не дался богатырский конь чужим рукам. Всхрапнул - взбрыкнул и одним махом через высокий забор перескочил - только его и видели
К обеду гости званые вновь перед князем Владимиром предстали. Вскинул Владимир Красное Солнышко соболиные брови:
- Что-то не вижу муромского богатыря!..
А князёк подколенный заранее слух распустил: мол, не глянулось Илье в граде Киеве - потому и съехал, никому не сказавшись, с княжеского двора.
Закручинился Владимир Красное Солнышко, а князёк подколенный вьюном вьётся, успокаивает:
- О гордеце и жалеть нечего! Послушаешь Илью: только он дело пытает, а другие, бездельники, от дела лытают. А я так скажу: муравей не по себе ношу таскает, да никто ему спасибо не скажет, а пчёлка по капельке носит да Богу и людям угождает.
Добрыня говорит:
- Святая ноша не тяготит, а трудовой пчеле и трутни радуются!
Подколенный князёк сразу язык прикусил.
Молодой Алёша Попович не слишком опечалился:
- Илья - не иголка в сене. Когда-нибудь объявиться, найдётся
Богатырь Чурила тоже своё словцо ввернул:
- Коль убрался восвояси - скатертью дорога. И без него богатырями княжеский двор не обедняет.
Сказал Чурила и норовит промеж Добрыни и Алёши Поповича сесть. Добрыня рассердился и отодвинул Чурилу плечом:
- Не спеши, Чурила, на чужое место. Не ты Соловья-разбойника полонил, не ты с басурманами под Черниговым ратился. Посиди покамест у меня сбоку, а почётную серединку я для своего брата крестового поберегу.
3
В то время за южными степями, за тремя морями, за высоким бугром справлял трапезу некрещёный царь Казарин. Многие об этом царе слыхивали, да мало кто видывал. Пил-потягивал Казарин красное вино из черепа великого князя-воителя Святослава. Взял Казарин Святослава, сына Игорева, не честной силой, а лукавством и обманом.
Казалось бы, превеликое множество чужих городов с пригородами, сёл с присёлками злой Казарин пожёг-попалил, головнёй покатил, а всё же нет ему желанного довольства и покоя: восстают из сизого пепла русские города и веси, рождаются на свет новые богатыри.
Но беспокоят Казарина не только ратные шеломы, но и золотые уборы других, белокаменных, богатырей - вовсю строятся церкви-защитники на Святой Руси. Воюют златошлемые богатыри не острым мечом, а православным крестом. Хотел бы Казарин не только соседские хоромы, но и весь русский дух в дым извести, да силёнок не хватает: до высокой православной души кривой саблей не дотянешься.
Сидит на левом плече у Казарина чёрный ворон, а на правом кот Баюн.
- Остерегись, царь! В стольном граде Киеве у князя Владимира три великих богатыря собрались. Не успеешь и глазом моргнуть, как порушат они твоё гнездо, отомстят за убиенного Святослава.
А кот Баюн мягкой лапой царское плечо охаживает, успокаивает:
- Не волнуйся, надёжа-царь! Эти три воителя пока что за столом богатырствуют. Они семь раз поели, а за столом словно ни сидели. Пока они в Дикое поле соберутся, мы сотню русских городов изведём
Слушает своих советчиков царь Казарин, клонит голову то в одну, то в другую сторону.
Не унимается чёрный ворон:
- Добрыня-богатырь силён, а Илья Муромец куда посильнее. Он нашу городовую стену копьём вышибет, а тебя, как Соловья Рахмановича, в полон возьмёт. Привяжет к хвосту своего Бурушки и помчится вскачь! Ох, размыкает он твоё белое тело по яругам и оврагам!
У Казарина от страха дрожь-озноб. А кот Баюн по-прежнему убаюкивает:
- Нет Ивана без изъяна. Кто прост, а кто тщеславен При желании к каждому можно ключик подобрать.
Пока весы-разновесы на плечах у Казарина покачивались, проснулся Илья в своей земляной тюрьме. От сонного зелья голова болит. От низкого коварства душа страдает. Ещё хорошо, что руки оставили без замков, а шею без рогатки дубовой.
Встал Илья, наддал плечом кованую дверь: эх, крепка! Но пуще двери сама земля держит.
- Ничего, - говорит себе Илья. - И рад бы перейти, да броду не найти. С Божьей помощью как-нибудь выберусь!
Чувствует: в сапогах какой-то сор. Сел на битую солому, стал козловые сапоги стягивать. Но прежде чем сор высыпать, решил рукой пощупать. Что за чудеса? Неужели ржаные зёрна по нечаянности с собой привёз? Недавно ходил - никакой неудобицы не было, а теперь карачаровские зёрнышки сами на волю попросились.
Взял Илья девять зёрнышек и у дальней стены прикопал. На следующий день проверил и пальцам своим не поверил: ржица - то проросла! На второй день всходы заколосились, а на третий хлебную твердь обрели. Растёр Илья в ладонях колосья, полову дыханьем отвеял и стал свои зёрнышки покусывать-пожёвывать. До чего же вкусен родной хлебушек в земляной тюрьме!..
Однажды слышит Илья над собою негромкое ржанье и удары копыт. Это верный Бурушка землю роет, старается своего хозяина вызволить из неволи. Пыль из-под копыт поднимается выше леса стоячего.
Шла в ту пору мимо заброшенной тюрьмы младшая дочь князя Владимира - Забава. Увидела она, как богатырский конь земляную насыпь изводит, и со всех ног бросилась к отцу в терем.