Полчаса спустя все спали. Протяжно посапывала Кундри. Храпел Ездра. Роза Шарона дышала тяжело и частонаверное, ей снился нехороший сон. Тогда Иона осторожно подполз поближе к Чиполлино, который лежал без сна, не сводя глаз с луны, повисшей над ними и по-прежнему затянутой маревом. Потянул сумасшедшего за рукав.
Чип, эй, Чип Скажи, Чип, кто нарисовал луну?
Нарисовал, безумным эхом, не поворачиваясь, равнодушно отозвался Чиполлино. Самсон.
А кто это? Ты можешь сказать, кто этоСамсон?
Самсон. Доктор это. Плохой доктор. Он умер. Так она сказала.
Кто?
Она, Чип приподнялся на локте, поискал глазами среди спящих и указал пальцем на психолога. Потом неуверенно перевёл палец на Кундри. И опять на психолога.
Она сказала, произнёс Чип плаксивым голосом, растревоженный собственным бессилием. Она врёт. Она сама. Сама.
Чтосама, Чип?
Сама она. Врёт. Самсон.
Сказав так, Чип отвернулся и засопел тяжело, сдерживая слёзы, но не сдержалгорько заплакал, кусая пальцы и всхлипывая, и почему-то пукая
Наступившее затем утро было непередаваемо серым. Самый воздух, казалось, утратил прозрачность и приобрёл собственный цветэто был серый цвет лежалого трупа, или свинца, или пепла. Со сна и на голодный желудок всех потряхивало. Чип стучал зубами, прыгал и хлопал себя по бокам, но не переставал жизнерадостно улыбаться. Откуда-то наползал запах гаридалёкий, почти не ощутимый, но от этого не менее тревожный смрад то ли кокса, то ли жжёной резины.
Это Промзона воняет, сказала Кундри.
А как она может вонять, если она мёртвая? спросил Иона.
Мёртвая, кивнула Кундри, потому и воняет.
В другое время Иона, может, и усмехнулся бы шутке, ноне сейчас. По слухам, промзона действительно была мёртвой, если, конечно, не считать живых-мёртвых собак, ползучего провода, поющих кранов, свистящих труб, слепых голубей и прочих радостей параноика. Она была мёртвой в том смысле, что все цеха её давно остановились, печи остыли, дверные петли заржавели, люди, если они там когда-нибудь были, покинули территорию. Поэтому запах гари не должен был и не мог доноситься из промзоны. Если только там не поселились какие-нибудь бомжи. Но что бомжам делать в этом царстве ржавого металла, ползучих проводов, живых-мёртвых собак и так далее?
Теперь по команде Кундри выстроились иначе: она впереди, за ней Иона, потом Чип, следом психолог, замыкал Ездра. Иона не знал, чем вызвано такое перестроение. Он попытался вспомнить, как шли поначалу и как потом. Не получилось. После сна минувшие события затянулись дымкой, будто случились они не вчера, а несколько лет назад. Сейчас он с трудом мог бы вспомнить кабинет Самого, эпическую битву с персоналом, бывших своих со-палатников, оставшихся лежать в грязи там, в пустоте и мраке (если верить этой странной розе Шарона), которые когда-то были санаторием.
Вот смотри, думал он (думал бессмысленно и неотвязно, будто жевал жвачку), в созвездии Кассиопеи, ты знаешь, пять звёзд. Так? Ну, допустим. Кто такая Кассиопея, я не знаю. Москва-Кассиопея помню. И всё. Ещё есть Лебедь, и в нём тоже, кажется, пять. Или нет? Неважно. Лебедь-то тут при чём? К нему ещё Рак полагается и Щука. Рак есть, а щукинет. В каком ещё созвездии пять звёзд? Не знаю. Ладно, возьмём Кассиопею, как самое очевидное. Она похожа на букву «М». Или на «W». Как посмотреть. Ну, и к чему это ты?.. Это я к тому, что нас тоже пятеро. И она знала, что нас должно быть пятеро, потому что у неё пять ампул. Заранее знала Группа «Кассиопея» так нас назвали бы, если бы когда-нибудь написали про нас книгу. Как про разведчиков Нет, как про подопытных кроликов. А теперь скажи-ка мне, скажи, в каком порядке располагаются звёзды в Кассиопее и как их зовут?.. Кто бы их знал К чертям эту дрянь А кто у нас начинается на «М» или на «W»?.. К чертям
Вчера Чип говорил что-то про доктора про Самсона Ну и что, к чёрту и Чипа. Убогий он Всё к чёрту. Жрать охота. И того гляди, изжога навалится, давить станет Эй, Сам, переставай думать в моей башке всякую дрянь, лучше дай пожрать И от изжоги чего-нибудь.
