Ватрен отмалчивался. Горячность молодого коллеги была ему симпатична, но ни с одним из его суждений о Фро-матеме он согласиться не мог. По правде говоря, он никоим образом не собирался ни встревать в их спор, ни даже вникать в его смысл. И коммунисты, и социалисты были в его i лазах изысканными существами, принадлежащими к великолепной сладкозвучной симфонии, в которую они сливались вместе со слонами, стрекозами и несметным множест-
'Папаша Убюпопулярнейший во Франции главный герой никли сатирических пьес Альфреда Жарри (18731907).
вом других чудес вроде реки, лугов и блемонских руин. Рассеянно слушая Журдана, Ватрен любовался развалинами на левой стороне улицы Аристида Бриана. Некогда здесь высились дома самых зажиточных блемонских буржуаквартал был почти целиком новый. В лучах солнца обломки выглядели чистыми и белыми. Пока Журдан набирал в грудь воздуха для очередной тирады, Ватрен, указывая на них, успел ввернуть:
Вроде как домй, посеянные по осени. Кажется, один хороший дождики
Их непростительное преступлениев том, что они делают ставку на мелкобуржуазные чувства страха и осторожности, еще не изгнанные из пролетарских сердец. Им никогда не расплатиться за свой низкий расчет. Такой субъект, как Фромантен
До самого берега реки Журдан продолжал клеймить позором Фромантена и социалистов. Однако все это вылетело у него из головы, когда Ватрен привел его на длинную косу между рекой и ее старым рукавом. Уголок оказался уютным и прохладным. Они устроились на самой оконечности косы, в высокой и густой траве, в тени вяза, к которому была пришвартована лодка. Стоячая вода в старице, затемненной пышной Листвой, своей гладью и непрозрачностью напоминала зеленую камедь. От реки заводь отделял высокий тростник нежного цвета молодых побегов. С улыбкой Ватрен показал обещанных стрекоз, которые летали над тростником, время от времени присаживаясь на кончики стеблей. По лакированной глади, чуть волнуя ее, скользили водяные пауки. Со стороны реки, на быстрине, вода сверкала под солнцем, но у противоположного берега, под деревьями и кустами, она чернела глубиной. Место было до того укромным, что Ватрену с Журданом не составляло труда вообразить, будто Блемон остался далеко-далеко. Поблизости девочка запела песенку о маргаритках; ее голос постепенно удалялся. Спутники переглянулись с легким беспокойством: обоим пришла на ум Красная Шапочка. Потом они улыбнулись друг другу, и улыбка долго не сходила с их лиц.
Журдан, малыш, окажите мне услугу, проворковал Ватрен. Сделайте что-нибудь для Леопольда. Вы лежите в чудесной свежей траве, между текучей и спящей водой, и стрекозы дарят вас своей любовью. Подумайте об этом добродушном медведе, который бьется о стены своей тюрьмы, и вы поймете, до чего он несчастен.
При мысли о кабатчике, лишенном простора, белого мини и отрскоз, Журдан вздохнул. Сейчас он был полон со-ЧУМИТПИМ к нему, да и ко всем узникам Блемона и Франции. К V шиким всего мира, с воодушевлением подумал он. Про-1111 к 111 м i' i к ним жалостью за их заблуждения и слабость, за их ОТЧИМПМС, он великодушно даровал им свободу. Но тут его сердце заволокло тенью при мысли о вредителях и троцкисту шполпяюших тюрьмы России. Уж эти-то враги порядка 1й1У1ужили свою участь.
Дружшце, да я же бессилен.
I fpomÿ вас, будем искренни и поговорим начистоту. Вы лучше меня знаете, что Леопольд не совершил ничего, ну совершенно ничего, что каралось бы тюрьмой. Ведь в глубине души вы наверняка и сами возмущены тем, что ради ни-ЧТОЖИЫХ политических выгод для партии, вдобавок сиюми-I ly 111 ых, i ювиновного человека бросили за решетку.
11ослушайте, Ватрен, я же не судебный следователь. МI ie известно одноЛеопольд обвиняется в укрывательстве IIродителя, Максима Делько!
11о это же полнейшая чушь!
Правосудие разберется. Лично я, по совести, склонен Мерить в его виновность. Рошар утверждает, что видел Максима Делько у Леопольда. А Рошарверный коммунист, сорт ник, доказавший свою преданность, и я не считаю себя нприве сомневаться в его свидетельстве.
Ватрен уже начал понимать всю тщетность своих попы-IOK и потому колебался. Но совесть не позволяла ему так скоро сдаться.
Допустим, что случай не совсем ясен, сказал он, и нс i не гея хотя бы тень сомнения. Да нет, предположим даже худшеечто Леопольд приютил беглеца, не решившись его пылать. И что же вам-то до этого?
