Жандармский полковник Зубов, хоть и коротышка, круглый, как шар, но лицом чем-то смахивает на «всероссийского голубого», на царя Николая Первого. Дедушка в изнеможений опускается на стул и закрывает глаза. Ему нетрудно представить себе полковника Зубова и царя Николая. Дедушке кажется, что оба они пристально смотрят на него в кабинете у жандармского полковника: император Николай Павловичс портрета, а полковник Зубовоткинувшись в кресле. На столе перед Зубовым тетрадь в синем переплете раскрыта на на сорок восьмой странице. На сорок восьмой!
Дедушка еле добирается до кровати и валится на нее, как сноп.
Догорает в большой комнате на этажерке свечка, умолк сверчок, сквозь щели в ставенках заглядывают с улицы трепетные полоски утреннего света.
Так прошла неделя, за нейдругая, и не обнаружилось ничего: не было тетради, но и «голубые» не показывались. А «самый голубой»коротышка в полковничьих эполетах с серебряной канителью, он, говорили, проводил теперь ночи за карточным столом в гостинице Томаса, где пристал приезжий флигель-адъютант.
Дедушка еще подождал, еще потужил и поохал и наконец успокоился. Он даже стал про себя пошучивать над своей бедой. Не иначе, дескать, как на дно морское попала его тетрадь, и читают ее одни рыбы, пускай даже и с сорок восьмой страницы.
На-поди! махал рукой дедушка. Что поделаешь, пускай!
«Ведь рыбы-то немы, хитро улыбался дедушка:не раззвонят, не разболтают Не то что Зубовудаже «всероссийскому голубому» ввек не добиться от них ничего».
Решив так, дедушка облачился в свой сюртук, надел на голову стеганый картуз и, прихватив давно припасенную бумагу, пошел к переплетчику заказывать новую тетрадь.
IIIСолдат-горемыка
В Корабельной слободке остались теперь почитай что одни женщиныматросские жены, да старые старики, да малые ребята. Взрослые мужчины почти все были в море на эскадре Нахимова. И пока шла в слободке сумятицау кого со сбежавшей козой, а у дедушки Перепетуя с пропавшей тетрадью, корабли эскадры по бурному морю благополучно достигли кавказских берегов. Только семь дней взял этот замечательный переход на парусах от Севастополя в Крыму до Анаклии на кавказском побережье. Утром 24 сентября суда подошли к берегам Кавказа, а в 5 часов пополудни все было выгруженосолдаты, лошади, пушки. И пошла теперь эскадра налегке искать турок в Черном море.
Надвигалась осень, дни становились короче, вечерадлиннее, ночитемнее. Большие южные звезды пылали всю ночь над морем, и над Севастополем, и над Корабельной слободкой в Севастополе. Дедушка Перепетуй, накинув старенькое пальтецо, выходил вечером и среди ночи на крылечко, дышал свежим, сухим, ароматным воздухом и глядел на небо, точно перелистывал альбом узоров.
Вот Большая Медведицасемь крупных звезд. Большая Медведица очень похожа на большой ковш. Дедушка еще поднял голову и над ковшом увидел Полярную звезду, ярчайшую из целой группы звезд, тоже расположенных ковшиком: это Малая Медведица.
И дальше пошел дедушка искать в небе и нашел квадрат созвездия Пегаса и созвездие Лебедя в форме большого креста. Подле созвездия Лебедя блистала и переливалась звезда-красавица Вега. А от края до края пролегал по небу Млечный Путь из множества мелких звезд. Словно обоз с мукой прошел там через все небо и рассыпал по дороге светлую мучную пыль.
Дедушку всегда радовали эти прогулки по ночному небу. Он уже примирился со своей пропажей, только понять не мог, как это все могло произойти и на что кому понадобилась вся исписанная, чуть не от корки до корки, тетрадь. И все так и вошло бы в свою колею, тихо и мирно, если бы не солдат с Николаевского поста.
Он появился в слободке рано утром, когда хозяйки еще и коз не подоили. Оборванный, заросший табачного цвета бородой и с лицом, словно покрытым ржавчиной, он шел, припадая на одну ногу и опираясь на высокий костыль. На площадке, где много лет лежала неубранной большая куча железного лома, солдат присел на камень и снял с головы свою фуражку без козырька, круглую и плоскую, как большой гречневый блин. Солдат сидел молча, насупясь, понурив голову.
Скоро около солдата стали собираться люди.
Первая остановилась подле него Михеевна, мать Кудряшовой, у которой пропала, а потом счастливо нашлась коза.
Мишук еще спал, когда Марья Белянкина, открыв калитку, тоже приметила солдата на камне, а Михеевнуподле солдата. Марья подошла поближе послушать, о чем говорят добрые люди.
Потом и Мишук, проснувшись, выскочил за ворота и побежал к солдату; а там около солдата уже были и Николка Пищенко, и Жора Спилиоти, и много всякого другого народу. Не было только дедушки Перепетуя.
