Девушка осторожно открыла глаза. Кривко лежал на земляном полу, уткнувшись носом в Дуняшины лыченицы, и не двигался. Дверной проем загораживала огромная тень.
Здрава будь, Евдокия Яковлевна, услышала она аксамитовый мужской голос. В темноте клети поблескивали колечки кольчуги и нагрудные пластины. Воин!
Ты что же убил его?! ахнула Дуня, спешно переворачивая Кривко.
Кабы хотел убить, так убил бы, а это так, уму разуму поучил.
В подтверждение чужих слов пасынок тихо застонал.
У него детки малые, а ты его так-то, с упреком бросила Евдокия незнакомцу.
Сама, когда ведром его лупила, не больно-то о детках пеклась, воин скрестил руки, опираясь о дверной косяк.
Так ты видел все, а чего ж сразу не вступился? Дуня почувствовала, как загораются щеки.
Думал, и без меня справишься, больно соловьем заливался, вдруг сговорились бы, а тут я влезу, незнакомец явно забавлялся.
Зачем пожаловал? гордо выпрямилась девушка. «Смешно ему, хлебнул бы с мое».
За поясом я, голубоглазенькая, цел ли?
От неожиданности у Дуни перехватило дыхание. «Кто он? Откуда про пояс знает? Тать его тот навел или полоцкие на след вышли? Ежели от князя, так хуже некуда, несдобровать, в сравнении и Некрас за радость станется. Что ж делать-то?»
Ну, что молчишь? Цел пояс? нетерпеливо напомнил мужчина.
Какой пояс? осторожно спросила Дуня.
Как какой, что я тебе на сохранение оставил? Не могла ты забыть!
«Я на сохранение думает, я за давностью не вспомню чернявого Точно ловушка». Все внутри похолодело.
Я тебя первый раз вижу.
Так выйди на свет Божий, пока солнце не село, да получше погляди. Юрко я, дяденька Георгий.
«Какой там дяденька, тот худючий что палка был, а этот подковы небось руками гнет, плечищи еле в дверь входят». Дуня перешагнула через Кривко, бочком обошла пропускающего ее незнакомца и вышла на двор. Солнышко уже коснулось еловых макушек, но и в закатных лучах можно было без труда разглядеть воя: на вид лет двадцати пяти, высокий, стройный (не то, что боров Кривко), с развитым торсом и широкими плечами. Черные волосы от шеи к затылку были безжалостно сбриты, но зато спереди мягкими кудрями ниспадали на лоб. И чуть раскосые глаза, и стремящиеся к переносице брови, и прямой нос, и смуглое лицо со слегка выступающими скулами вроде были похожи, но губы не напоминали тонкую щель, как у того незнакомца из детства, они были вполне обычными, даже для мужа полноватыми, и небольшая бородка в круг лица совсем не жиденькая как у чернявого. «Похожего подобрали, мол, очи тоже узкие, признает».
Ну, налюбовалась? подмигнул незнакомец. Припомнила?
«Знают, что я чернявого дяденькой Георгием кликала. Значит поймали они бедного Юрко, да все выпытали. Стало быть, ведают, что я его в лесу привечала. Отпираться ни к чему, а вот про пояс стоять на своем надо, мол, не ведаю, не давал ничего». Дуняша разволновалась, пальцы предательски подрагивали.
Был один бедовый, припоминаю, в лесу раненым нашла, по глупости али из милосердия помогала, мала была, не понимала, что творю, стала подбирать она слова. Только ты на того Юрко не похож, тот тощий был.
Ну, бока то дело наживное, в года вошел, так и плечи в ширь пошли.
Коли ты Юрко, так скажи, что обещал мне.
«Попался, этого то вы точно у него не выпытали», Дуняша надменно глянула на незнакомца.
Обещал за поясом явиться, как смогу, отблагодарить. Серебро принес, вон калита ломится, в накладе не останешься, он тряхнул тугим кошельком.
Мне твоего серебра не надобно, а обещал ты мне не это.
Незнакомец растерялся, самодовольство слетело с загорелого лица. «Ага, как выкручиваться станешь?» торжествовала Дуня.
А-а, ты же теперь вдова, замуж опять хочешь, нешто за меня? вой широко улыбнулся, обнажая белозубую улыбку со слегка выступающими клыками. Это была улыбка Юрко, сомнений не осталось, перед ней стоял повзрослевший чернявый. «Сразу бы оскалился, так не пришлось бы и пытать».
Не хочу я замуж, надулась Дуняша. Пошли, в коробе он на дне.
Ну вот, другое дело, а то заладила не знаю да не помню.
Юрий вилами припер дверь козлятника.
Чтоб не лез покуда, объяснил он Евдокии, отопрешь потом.
Они вошли в темную клеть. Дуняша долго кресалом не могла разжечь трут, подпалить лучину, пальцы не слушались. Чернявый вырвал у нее кресало, и от двух точных ударов тряпица занялась. Комната наполнилась тусклым светом.
Эко, тебя затерли куда. Мало я ему двинул, Юрко по-хозяйски уселся на лавку.
Как прознал, что я здесь?
«Неужто ходил да расспрашивал, что теперь обо мне болтать станут?!»
Встретил мальчонку на дороге, спросил, где дьяк Яков живет. А он говорит давно уж помер твой дьяк. Я говорю: «А дети?» «Сын сгинул невесть куда, а дочь здесь. Ее родня за старика богатого выдала, только он, мол, тоже преставился, вчера схоронили. Вдовица». Довел да двор показал.
Дуня с сожалением поджала губы. Уж Кривко с Новицей расстараются про распутницу и полюбовника небылицы сочинить. «И зачем я только за лопатой этой проклятой возвращалась? И без лопаты можно было прожить».
Она торопливо раскрыла короб, нырнула на самое дно и достала чистенькую белую ширинку, в которую старательно было что-то завернуто.
Вот, протянула она сверток, пальцы по прежнему дрожали.
Юрко тоже торопливо стал разматывать тряпицу, на широкой руке заиграл затейливый ведовской узор. Чернявый поднес пояс ближе к лучине и стал внимательно разглядывать. Дуня вся напряглась в ожидании, тряслись уже не только пальцы, но и колени.
Он, выдохнул наконец Юрий, не отрывая завороженного взгляда от диковины. Сохранила, значит.
Конечно он, какой же еще? выдохнула и Дуняша.
Ну спасибо, Евдокия Яковлевна, уважила. Вот тебе награда, чернявый положил на стол тугой кошель.
Мне ворованного не нужно, без награды обойдусь, сухо сказала Дуня, отодвигая от себя калиту.
С чего ж это ворованное?
На нее сверкнули карие очи.
А с того, что ты тать, а значит и серебро у тебя ворованное.
Ну, знаешь, я же и обидеться могу, Юрко встал.
Обижайся, коли охота, а только честные люди не воруют. Думаешь, я не знаю, что ты этот пояс у князя нашего украл? Дуня много раз представляла, как гордо бросит ему в лицо вот эти слова, но получилось как-то робко и тихо.
Не украл, а добыл, с достоинством ответил чернявый. И не так-то просто это было сделать, други мои полегли, один я в живых остался, а коли б не ты, так и меня бы Бог прибрал.
Значит, если я у тебя с пояса кошель срежу, так не украду, а добуду? Много тут по лесу таких добытчиков с кистенями бродит.
Ты по своей воле чужое добро возьмешь, а я волю князя своего исполнял.
Князь сам у себя велел украсть? фыркнула Дуняша.
Простота ты деревенская, нешто не знаешь, что кроме полоцкого и другие князья на Руси есть? Юрко презрительно сузил и без того не больно широкие глаза. Светлого князя Константина Всеволодовича Ростовского я кметь. Слыхала? чернявый расправил плечи и одернул кольчугу.
Про князя такого не слыхивала, а Ростов то на восходе, Дуняша совсем растерялась, пыл обличительницы начал спадать. Неужто ты с самого Ростова сюда пешком пришел? все же попыталась она в последний раз подловить Юрия.
Почему ж с самого Ростова? Дружина у меня в граде стоит, коней стережет, дожидается. Лишних свидетелей к тебе наводить не хотел, вот один и явился.
«Все то у него складно, ведет, что вышивает».
Лошадь ты тогда у мужа моего со двора увел. Да за это я тебя не виню, коли б за мной гнались, так может, и я бы так створила.
Никаких я лошадей у вас не брал! вдруг в конец рассердился Юрко. Болотом я пешим ушел, и сейчас той же дорогой обратно пойду. Прощай.
Он развернулся к двери.
Погоди! встрепенулась Дуняша. Прости меня, коли обидела, я не хотела, как можно ласковей пропела она.