Пока Кундри отходила за ближайшую кочку, чтобы там присесть, а Ездра пытался втолковать Чипу, за кем и как ему надо будет идти, Иона обратился к психологу:
А какой у вас позывной?
Что, простите? не поняла та.
Ну, мы ведь с вами до сих пор не знакомы. Вы-то нас, вроде, знаете
А-а, прозвище? улыбнулась она. Таилиэта.
Таилиэта?.. Звучно. Инопланетно. Почти как Аэлита.
Она пожала плечами.
А я думалКассиопея, продолжал Иона, заглядывая ей в глаза.
Ну, заглянул ты в эти чёрные провалы, ведущие в никуда, в бездну бездн. И что? И ничего ты там не увидел. И в лице её ни один мускул не дрогнул.
Кассиопея? улыбнулась она. ПочемуКассиопея?
Иона не успел ответить, потому что вернулась Кундри.
Построились и пошли! скомандовала она, подтолкнув Иону в плечо, к его месту в строю, и неприязненно глянув на психолога.
Не шли и десяти минут, как снова посыпал снег. Небо заволокло непроглядной хмарью, и висела она так низко над головами, что казалось, кто-то набросил сверху старую, стиранную-перестиранную простыню, с разводами, оставленными иссохшим вонючим стариком, который страдал недержанием мочи, а потом на этой казённой простыне дома престарелых и помер. И даже дышать стало тяжело, будто до неба и в самом деле можно дотянуться в прыжке, и кислорода между тобою и простынёй не осталось совсем. Да ещё эта вонь, которая с каждым шагом вперёд становилась явственней и тошнотворней. И только та же, покрытая снежной крупой, ломкая жухлая трава под ногами, и ни одного деревца вокруг, ни взгорка, ни овраганичего, кроме бесконечной серой пустоши. Кажется, что Санаторий стоял среди безлюдных земель, где-то на необитаемом острове в центре необитаемой планеты. Может, прав Ездра? Может, упала однажды с неба звезда Полынь, и только он, Иона, прохлопал этот момент? Ну или как раз в ту минуту он потерял сознание, или эта самая звезда стёрла у него память. Впрочем, Кундри тоже ничего об этом не помнит. Может, психологиня права, и они?.. Нет, бред!
По ходу движения из туманного марева впереди, по всей ширине горизонта медленно выползали ломаные серые очертания зданий, труб, ограждений, вышек Там начиналась промзона. Но до неё ещё топать и топать. И никто не скажет тебе наверняка, стоит ли это делать.
Примерно через час вышли к реке, пересекавшей путь от горизонта до горизонта.
Эта рекаречушка, метров пяти ширинойнесла свою воду совершенно бесшумно, не было слышно ни всплеска, ни журчания, ни хлюпанья. Жидкость была чёрная, тяжёлая и маслянистая на вид, больше напоминающая сточные воды. Смрад, который поднимался от неё с едва заметными нитями пара, подтверждал это предположение. Вот эта, наверное, вонь и преследовала их с самого утра, не давая дышать. Берегов у речушки почти не было, словно она однажды заполнила собою овраг, а не пробивала себе русло год за годом и столетие за столетием.
Речка! изрёк Чиполлино с таким довольством собой, словно демонстрировал всем остальным мощь своего интеллекта. И, задумчиво посмотрев на чёрную воду, добавил: Стикс.
Из чьих угодно уст готов был бы Иона услышать подобное, но не от дурачка Чиполлино, который не умел внятно выразить ни одной мысли, даже если она и возникала когда-нибудь в его бестолковой головушке. Куда уж тут таким ассоциациям! Но с другой-то стороны, не всегда же, наверное, Чиполлино был дурачком Да и был ли когда-нибудь?!
Иона, поражённый этой мыслью, получше присмотрелся к Чипу, к его толстым слюнявым губам, глазам без всякого признака мысли, расплывчатому лицу
Да нет, дурак, несомненно.
Устами младенца, крякнул Ездра.
Надеюсь, она не глубокая, сказала Кундри. Шест бы какой-нибудьглубину промерять.
Ты хочешь переходить её вброд? спросил Иона.
А у тебя есть другие предложения? сухо отозвалась Кундри.
Если это Стикс, то где-то должен быть, это, и Харон, усмехнулся Ездра. Поорать, можа, покликать?
Не надо орать, Кундри передёрнула плечами, будто от холода.
«А ведь не такая уж она непробиваемая, какой хочет казаться, подумал Иона. Её, кажется, тоже гнетёт вся эта серость».