Наши соседки уехали домой Зина рылась в груде ботинок, когда мы вернемся из похода, переберешься на положенное место к рюкзаку девушка успела пришить кумачовый квадрат:
Студенческий лыжный пробег в честь XXI съезда КПСС Маша сделала себе такой же:
Рюкзак у тебя хороший, со знанием дела сказала Зина, видно, что импортная вещь. У нас такие есть только у альпинистов. Они ездят в Польшу, в Болгарию, на совместные восхождения, с тамошними спортсменами Маше стало неловко. Рюкзак она выбрала по заграничному, глянцевому каталогу, на английском языке. Пухлое издание снабдили страницами машинописного перевода, на русский, но Маша отлично владела тремя языками:
Как говорит мама, невесело подумала девушка, моя дорога ясна. Золотая медаль, филологический факультет университета, красный диплом, замужество она вспомнила тихий голос Ивана Григорьевича Князева:
Не блуждай в тьме, Мария. Ты вышла к свету, благодаря Иисусу, Богоматери, и своей святой заступнице, однако твоя дорога не закончена Маша понятия не имела, где сейчас Иван Григорьевич:
Прошло больше двух лет, поняла девушка, он и тогда был пожилым человеком. Прощаясь, он говорил, что обязан выполнять долг христианина. И Зою нам спасти не удалось. Она, наверное, умерла, бедняжка, как и матушка Вера о смерти медсестры, в женской колонии, Маше сказал священник, отец Алексий. Маша не могла открыто ходить даже в окраинную церковь, но отец Алексий и его жена приглашали ее по воскресеньям на чай. Священник жил в коммунальной квартире:
Детей нам Бог не дал, коротко сказала матушка Надежда, вернее дал и забрал. Тем более, батюшка десять лет отсидел, от звонка до звонка чай они пили дешевый, матушка Надежда пекла серые коржики, но Маша любила приходить в чисто прибранную комнату, с лампадками у образов:
Отец Алексий читает Евангелие, мы разговариваем убирая рюкзак, она коснулась тайного кармана, с крестиком и семейным кольцом, но маме или девочкам о таком не расскажешь. Они не поймут, среди молодежи нет верующих. Вернее, есть, но в газетах о них печатают фельетоны, о религиозном дурмане
Мать показала Маше старинное распятие, из тусклого золота, с изумрудами:
Когда Марта подрастет, я ей отдам вещицу, заметила Наталья, все-таки, ее родовая ценность. Наверное, ее отец с матерью были немцами, бежали сюда от Гитлера. Крестик они захватили, как память Маша сдула со лба прядку белокурых волос:
Еще полсотни пельменей, и дело в шляпе. Хорошо, что у девочек нашлось мясо кусок мороженой говядины достали из-за окна:
Папа привез, из колхоза, объяснила Зина Колмогорова, в городе такого мяса девушка оборвала себя, Маша подумала:
Она хотела сказать, что не достать. Я вообще не хожу в магазины, и не знаю, что там продают кухонными делами в особняке Журавлевых занимался повар. Ткани мать выбирала по каталогу, им привозили белье, чулки и сумки. Маша ездила на примерки в закрытое правительственное ателье. Школьные платья ей и Марте сшили из лучшей итальянской шерсти, цвета желудей, фартуки они носили шелковые.
