Никита пытался представить сначала Мурманск, потом Североморск. В заснеженном гранитеКольский залив, где, по словам подводников, не бывает холодно, а только свежо. Километры сухого слоистого наста, обтёсанного сухими слоистыми ветрами. В городе вместо весныгуляющие вихри позёмки, а вместо леташум от срывающегося по водосточным трубам с грохотом товарняка, льда. В штабе наверняка стоит какой-нибудь сейф, где держат архивы на все не вернувшиеся субмарины. Однажды задраюсь изнутри, и меня не найдут до следующей утопшей лодки: участь сынков из хорошей семьидосрочный гроб.
«Хвойная»
С сумерками, едва гребёнка лучей сомкнулась, как жалюзи, Позгалёв озвучил свое мнение по поводу «бл***ского текущего момента». Говорил предрешённо-спокойно, как «шутки кончились». Слова капал тягучие, бронзовато-злые. Его мнение применительно к моменту зиждилось на очередной вариации закона Бойля-Мариоттачто презентов, кроме как решение родителей нас зачать, в этой жизни не бывает. Остальное каждый берёт сам: не возьмём сейчасне возьмём потом, останемся до конца упряжными животными.
Ковыряющийся у барокамеры Алик, только что вскрывший второй замок и приступивший к третьему, на Бойля-Мариотта ответил колким вихлястым говорком:
Чё брать-то собрался, а, Позгаль? Брать-то чего? Чё потерял? Всё моё, лично при мне, на месте. Военники? Так завтра тебе возвернут. Чё тебе всё неймётся? Ну давай, где оно? Чего брать будешь? Пощупать его хоть можно?
Ян молча достал из сумки мятый тюбик зубной пасты, кинул Мурзу.
Щупай!
Метнул навесом, аккурат в мичмана, и тот, едва успев оторвать от замка ладошки, поймал тюбик на выкаченную колесом грудь.
Какого раскидался?! На хрен она мне?! Мозги каблуком вывихнуло?!
Щупай можешь поводить там по буквам пальцем.
С раздражением Алик крутанул пасту, непроизвольно сдавил.
Дурика нашел Чё тут щупать? Чё опять придумал? «Хвойная» и «Хвойная».
Еще поводи.
Ну, фабрика «Свобода» Ага Все комедию ломаешь Не смешно, шутник.
И вдруг сник, ссутулился. Устало тронул лоб. Проговорил жалобно:
Кончай, а? В натуре, Позгаль, завязывай. Домандишься же.
Пощупал? Её и буду брать
Бросив тюбик на пол, Мурзянов вернулся к замкам. Хмуро пробурчал:
Во-во, хоть хвойная, хоть пальмовая. Как ни назови, всё однолипа. Завтра напишут на банке консервов, и будете молиться. А потому что нет её, аб-стракция! Есть только разные люди, в разных обстоятельствах. Лебедь, хоть и гандон штопаный, а прав: главное, так сказать, степень внутренней свободы Короче, иди, бери. Давай, давай. Идиотов нет.
Тогда Ян вкратце изложил свой план. План был бредовый, пока одна из оконных решеток не застонала в его лапах, дымя сухим цементом.
Не трогай, б***дь, решетку! Верни её на место!
Не обращая внимания на лай мичмана, Ян продолжал корчевать штыри. А Мурзянов, матерясь, поднял, наконец, крышку барокамеры и залёг внутрь железного кокона:
Да вали ты куда хошь!
Лежал, бурча и причитая. Не выдержал, опять разразился тирадой. Последнее воззвание к позгалёвскому разуму:
Позгаль, по-хорошему прошу. Так вмандячимся, не расплюёмся. Лебедевкрыса, кто спорит? А мыне красавцы?! Нет, ты мне ответь, мы-то что?! Экскурсии, бухло, колёса Чё ещё надо было? Завязывай, Ян! По-серьёзному говорюпрекращай! «Хвойная» ему! Будет тебе утром «Хвойная»: военник в зубыи на все четыре Прям сейчас приспичило в бега? Я не сумасшедший! К трёпаной матери! Во где твое геройство! И не трогай долбаную решетку, сказал! Поставь её на место!
Выкорчевав последний штырь, Ян привалил железяку к стене. Огладил шар головы. Двинул увечной челюстью. Достал из сумки сигареты, спички. Чиркнул, любуясь огоньком. Повторил:
Все правильно, парни, поняли: удостоверениядело десятое, и так возьмём, и не завтрасейчас; подачек не нужно. Предлагается взять то, чего у нас нет, и никогда не было, без чего так и останемся упряжными лошаками. Нет, крысами линять не годитсявозьмём с огоньком, сделаем из их сборного пункта угольки. Спалим конкретный сарай с концами, дотла. Голосований не предусмотрено, каждый решает самхочет он чухать дальше или как. Желаешь ты, Мурзянов, лямку тянуть, а ты, Никита, жить папиной жизньюрешайте.