Ну, туг уж вы хватили через край. Говорите, что мне до (Того? Уж не думаете ли вы, что я прощу человека, который пил сообщником изменника, продавшегося фашистам, закопченного негодяя!
Законченного негодяя? Откуда вам это известно? Ведь мы не знаете Максима Делько!
Мне нет необходимости знать его лично, чтобы сде-ЛЯТЬ вывод, что этот типотъявленный мерзавец, гнусный Прохвост. Он продался оккупантам и пировал на крови наших мучеников. Находятся наивные люди, готовые оправим п> его как добросовестно заблуждавшегося и приписать ему какие-то там политические воззрения. Но я к ним не Принадлежу, я не настолько простодушен, чтобы поверить,
будто этими добровольными пособниками гитлеровских палачей когда-либо двигали человеческие чувства. Ведь у всей этой сволочи за душой только и есть, что презренная алчность, мерзкая философия площадной девки, ненависть к пролетариату и ко всему благородному, чистому, возвышенному; они испытывают садистское наслаждение, когда вредят, унижают, пытают К тому же буржуазная гниль
Взгляд Журдаиа метал молнии, голос звенел от ненавистиконечно же, он напрочь позабыл, что пришел в гости к стрекозам. Ватрен, потерявший всякую надежду склонить его на сторону Леопольда, взирал на него с удивлением. Обычно молодой коллега-коммунист ассоциировался в его представлении со священнослужителем несколько воинственных наклонностей. Видя же его сейчас в подобном исступлении, он решил, что трудолюбивый молодой человек пытается таким образом взять у жизни реванш за свою потраченную на учебники и экзамены юность.
Журдан, я понял, что вы ничего не сделаете для моего дорогого Леопольда. Воля ваша, и я не намерен настаивать, вам двадцать семь лет, вы коммунист и останетесь им, и вас воспитывает уже не мать. Вас воспитывают ваши книги. Но, Журдан, будьте же по крайней мере настоящим материалистом, а не его карикатурной имитацией. Первое, что вам стоило бы сделать, это избавиться от веры в демонов и от представления, будто людилибо ангелы, либо одержимые бесом. Утверждать, что Максим Делько, коллаборационисты и буржуа сплошь гнусные мерзавцы, это означает занять нематериалистические позиции. Второе. Я бы на вашем месте остерегался этих приступов ярости. В крайнем случае я бы еще мог понять, что вам хочется расправиться с врагами вашего дела. И поскольку вы, похоже, не привыкли наслаждаться жизнью, я даже допускаю, что вам необходимо подстегивать себя картинками тюрем и казней, чтобы почувствовать вкус реальности.
Ватрен улыбнулся и поспешно добавил:
Туг я, пожалуй, перегнул палку. Не обращайте внимания, это во мне тоже заговорила пристрастность. Просто я хочу вам сказать, что такая лютая ненависть, такое уничтожающее презрение плохо согласуются с доктриной, которую вы исповедуете.
Журдан слушал коллегу со снисходительной жалостью: бедняга явно отстал от жизни, лет этак на полета. Вслух же он сказал лишь, что ненависть и презрениеэто действующая реальность и, кроме всего прочего, такие чувства ведут пролетариат к простоте в суждениях и к широким обобщени-мм. а этонепременные условия мировой революции. Ват-pt'ii, не имеющий обыкновения отстаивать свои доводы, гмолмал. Только подумал, что сам онматериалист до мозга кос ldi. Оптимистически воспринимая самые нелестные для рода человеческого факты, он любил жизнь и людей просто ia то, что они есть, не испытывая потребности их переделать и не пренебрегая никем и ничем, ни одной из тех фундамен-Iильных загадок мироздания, которым, как он считал, навеки суждено остаться неразгаданными. Впрочем, материалис-1(>м он стал не так давно. Ранние он тоже чувствовал склонность к отвлеченным, всеохватывающим суждениям, но близкое знакомство с Ураном убило в нем тягу к запредельному и бесконечному и научило сосредотачивать все силы любви на земной жизни.
Журдан поднялся. У него полным-полно работы, сказал он, и он не может себе позволить долго прохлаждаться. Ват-рсн побыл на косе еще немного после его ухода. Возвращала., он повстречал на берегу другого своего коллегу, Дидье, гот сидел у самой воды, и остановился рядом с ним. (тарый учитель завел разговор о своих сыновьяхдумы о них до сих пор не оставляли его. Ватрен воспользовался случаем и спросил, не могли бы они найти в столице приют и пропитание для одного маршалиста, повинного разве что в некоторой неосторожности. Дидье отвечал уклончиво.