У, шайтан! кричал на «Фазлы-аллахе» боцман Мехмед Ингилиз, выкатив белки и ощетинив бороду.
И медленно стали расползаться по восточной бухте Синопа турецкие фрегатыгде собственным ходом, при посредстве парусов, а где при помощи парохода «Эрегли». Тяжело шлепали колесные плицы, мутя на рейде воду и отдаваясь гулким эхом в ущельях мыса Бозтепе. Черный дым густо валил из пароходной трубы и наползал на город, и без того стоявший под черными, низкими, осенними облаками.
Все явственнее стал обозначаться порядок, в который становились по рейду турецкие корабли. Они располагались вогнутым полумесяцем, совсем под стать мягким очертаниям Синопской бухты. Нахимов с изумлением наблюдал в подзорную трубу, как турки растягиваются по рейду.
Знаете, Петр Иванович, заметил он Барановскому, нет худшей беды, нежели когда человек лишится рассудка. Ну, на что это похоже! Не думал я, чтобы Осман-пашаи так это, как бы вам сказать
Опростоволосился, Павел Степанович?
Вот именно-с опростоволосился. Вы взгляните только: своими же кораблями береговым батареям амбразуры заслонил. Ну как они будут вести с берега прицельный огонь?
Нда-а, только и смог ответить Барановский.
Он вгляделся и сам через подзорную трубу в то, что творилось у турок на рейде, и добавил:
Палитьтолько бы гремело, а тамкак аллах решит. Чудно!
Ониполумесяцем, стал соображать вслух Нахимов, по-лу-ме-сяцем гм, проще сказать, вогнутой дугой. Так-с, Петр Иванович. Ну, а мы давайте-ка, сообразуясь с этим, распустимся веером, да и вожмемся в них, а?.. Чтобы дух из них вон, из всех до единого
Попрежнему в две колонны неслись русские корабли к огненно-рыжему берегу Бозтепе. Он весь порос столетними кряжистыми дубами, еще не сбросившими осенней листвы. Вход в бухту был теперь явственно виден и матросам, только и ожидавшим приказа начинать. И наконец на всех кораблях ударили тревогу.
В ответ барабанам застучали насосы, чтобы смочить деревянные палубы, не дать им загореться от вражеских зажигательных снарядов. Пороховые камеры на кораблях были накрыты мокрым сукном. Как и прочие комендоры у пушек, и Елисей Белянкин стоял подле своей «Никитишны», из которой он вынул разбухшую от сырости втулку.
Елисей уже раз десять осмотрел ударный замок на «Никитишне» и то и дело брался за шнурок замка, чтобы дернуть и выстрелить, когда раздастся команда.
«Вот бы по «Богдану» ударить Эх, кабы угадать по «Богдану»!» твердил сам себе Елисей Белянкин.
Он с ненавистью думал о фрегате, который турки нагло прозвали «Фазлы-аллахом»«богом данным».
А, чтоб тебя!.. молвил вслух Елисей, снова берясь за шнурок.
Все на корабле замерло в ожидании; только юнга Филохненко стал в какой-то щели насвистывать от скуки старую матросскую, прощальную:
Моя головушка бездольная,
Забубенная хмельна.
Прощай, слободка Корабельная,
Да-эх, родимая сторона.
На Корабелку до мамы схотилось хлопцу, ось и свище, отозвался у «Никитишны» второй комендор, совсем еще молодой матрос Игнат Терешко. Ось послухайте, Елисей Кузьмич: чисто соловейко в бузыни!
Вон, Игнат, глянь-ко, кивнул Елисей:к люку, гляди, Лагутин бежит. Сейчас мальчишку так свистнет, что тот и маму забудет. Когда потребуется, так боцман и сам станет свистать в дудку. Боцману положено, по уставу, значит, положено, чтобы свистать. На то боцману и дудка дана. А ты, щенок, не балуйся. Зачем зря свистишь на корабле? Не кабак ведь!
Игнат задумался, потом улыбнулся и почесал голову под бескозыркой.
Ox, вздохнул он мечтательно, скажу ж я вам, Елисей Кузьмич! Весною в балочке под Корабелкой соловейко
Но он не договорил.
Зло сверкнув снопом огня, на «Айны-аллахе», на адмиральском корабле Османа-паши, рявкнула первая пушка.
VIIРазговор с «Никитишной»
Боцман Лагутин нырнул в люк, чтобы заткнуть рот рассвистевшемуся юнге, но тут же выскочил обратно на верхнюю палубу, не осуществив своего намерения.
