Прямо вот так вот сидят и ждут?
Я почему-то подумал, что предводитель хунхузов смеётся надо мной или проверяет.
Ну, конечно, в его голосе прозвучало удивление.
Но работа палача не самая почётная у нас в России.
Но кому-то её надо делать, сказал он серьёзно.
Но Россия и Китайцивилизованные страны. Воров надо судить по закону и наказывать по решению суда.
Их судили по закону братства вольных храбрецов и вынесли справедливый приговор.
А может быть, они хотели просто отделиться от братства и создать своё?
Разве мы звери, Се Ляо Гай? Об этом надо было сказать и отделиться. Когда вольные храбрецы из одного братства затевают какое-нибудь дело, то они оповещают об этом всех окрестных братьев, чтобы не навредить друг другу. А эти конокрады всё решили провернуть втайне от братства. Кто же так делает? Так ты будешь их наказывать?
Давай сначала ты расскажешь, Веймин, как вы их нашли, это же интересно.
Ожидание казнистрашней самой казни.
А у нас говорят: перед смертью не надышишься. Пусть дышат. Сейчас поставят самовар и принесут вишнёвое варенье.
Лю Веймин улыбнулся, сел за стол, достал свою трубку.
Хао. Да что рассказывать? Даланьба Хэ Яочуан со своим братством промышлял на Сунгари и Амуре, грабил купеческие лодки как китайские, так и русские. И прибрежными селениями тоже не брезговал.
Пират?
Да, речной пират, можно и так сказать.
Ты расскажешь потом о его подвигах?
Хорошо, расскажу. Так вот, на реке Амур китайские солдаты и ваши казаки очень сильно прижали его братство, он ели выбрался с горсткой людей из той заварухи и пришёл сюда отдохнуть, набраться сил. На Сунгари к ним прибился У Чжимин и два его товарища. Хэ принимал всех, люди ему были нужны. Но клятву братству они не дали, сказали, что сделают это позже. Так что формально они не хунхузы, вернее хунхузы, но не братства Хэ Яочуана. По их рассказам, они промышляли угоном скота в Даурии на реке Аргунь. Только побили их братство сначала монголы, потом казаки и У Чжимин со своими товарищами подался сюда на восток в поисках лучшей доли. В твоём посёлке У Чжимин случайно увидел лошадей, когда сопровождал Хэ в Харбин. И они решили украсть лошадей и продать какому-то японцу с Формозы (Тайвань). И как они сумели так быстро договориться? Формоза же далеко?
Двадцатый век, пожал я плечами, существует телеграф для этих целей и, даже, телефон.
Да, может быть, согласился Лю Веймин и продолжил. Они договорились не только продать ему коней, но и стать его конюхами на Формозе.
То есть, они решили покончить с хунхузничеством?
Ши (да).
Похвально.
Но какой ценой для всех нас? Что бы было, если бы приехал человек от того японца, одобрил бы лошадей и они бы угнали их на японскую часть железной дороги?
Это было бы ужасно.
Было бы ужасно. И для тебя и для братства вольных храбрецов. Так ты пойдёшь убивать конокрадов?
Нет, Лю Веймин, избавь меня от этого удовольствия. Одно дело убивать людей на войне, другое дело казнить их, пусть даже и заслуживающих казни. Боюсь, что эта казнь отравит мне всю жизнь. Неужели они сидят и ждут казни безо всякой охраны? Они один раз пошли против братства, почему сейчас они не могут пойти?
Куда же они пойдут? удивился Лю Веймин. Куда бы он ни пошли, их поймают и приведут ко мне или принесут их головы. Мы относимся к смерти не так как вы, «рыжие черти». Для нас смерть это такое же проявление жизни как пить, есть, спать с женщиной.
Как-то не очень вериться, сказал я. Если эти трое больше всего провинились передо мной, а я их прощаю, простишь ли ты их?
Почему ты их прощаешь? удивился Веймин.
Наш Бог велит прощать и молиться за врагов своих.
Прощать врагов своихглупо.
Но относится к смерти как к еде или снутоже удивительно.
У каждого свои обычаи, согласился Веймин.
Так простишь ты их. Пусть они уезжают далеко, на юг, например.
Что они там будут делать, Се Ляо Гай? Слонов воровать? На юге лошадей нет.
Так всё же? настаивал я.
Лю Веймин долго молчал, курил свою трубку, потом сказал:
Что ж, если ты так настаиваешь, Се Ляо Гай, пусть так и будет. Пойдём.
