- Батюшка-свет! Кажется, лихие люди Илью-богатыря в тюрьму замуровали!
Позвал Владимир Красное Солнышко верных дружинников, и вскоре Илья на свободу вышел. Жмурится от яркого света, с ясных очушек невольные слёзы вытирает.
- Как же ты в темницу угодил? - спрашивает князь, - Назови лиходеев!
А Илье и сказать нечего.
Князь Владимир не успокоился, стал своих бояр расспрашивать. Самые большие, знатные, за середних прячутся, середние за малых, а малые на боярчат - недоростков кивают, с которых взятки гладки.
В гневе и прямой покажется горбатым, а невинный - виноватым. Отхлестал князь Владимир с уха на ухо крайнего боярина и на том успокоился. А лукавый князёк подколенный, как всегда, остался в тени.
Смотрит Илья: нет возле князя Владимира ни Добрынюшки, ни молодого Алёши Поповича. Оказывается, пока Илья в глухом подземелье томился, богатыри рассорились с киевским князем и съехали со двора. Да и съехали-то недружно: один в левую сторону повернул, а другой направо подался.
Узнал Илья, что некрещёный царь Казарин послал на Русь сильномогучего богатыря - Калину. Только вчера один вещий старик прикладывал ухо к земле и за сотни вёрст услышал великий плач и конский топ: мчится-спешит к Киеву богатырь Калина, ни старых, ни малых не щадит на своём пути.
Недоел Илья свой кус, раньше всех поднялся из-за хлебосольного княжеского стола. Помолился на образ Спасителя, попил водицы родниковой, муромской, насыпал родной землицы в ладанку и пошёл на конюшню своего Бурушку седлать.
Он на потничек ладил войлочек, а на войлочек клал седелице, не простое, а казацкое. Он подтягивал все двенадцать подпруг, не для красы-басы, а для крепости.
Поскакал Илья во чисто поле и догнал по дороге Алёшу Поповича. Сидел добрый молодец на высоком кургане и обеденную трапезу справлял: пил-попивал медовый хмель их плоской скляницы да печатными пряниками закусывал.
Поздоровались. Илья говорит:
- Ох, в недоброе время ты с князем рассорился! Злой Калина на Киев идёт.
Алёша отвечает:
- Пусть другие князя Владимира обороняют. А я в Ростов воеводою еду. В Ростове казна побогаче, а князь пощедрей!
- Эх, Алёша-Алёша! - вздохнул Илья. - Жернова говорили: в Ростове лучше, а ступа твердила: что тут, что там. И князь Владимир тебе не гож, и с Добрыней оказалось не по пути
Алёша щёки надул:
- Не хочу быть при Добрыне младшим братом!
Покачал Илья головой:
- Обиделся палец меньшой на большой, да позабыл: рука-то одна!
Тронул Илья наборную узду и поскакал навстречу степному ворогу.
То не тёмные тучи затучились, то не сильные громы нагрянули - едет воевать Святую Русь хазарский богатырь Калина. Впереди Калины чёрный ворон летит - путь на Киев указывает. Голова у Калины, как ржаная копна, глаза - по плошке, на каждом плече можно сотню хищных кречетов разместить. Конь у Калины, как гора, изо рта огонь пышет, из ушей дым валит.
Подъехал Калина к Илье Муромцу, грудь колесом выгнул:
- Ты и есть богатырь запечный? Да я тебя на одну ладонь посажу, а другой прихлопну!
Илья говорит:
- Не воюй языком, а скачи прямиком!
Заскакали богатыри на три прыска лошадиных, схватились за сабли острые. Сабли поломали, за кованые палицы принялись. Выбил Илья из руки Калины десятипудовую дубину. Чувствует злодей: смерть в лицо дышит. Кричит:
- Убивай! Не медли! Хазарскому витязю легче умереть, чем в бесчестье жить!
Илья отвечает:
- Русский богатырь с безоружным не воюет. Берись за копьё и бейся дальше!
Взялись за копья. Было у Ильи не простое копьё - освященное. Пронзил Илья Калине правую руку, а вторым ударом вышиб из седла. Однако Калина волшебством владел: превратился мигом в серую утицу, и на юг полетел. Раненая птица торопливо летит, а стрела быстрей молнии. Схватил Илья тугой лук и пустил оперённую стрелу вдогонь. Упала сражённая утка в ковыль-траву и стала мёртвым богатырем.
Подъехал Илья к Калине и говорит:
- Вот и кончилось твое богатырство! Подвернулись ножки на кривой дорожке!