Сразу белым дымом заволокло Синоп, и ураган ядер пронесся у Лагутина над головой. Тогда-то русская эскадра с ходу, двумя колоннами, ворвалась на Синопский рейд. Одно мгновениеи на «Императрице Марии» взвился вверх красный боевой флаг. Эскадра открыла огонь. Подойдя к противнику на пистолетный выстрел, обе колонны стали к неприятелюодна правым, другая левым бортом.
Ни Елисей Белянкин, ни другие комендоры на «Императрице Марии» не могли еще разобрать, где турецкий адмиральский корабль, где «богом данный» «Фазлы-аллах», где иное что. Сплошная стена порохового дыма сразу поднялась между эскадрамирусской и турецкой, и в дыму этом вспыхивали огни и ревели пушки, и эхо, точно взбесившееся, скакало по всему мысу Бозтепе, бросаясь из ущелья в ущелье
«Бух, бац, бум»кричали пушки на рейде и с береговых батарей.
«Ах, ах, ах»словно ужасалось эхо, с разгону ввергаясь в пещеры Бозтепе и тут же отскакивая обратно рикошетом.
А Елисей Белянкин пока без точной наводкигде там было точно наводить, когда перед глазами только дым стеною! Елисей Белянкин дергал и дергал шнурок, посылая турку гостинцы, прислушиваясь после выстрела к грохоту «Никитишны» при ее откате от борта корабля.
Здорова? спрашивал «Никитишну» Елисей.
И опытным ухом улавливал, что орудие еще не перегрето, деревянный станок, на котором лежала «Никитишна», нигде трещины не дал, колеса станка идут как по маслу. Тогда Елисей сам и отвечал за «Никитишну»:
Здорова.
Ну, так будь здорова, не простужайся, твердил Елисей и опять кричал своим людям:К борту!
Откатившуюся после выстрела «Никитишну» ставили на место, и крепко слаженная работа кипела в дыму и в пару и в чудовищном грохоте жестокого боя.
Елисей только одним глазом глянул на Федора Карнаухова, выронившего из рук банник и схватившегося за живот. Банник тут же подхватил Петро Граченков, подносивший пакеты с порохом. Елисей дернул шнурок. «Никитишна» рявкнула, Петро мокрым банником прочистил ей глотку. Елисей на этот раз уже не весело, а сурово пожелал ей не простужаться, и орудие снова подкатили к борту. Елисею запомнилось, как оттащили окровавленного Федора от борта прочь и понесли вниз, туда, где помещался на корабле лазарет. Руки у Федора свесились и волочились по палубе, как плети.
Ах, ты! крикнул разъяренный Елисей, сам не зная кому.
Он хотел что-то еще прибавить, чтобы облегчить душу, но тут рванул ветер и вмиг разодрал в клочья дымовую завесу. Перед Елисеем сразу открылся весь рейд: турецкие фрегаты, содрогавшиеся от собственных выстрелов, береговые батареи, изрыгавшие огонь Елисей быстро глянул направо, налево, и перед ним мгновенно обнаружился весь развернутый веером строй русских кораблей. Они укрепились на якорях от одного берега бухты до другого и с бортов, из трехсот пятидесяти восьми орудий, громили турецкий флот и береговые батареи крепости. На берегу одна из шести батарей уже умолкла, сметенная яростным огнем, который вел по ней корабль «Ростислав». Но на «Ростиславе» барабаны, задыхаясь, били тревогу; оттуда доносился трезвон в колоколтам горело что-то на верхней палубе; струи воды из брандспойтов, вздымаясь и перекрещиваясь, спадали вниз и превращались в пар.
И Нахимов мелькнул на мгновение перед Елисеем Белянкиным. Адмиральские эполеты были у Павла Степановича забрызганы кровью, и кровь струилась у него по лицу. С визгом пролетело в эту минуту у него над самой головой ядро, и Елисей успел заметить, как Павел Степанович махнул рукой, будто от мухи отмахнулся. Другим был занят Нахимов в эту минуту: турецкий адмиральский корабль омертвел у него на глазах. Еще и получаса не прошло, как на «Айны-аллахе» ударила первая пушка, а фрегат Османа-паши уже качался прямо напротив «Императрицы Марии» с перебитыми мачтами, с ободранными снастями и отшибленным рулем. Течением и ветром отогнало неуправляемый фрегат куда-то в сторону И тут Елисей Белянкин сразу увидел другое. Словно сердце подсказало ему, что очутившийся теперь под пушками «Императрицы Марии» другой фрегатэто и есть «Фазлы-аллах». Да и кроме того: корма фрегата была позолочена, на носу было укреплено какое-то резное чудище А на капитанском мостике фрегата стоит молодой капудан и удивленно таращит глаза; Елисею показалосьпрямо на него, на комендора Белянкина. Елисей навалился сам и взял «Никитишну» на прямую наводку.