Твою-то ма-ть, сокрушенно простонал Алик. Вылез из барокамеры, поднял, кряхтя, решётку, втиснул, матерясь, обратно в оконный квадрат. Схватился вдруг за ребра:Ой ё-ё! с тяжелым стоном сполз по стенке, сел рядом с Никитой. Продолжил свирепствовать, но уже жалобней, с немощным придыханием:
На мне лично никакой упряжки нет. Да, полечу обратно. Лучше косить буду! Лямка не лямкавыбора не густо! Спалить сарай? Чё ты кому докажешь, Позгалёв? Откуда выскочишь?
И, выдержав паузу, обратился к своему союзнику:
Никит, нет, ты понял, под что он нас подводит?!
Позгалёв смотрел на Растёбина с холодным любопытством: поддержит план, нет, капитан горевать не будет. Всё, что хотел сказатьсказал; теперьсами. Отстранённый интерес не столько к Никитек моменту, секунде, которая на его глазах переиначивает чужую судьбу.
Даже безразличием своим продолжает давить, злился Никита. А может, и вправдупридумал я, без надобности ему кого-то жать. И нет у него ничего от римского центурионаломаная кацапская картоха. Шлёпнул себе на мозги его превосходство, сам же шлёпнул и протёк. Ведь шанс, шанс выскочить из отцовской упряжки.
Страх или обиды? пытался он сейчас понять. Понять оказалось проще, чем себе признаться. И ещё эта усталость, ещё это неверие в его дурацкую идею-фикс: полезешьбудет счастье, нетзряшная жизнь. Не страх уже, а смех.
Итого, Никита Константинович?
Итого? Хм Тыкак мой отец, Ян, такой же, как мой папаша. Оба умеете давить. Тотсвоей неполноценностью, а ты, хрен редьки не слаще, сверх Короче, тебе надо вписать нас в свои планы, а я с чего я должен тебе верить?
Правильно: ни папе, ни Позгалёвуодному себе. Итого Заметь, не давлюинтересуюсь
Итого, что?
Решение
Никита молчал.
Будем коптеть над задачкой? Простая же: сколько ещё терпилами быть? Мало об нас ноги вытирали? Мои планы? Вы, юноша, о чём? Хотите дальше баранаминикого уговаривать не буду.
Не давишь? хмыкнул Никита.
Во-во, я от стыда уже красный. Сейчас проголосую за «гори оно синим пламенем», кисло скривился Мурз.
Никаких голосований, сухо отрезал Ян.
А вдруг толку не будет, не сработает твое«взять»? Никита смотрел исподлобья, с натужной, преувеличенно дерзкой усмешкой.
Ещё бы, со спичками против лома. Называетсяслону яйца качать, ядовито поддакнул Алик.
Ян обдал Растёбина зелёной прохладцей глаз:
Ладно, видать, не особо вам жмёт упряжка-то. И дай бог.
А о другом ты подумал?
Без «боюсь» тут не бывает.
Даже если через «боюсь», там Никита кивнул в окно, ничего мы не изменим.
Позгалёв огладил лысину, устало зажмурился. Произнес куда-то в пол:
Слушай, уважаешь себя за того барана? Изменил? «Там» и не надо. В себе бы изменить. Не для «там», не для папы, не для барана Для себя. Страшней, чем барана тащить? А на халяву не бывает. И весь секрет. Всё, рассусоливать больше не буду. Предложил, сейчассами, иначесметана на дерьме.
Под новую порцию Аликовой ругани Ян встал. Опять стащил решётку с окна, прислонил к стене.
Прошёлся возле барокамеры. Костяшками пальцев выдал по железу бодрую боевую дробь:
Час вам на раздумья, пока кемарить буду. Нетполезу один.
Залёг в барокамеру.
Алик перестал кряхтеть, забыл про рёбра, шепнул переполошенно Растёбину:
Полезет же, дурак. Ёбу дал, свихнулся. Хоть уродов этих зови.
Банка
Барокамера мерно дышала широкой позгалёвской грудью. На губахузкая полоска-тень, и отсюда, из их угла, казалось, что спящее лицо беспечно улыбается. На свихнувшегося не похож: спокойный сон всё для себя решившего, видел Никита.
Была усталость, была апатия. Был страх. Прошлые обиды водили змеиными языками где-то в груди. Злость тоже еще держалась: мог бы герой тщательней позаботиться о своём геройском образе, к которому приучил, и который, как от нечего делать, небрежно растоптал; мол сами теперь. Сами, так сами. Поэтомусхорониться, переждать, проскочить. Это сейчас главноепро-с-ко-чить. А там разберемся. Расправлю еще плечи, подрежу тесёмки, лямки, жгуты, упряжки Наращу самоуважение. Представится ещё случай стать для себя героем. Не уплывет «нормальная, сбыточная». Ещё как бывает на халяву. Про-с-ко-чить, что выскочить. Только умней. Нормальные герои всегда идут в обход.