4
Ах, не лечь красным вёснам кряду, не бывать молодцу дважды молоду. До времени старость за дальние холмы пряталась, по буеракам стелилась, а потом и открылась умудрённым глазом. Скоро, незваная, нежданная, к Илье на именины пожалует, сядет под старинными иконами в красном углу, и никакими застольными разговорами её не умилишь, никакими яствами не употчуешь. Твёрдый калачик гостье не по зубам, варёное мясцо в прощелинах застревает, пировальное разновкусье на душу не ложится: так сладко, что приторно, так горько, что полынно, так кисло, что губы сводит, так солоно, что обопьёшься
Много богатырей чужеземных и тёмных ратей побил-повоевал славный Илья Муромец. Пало от его рук Идолище поганое, срубил он голову и Жидовину - единоутробному братцу Калины.
Он князю Владимиру обиды прощал, сильномогучих русских богатырей мирил, и ни один год старый казак вместе с Добрыней и Алёшей Поповичем степную заборонушку держали - так стояли, что чёрный ворон под белыми облаками не пролетит, хитрая лисица промеж скифских курганов не проголзнёт.
Возвращается как-то Илья с богатырского дозора в Киев-град, а неотвязная думушка за его верным конём поспешает. Нет у этой думушки ни кнута ремённого, ни плётки-семихвостки, однако она и без хлыста душу тревожит:
- Пора на покой, Илья! Сколько ни воевать, а старости не миновать. Молодому - покров шерстяной, а седатому - дерновое одеяльце
Слышит Илья: за зелёным дубнячком чья-то сошка поскрипывает, рабочая кобылка пофыркивает. И вспомнилось ему, как много лет назад обихаживал он отцовское поле в селе Карачарове, пенья-коренья выкорчёвывал. Припомнилась ему и горячая новина из зажиночного хлеба, которую матушка на Ильин день выпекала, а после кропила ключевой водой.
Как водилось, первый ломоть - батюшке Ивану Тимофеевичу, а второй - Илье.
Затуманились глаза у богатыря, не заметил, как дубравушку обогнул. Вытер слёзы широким рукавом, видит: за скрипучей сошкой безусый юнец идет. Шёлковые кудри у пахателя по плечам бегут, полотняная рубаха на спине от пота потемнела.
- Здравствуй, добрый молодец, в поле трудничек! - говорит Илья.
Оторвался пахарь от своей сошки кленовой, поклонился святорусскому богатырю в пояс.
- Передохни немного! - говорит Илья. - А я за тебя землю поворошу, свою крестьянскую душу потешу.
Брал Илья сошку правой рукой, из лемешков землю вытряхивал, слабы гужики подтягивал, а потом стал класть ровные борозды одну за другой.
Бурушка-Косматушка в сторонке сочную травку пощипывает, ратное оружие на бугорке лежит, а сошенька - деревянная ноженька по хлебному полю поспешает.
Добил Илья пахоту, на твёрдую целинку ступил, а молодой Ивашка на богатырский меч глядит - глаз не может отвести.
- Глянулся тебе мой меч? - улыбнулся Илья.
Вздохнул Иванушка:
- Не бывать реке вровень с бережком, не сравняться и мне с тобой силою
Илья говорит:
- Не тужи, Иван! Земля-матушка превеликую силу даёт, а Господь на ум-разум наставляет. Бери-ка мой меч, не задумывайся! Придёт время, и ты нагонишь лиходеям жару!
Принял смущённый Ивашка заветный меч, а старый казак дальше поскакал. Приезжает в Киев, а ему князь Владимир с боярами навстречу. Принимают богатыря с почётом и ласкою.
Говорит Владимир Красное Солнышко:
- Ой ты гой еси, Илья Муромец! Много было сильномогучих богатырей на Святой Руси, но таких, как ты, ещё белый свет не видывал! Добрая молва впереди тебя за сотни верст бежит. Тебе славу медные трубы трубят, о твоих подвигах звончатые гусли рассказывают. Твоим именем русские матери детей нарекают
Илья послушал-послушал и говорит:
- Сладок мёд, да мимо тёк. На усы попал, по сивой бороде размазался. Когда-то я, по младости лет, себя самым сильным считал, а теперь вижу: не каждая вражина легка для зажина. Махнёшь серпом, да зубки обломаешь!
Бояре отмахнулись:
- Прибедняешься, богатырь!
- Не может быть такого!
Илья отвечает:
- Есть на свете дракон стоглавый! Его палицей не возьмёшь, острым копьём не доконаешь. Пока одну смердящую голову снимешь, десятки новых отрастут.
Засмеялся Владимир Красное Солнышко:
- Не закроешь солнце рукавицей, не смутить и нас небылицей!
А богатырь бывалый молвит:
- Неужто вам змеиные головушки не знаемы? Ложь, гордыня, вероломство, бесстыдство, чревоугодие