Зина Колмогорова ловко резала вареную картошку для винегрета:
Соленые огурцы тоже домашние девушка выудила один из банки, моя мама их в кадке ставит, по-старинному, с хреном и вишневым листом Люда Дубинина принесла к столу миску вареной свеклы и моркови:
Мальчики обещали селедку и еще кое-что Зина подмигнула Маше, в походе сухой закон, но за успех пробега надо поднять стопку. Думаю, у тебя все получится. Насчет куйбышевской зимы, девушка улыбнулась, я шучу. Я не сомневаюсь, что у вас есть снег отправившись с Машей на берег Исети, девушки оценили ее лыжную технику. Маша покраснела:
Я вообще не пью Зина отмахнулась:
Мы тоже. Парни принесут бутылку портвейна, каждому достанется по наперстку кроме пельменей, винегрета и селедки на стол ставили лимонад. Люда спустилась в ближний магазин, на первом этаже унылого, общежитского здания:
Она принесла вафли к чаю, успела, Маша взглянула в окно, сейчас что-то выбросили, как говорится очередь змеилась по снегу. Женщины притоптывали ногами, в валенках и сапогах, надвинув на лица шарфы:
Вроде и не холодно, но ветер сырой в конце Маша заметила невысокую девушку в тулупе, с кошелкой, бедняжка, у нее ребенок на руках. Хоть бы ее вперед пропустили, хотя многие стоят с детьми рядом чиркнула спичка, Зина затянулась папироской:
Дают вермишель, по килограмму в руки, и постное масло, заметила девушка, Людка молодец, взяла бутылку и не прогадала. Пока она в магазин сбегала, весь район узнал, что масло выбросили. Сейчас бы пришлось не меньше часа стоять. В общем, в середине февраля мы вернемся в Свердловск, и все пойдем болеть за тебя, в манеж она похлопала Машу по плечу, а завтра мы тебе покажем город девочки хотели сводить ее в новый музей-квартиру Горского:
На открытие приезжал его соратник по борьбе, товарищ Королёв, заметила Люда, он читал лекцию в студенческом клубе. Он написал сценарий к фильму о Горском завтра вечером девушки шли на «Огненные годы». Люда понизила голос:
Представляешь, говорят, ему шестой десяток, а он встречается с подружка зашептала. Маша ахнула:
Она играла в первом фильме, революционерку, погибшую на баррикадах Пресни. Я плакала, в месте, где Горский несет ее на руках, под красным флагом. Но ей едва за двадцать Люда закивала:
Это точно. Она тоже сюда приезжала. Они жили на дачах обкома, то есть на одной даче. Я слышала, что дилогию посылают на зарубежные фестивали, актеров тоже туда отправят девушка вздохнула: «Счастливые». Зина рассмеялась:
У нас есть свой Горский, то есть Гуревич. Но Сашка блондин, брюнетом ему было бы лучше Маша, мимолетно, подумала:
Гурвич, Гуревич, фамилии похожи. Саша внук Горского, и очень его напоминает. Он тоже светловолосый девушка хмыкнула:
Ерунда, совпадение. Что Саше делать в Свердловске, он сейчас в училище Зина повернулась:
Парни идут, первые ласточки во двор завернуло трое ребят, с гитарой наперевес и авоськой, надо прибрать свинарник
Вытирая стол, Маша забыла о неизвестном ей Саше Гуревиче.
Самодельный манеж застелили клеенкой. В углу тесной комнатки притулился кухонный стол, с электрической плиткой. Проводка в деревянном здании начала века была ненадежной, провода висели под беленым потолком комнаты. В задернутое шторами окно бил мокрый снег.
На протянутой над головой Фаины бечевке сохли кофточки и ползунки Исаака:
Десятый час ночи на дворе, а ты ни в одном глазу, как говорится, недовольно сказала девушка, шел бы ты спать, милый пухлый мальчик, сидя в манеже, поднял голову от резной погремушки:
А, Исаак улыбался белыми зубками, а!
Погремушка зазвенела, Фаина покачала головой:
Чувствует, что отца нет. Лейзер всегда его укладывает, поет колыбельные на плитке шипела чугунная сковородка, в миске подходило тесто. Оладьи Фаина пекла паревные, как выражался Лейзер, без молока и сливочного масла:
Но яйца класть можно, она попробовала тесто, хорошо, что у нас целая картонка на табуретке у двери стояла кошелка. Фаина вспомнила содержимое свертков:
Вареные яйца пропускают, оладьи или блины тоже. Больше ничего своего класть нельзя, только казенное. Жаль, что курицу не приготовить в поселок за окружной дорогой она ездила именно за птицей. В Свердловске, крупном городе, живность на базаре не продавали. Реб Гирш-Лейб, восьмидесятилетний старик, до их приезда был в синагоге раввином и резником:
Синагога, одно название, Фаина перевернула оладьи, барак разваливается, на молитву ходят только старики, из оставшихся в городе после эвакуации в Алма-Ате Фаина сидела на женской половине молельного зала в компании ребецин Хаи-Голды. Здесь она обнаружила себя в полном одиночестве:
Какая миква, усмехнулась девушка, в Свердловске о микве никто не слышал подумав о покрытой льдом Исети, она поежилась: