Ты похожа на ангела, прошептала я странным, хриплым голосом.
Я чувствовала, как порхают по моему лицу ее пальцы, слышала, как она втягивает воздух, будто принюхиваясь.
О боже мой! прошептала она.
Я в замешательстве смотрела на нее. Отчего она плачет? Я видела вокруг нее яркое сияние. Это была Дева Мария, пришедшая благословить меня.
Мама! закричала я, изумляясь ее неземной красоте, и стала целовать ей пальцы, прижимать ее руку к своей щеке.
ЗАГРОБНЫЙ МИР ОДЕРЖИВАЕТ ВЕРХ
Четверг, 21 августа 1777 года
Я проснулась от тихого стука в дверь спальни.
Кто это? в страхе спросила я.
Дверь скрипнула, отворяясь.
Папа! Он был в синей куртке с золочеными пуговицами.
Я велел седлать твоего пони, прошептал он, не желая будить Да Гертруду.
От глиняной кружки, которую он держал в руке, поднимался пар. Пахло кофе и ромом.
Хочу, чтобы ты познакомилась с моей новой дамой, сказал он, повертев у меня перед носом шоколадным рулетом.
Новой дамой отца была черная кобыла с белыми носкамимолодая, смелая, хорошо сложенная и большеглазая.
Это Фортюне, так я назвал ее, с гордостью сказал отец. Выиграл в карты.
Я потянулась погладить ее морду. Кобылка отдернула голову.
Сукре для меня уже мал, сказала я. Мой маленький пони стоял у стены, у его глаз кружились мухи.
Эта для тебя слишком горяча, сказал отец. Я держала уздечку, пока он садился в седло.
Мы поехали по дороге. Лошади фыркали, трясли головами, отгоняя мух. Солнце только что взошло, на влажной траве лежали длинные тени. На плантации тростника все еще царил хаос после уборки урожая. Подъезжая к ней, мы вспугнули большую голубую цаплю. Вдалеке у моря суетились рабы, готовившие поле к сезонному палу сухой травы.
Король Сахар, сказал отец с иронической улыбкой, прихлопнул москита, достал из кармана куртки для верховой езды кожаную флягу и запрокинул голову.
Другие плантаторы жили как короли. Почему же нам не везет? Я знала ответ на этот вопрос. Мой отец ухаживает за дамой по имени Удачатак говорила мама. Но дама к нему явно не благоволит.
Папа, расскажи, как ты был при дворе.
Он притворно застонал.
Расскажи про охоту.
Ты эту историю наизусть знаешь, сказал он.
Это было правдой. Историю об охоте я знала так, что могла бы рассказать ее сама. Как король каждое утро выезжал охотиться со своими лейтенантами и подлейтенантами, джентльменами-охотниками, сквайрами, подсквайрами и пажами. Как выли собаки, как король каждого называл по имени. Как благородные кони гарцевали в утреннем тумане, и было их столько, что одних только конюхов, которые поили лошадей, требовалось шестьдесят человек.
Я прижалась лбом к Сукре, вдохнула его теплый, чистый запах. Представила себе эту охоту.
Тогда историю про королеву, попросила я. Расскажи о рождении дофина.
О фейерверках, от которых ночью делалось светло, как днем.
Отец отпустил повод, позволяя кобыле опустить голову к траве.
Кстати, о королевах. Мне рассказали удивительную вещь. Он повернулся и посмотрел на меня. Мне рассказали, что ты ходила к старухе гадалке, которая живет выше по течению реки.
Я выпрямилась в седле.
Кто это тебе рассказал? Я старалась говорить, не выказывая тревоги.
Одна женщина в Форт-Ройяле.
Вот как? Мне не понравилось, что отец говорил обо мне с «одной женщиной».
Говорят, ты будешь королевой, сказал он.
Я почувствовала, что щеки у меня разгораются, и отвернулась.
Так это правда! сказал отец и приподнял флягу. Я покачала головой. Ты что-то бледна, Роза. Похудела. Разве тебе нездоровилось?
Нет. Меня предупреждали, чтобы я не говорила ему про подвал.
Ты знаешь, я хотел, чтобы ты была мальчиком. Он глотнул из фляги и засмеялся. Но быть королевой не так уж плохо. Он понудил кобылу идти шагом. Королева смогла бы выплатить мои карточные долги.
Знаешь, меня наказали. Эти непрошеные слова сами собой сорвались у меня с губ.
Он повернулся лицом ко мне, и его седло скрипнуло.
Наказали?
У меня на глаза навернулись слезы.
За то, что тебе предрекли быть королевой? спросил он.
Я судорожно вздохнула.
За разговоры с дьяволом, прошептала я.
Выпороли? холодно спросил он.
Я кивнула. Я хотела сказать правду, но не смела. Я хотела рассказать ему о комнате в подвале, о летучих мышах, о духах и лицах в ночи. Я хотела рассказать ему о голосах, которые слышала. Но это, я знала, его только рассердило бы и привело к ссорам. Ссор и так было достаточно.
Это сделали старухи? Так отец называл маму и бабушку Санноа.
Их заставил отец Дроппит.
Будь проклят этот дьявол, еле слышно сказал отец. Кобыла взбрыкнула, он ее пришпорил, и она послушно перешла в галоп.
Я ударила пони пятками, стараясь не расплакаться. Так и поскакала вперед, ничего не видя из-за слез. Отец даже вскрикнул, когда я пролетела мимо него под нависшим над дорогой деревом.
25 августа
Мы с Катрин готовимся к возвращению в монастырскую школу в Форт-Ройяле. Маленькая Манет отчаянно завидует, предлагает помощь, путается под ногами.
Уезжаем послезавтра, несмотря на дожди. Погода стоит жаркая, ужасно влажно. Приходится с усилием втыкать иглы для вышивания в плотную хлопчатобумажную ткань.
Неделю спустя, 6 часов вечера, Форт-Ройял
И вот мы с Катрин в школе, в унылом монастыре Дам Господних, под хмурыми взглядами сестры Гретч. Месса в семь, уроки с восьми до одиннадцати и потом снова с часу до пяти. Рисование и вышивание. Чтение и чистописание. Лекции о добродетели и скромности. У меня вся попка болит от сидения на жесткой скамье днями напролет.
7 сентября
Сезону дождей не видно конца. Улицы превратились в грязевые реки. Мы с Катрин застряли в монастырене можем даже сходить к дяде Ташеру на воскресный ужин. Вместо этого третий день подряд едим соленую рыбу. Под столами бегал таракан, такого огромного я еще ни разу не видела. Катрин закричала, хотя я точно знаю, что она храбрее большинства мальчишек. Она забралась на стол и наступила по крайней мере в две глубокие тарелки. Они упали на пол и разбились. Если бы не Катрин, мы бы тут точно умерли со скуки.
Среда, 10 сентября, 11 часов утра
Сегодня утром в умывальне, когда сестры не видели, Катрин задрала юбку. Я жестами просила ее опустить, но она только захихикала и подняла ее снова. Вскоре все мы сходили с ума.
Воскресенье, 14 сентября, час пополудни
Сегодня утром после мессы нас повели на прогулку по Севан. У бухты сильно пахло невольничьими кораблями. Затем произошло то, что меня обеспокоило. Мы уже повернули обратно, когда Катрин прошептала:
Я не хочу умирать!
У тебя лицо раскраснелось, сказала я, встревоженная этими словами. Ты заболела? Глаза у нее были воспаленные.
Сегодня Катрин заснула первой. Это в высшей степени тревожный знак. Обычно она получает веслом за то, что ложится позже всех.
Вторник, 16 сентября
Катрин так расхворалась, что придется вернуться домой. Я настояла, чтобы нас отправили вдвоем. Сестра Гретч сказала, что я использую несчастье своей сестры как повод, чтобы не ходить в школу. Было бы бесчестно, дорогой дневник, утверждать, что сестра Гретч совсем уж неправа. Я ненавижу учебу в монастырской школе, но столь же верно и то, что я беспокоюсь о Катрин. Я ухаживала за ней два дня. Мы уезжаем утром.
22 сентября, остров Труа-Иле
Мы дома уже пять дней, Катрин все хуже, она постоянно в сонном оцепенении. Да Гертруда мазала ей грудь целебной мазью, но это не помогает. Весь день мама сидит с Катрин, обмахивая ее большим пальмовым листом. Часто обтирает ее всю ромом, в комнатах постоянно слышно монотонное бормотание: мама молится.
23 сентября
Под кроватью Катрин я нашла куриные перья и обломки костей. Надеюсь, все это осталось после магического ритуала вуду.
4 часа пополудни
Бабушка Санноа говорит, что у Катрин желтая лихорадка.