Но вот он и дедушка, идет, постукивает палкой и поглядывает на часы. Время-торань какая, а народ уже на улице весь.
«Что такое за собрание? удивился дедушка. A-а, вон что! Солдат служивый новостей притащил целый короб Пойти послушать. Солдатыпройдисветы, всё в походах; что ни день, у них новоселье; нигде не заживаются, народ бывалый Попробовать разве расспросить солдата, не попадалась ли ему на глаза синяя тетрадь, записки, Петром Ананьевым сочиненные?..»
И дедушка тоже подошел к солдату.
Николаевский пост слыхали, сударки? говорил солдат, обращаясь к толпе женщин, обступивших его. Укрепление наше так прозываетсяНиколаевский пост. Вот тебеКавказ; вот тебеЧерное море; вот тебеЧолок-река, в Черное море впала. Промеж двух держав этот Чолок течет: правая сторонанаша, на супротивнойтурок сидит. А правду сказать, так и укрепления-то никакого нет, одно название. Сказать коли по-настоящему, так не укрепление вовсе, а таможенная застава там у нас, только и всего. Да еще склад провианта при заставе этой. Ну, там хат ветхих с полсотни наберется на песчаном бугре при море, церковь, воинского начальника дом Поселение малое, а досада от турка великая. Лезет турок из-за Чолока: где пулькой свистнет, где скотину к себе перегонит, а где и живого казака на свою сторону через речку умкнет. Что делать будешь? Вот видишь, сударки, ночь была темная и дождь как из ведра. Пятнадцатого числа было, октября пятнадцатого. Ночью тревога, бьют барабанытурок из-за Чолока пришел. Уже разъезд наш вырезан начисто, и восемьдесят турецких судов к морскому берегу причалили, десант высаживают. А войска у нас на заставекакое у нас войско? Прямо скажу: на одного нашего двадцать турок приходилось.
Дедушка Перепетуй приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать. А в задних рядах, когда заметили дедушку, то расступились и пропустили его поближе к солдату.
Да, сударки, повторил солдат:один против двадцати. Стали мы по турку беглым огнем бить, а он в нас гранаты шарахать. И теснит нас и теснит, к провиантскому складу прижал, а на складе у нас тысяча восемьсот пудов хлеба сложено. Тут и мы охулки на руку не положили: картечью гостей встретили. Как дали!.. Всю ночь рубились; тут и сабли и кинжалы У меня так штык от такой работы скрутился винтом. Стоим насмерть, потому что знаем: спасу нам нет. Часовой у склада видитодолевает нас турок. Что делать будешь? Хорошо, тюк сухой рогожи у часового под навесом. Зажег и в склад подкинул. Занялось сразу. Светло стало. И видно, как турки на часового набросились, живого в огонь кинули.
Боль и испуг отразились на лицах у женщин. Уже кое-кто всхлипывал в толпе. Солдат уставился на свои стоптанные сапоги, покрытые белой пылью.
Что ж, сударки, продолжал солдат, не сдаваться же турку! Неужли русскому солдату на басурманскую сторону переметываться? Двадцать четыре человека нас осталось, перераненные, перекалеченные. Меня так в ногу контузило болит, смерть моя!.. А другие наши из двенадцатого линейного батальона мало не все полегли. Таможенного чиновника турки к кресту пригвоздили и потешку себе сделалипалили в таможенного из ружей. Священникуверьте, сударки, правде моей! голову отпилили. А уж лекаря нашего мучили! Пыткой пытали: скажи, где деньги спрятал. А что скажешь, коли денег нет и звания, всегда в долгу, как в шелку. Часишки, правда так у духанщика они в закладе. Ну, часишкиэто дело десятое, а вот настак всего двадцать четыре человека, и уж семь часов, как мы в сражении Стали мы штыками пробиваться; пробились, к Озургетам отступаем. Идем и падаем, идем и падаем Уже на полпути к Озургетам навстречу нам из Озургет полковник Карганов с тремя ротами и с полевыми орудиями. Бежит, торопится, к нам на подмогу поспешает. Вернулись мы с Кургановым обратно на заставу Николаевский пост, турок уложили сотен немалоза товарищей наших это им местьи с Кургановым снова на Озургеты отступили. А нога моя, нога! Чем дальше, тем пуще. Разнесло, раздулостала, как колода. «Не воин ты больше, сказали мне в лазарете. И года твои вышли. Отставка тебе будет. Да только, сказывали лекаря, как станешь прочь отсель подаваться, так не ходи ты кавказскими землями: горы-де высоки, пропасти глубоки и народы немирные. Подайся, сказывали, в Крым, сразу на русскую сторону. К грекам просись на какую ни есть шаланду. Они те подвезут до Керчи либо в Севастополь, как им поспособнее станет». Ну, закончил солдат, спасибо грекам: тут я, на русской стороне.