Куда?
К конокрадам. Они же нас ждут.
Шли мы недолго, примерно в пол версте от посёлка, действительно без всякого конвоя, трое хунхузов сидели на земле, руками обхватив колени. Они вскочили, увидев нас, посчитав, видимо, что их пришли убивать.
Лю Веймин оглядел их пронзительным взглядом и сказал что-то грозное на китайском языке. Конокрады недоумённо смотрели на него и глаза их расширились от изумления. Лю Веймин повторил свои слова уже менее грозно. Трое хунхузов бросились на колени и долго кланялись мне и Веймину, говоря слова благодарности, потом встали и быстро пошли к лесу.
Лю Веймин повернулся ко мне:
Ты доволен, брат мой?
Ши, се се (да, спасибо), сказал я как мог по-китайски, а то я бы переживал о их гибели.
После этого случая, простые хунхузы, они называют себя ди сюн ди, что значить «являющиеся братьями», смотрели на меня с явным восхищением, мой авторитет вырос в их глазах, и они стали на самом дели мне друзья. После этого я поверил, что не один из них не причинит мне ничего дурного.
А смерти, я думаю, китайцы боятся, как и все, просто они более послушны и дисциплинированны.
16.12.2020г.
Вагон с французским шампанским
Наступила зима, сопки покрылись снегом.
Хунхузов в лагере Лю Веймина почти не осталосьподались в города проматывать добычу, вознаграждая себя за летние труды. Весной все соберутся опять.
Такое зимовье хунхузы называют ди ин цзыземляной лагерь, потому что некоторые фанзы врыты в землю. Обычно лагерь тщательно скрывают и сидят в нём всю зиму как в тюрьме, никуда не выходя, что бы не выдать его расположение. Ведь там храниться весь арсенал хунхузов, их казна и всё прочие имущество братства. Но Лю Веймина это не касалось. Где его ставка знали все и со всем руководством, как китайским, так и российским у него были хорошие отношения.
Китайская фанзаэто двухкомнатный дом, разделённый на кухню и жилое помещение, стены сделаны из глины вперемешку с рубленой соломой, столбы и балки оформляют крышу, крытую тростником, потолка не было, и на поперечных балках сушат одежду. Но главное в фанзе это кан. От очага на кухне, вдоль стен тянется широкий деревянный настил, обмазанный глиной, в нём спрятаны трубы, по ним тёплый воздух и дым выходит наружу через высокую трубу рядом с домом. Ночью на кане спят, днёмедят, пьют, играют в карты или просто сидят и курят трубку.
Вот и мы сидели на кане за маленьким столиком, скрестив ноги по-турецки, и пили зелёный чай с всякими сладостями. Мыэто я, Сергей Павлович Верещагин, горный инженер, китайцы зовут меня Се Ляо Гай или просто капитан, иногда Се сяньшэн (Се господин), глава местных хунхузов Лю Веймин и гостивший у него Хэ Яочуан, глава другого объединения хунхузов. Он промышлял разбоем на реках Амур, Сунгари и Уссури, но этим летом его изрядно помяли китайские войска и наши казаки, потерял много своих людей и вынужден был искать спасения в лагере Лю Веймина. Это был человек приятной наружности, ему было не больше тридцати лет, а, скорее всего, 27-28. И он прекрасно говорил по-русски. Все главари хунхузов в Маньжурии и Приморье говорят на русском языке, владея им в той или иной степени, но Хэ Яочуан говорил на нём не только правильно, но и почти без акцента.
Ну, рассказывай, капитан Флинт, сказал я, как ты с Амура доплыл до Уцзими?
Да хорошо, что доплыл. Если бы не казак один с Игнашево, Пахом его зовут, мог бы и не доплыть.
Пахом Игнатьевич Иволгин? Откуда ты его знаешь?
Я его не знаю, ответил Яочуан, он меня знает.
Не говори загадками, пожалуйста.
Слышал ли ты, капитан, об Амурской Калифорнии?
Конечно, слышал. И Пахом мне о ней рассказывал. У меня целая тетрадь исписана его воспоминаниями. Её ещё называли республика на Желтуге.
Да. Так вот на Желтуге я прожил с родителями около года, пока её не разгромили китайские войска. Мне тогда было лет шесть или семь, я мало, что помню.
Постой. Твоего отца звали Хэ Цзиньхэй?
Это так.
Тогда всё понятно, откуда тебя Пахом знает.
И откуда? поинтересовался Лю Веймин.