Рота, подъём! проорал дурным голосом выспавшийся за всех троих Мурзянов.
Выруби скворечник! Ян глухо кричал из-под подушки.
Меньше шляться надо! Подъём!
Убааавь, жалобно стонал каптри.
Никак нельзя! Ручка громкости не предусмотрена! Гантели ждут!
Из розетки! Вытащи её из розетки!
Где вас, сук, носило? Хотите в комендатуру?!
Верхние попрыгали с плеч нижних, и физкультурники принялись за другую фигуру, названия которой Никита не знал. Потом пошли акробатические этюды. Подброс, сальто; пришитые улыбки держались мёртво на задорных лицах.
Шляются я как дурак, сидидумай: забрали их, нет?
Упражнение «ласточка»это Никита знал. Фигура «звёздочка»тоже. Марш вдруг обвалился, и белые трико белым дымом затянуло обратно в пыльное сито радиоточки.
Спасибо, тащ мичман.
«ращение руководства страны к советскому народу».
Б***дь, Мурзянов, издеваешься?! Встануна голову тебе надену!
«В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачёвым Михаилом Сергеевичем»
А я что?! Оно само!
«в целях защиты жизненно важных интересов народа и граждан Союза Советских Социалистических»
Жуххх! Над Никитой что-то пролетело. Бах! Мягкий шлепок о стену. Подушка?
«независимости и территориальной целостности страны, преодоления тяжелейшего кризиса, хаоса, анархии»
Мурзянов, не доводи!
«в соответствии со статьёй 127 Конституции СССР и статьёй 2 Закона СССР о правовом режиме чрезвычайного положения, и идя навстречу требованиям широких слоев населения»
Это Лебедев намвойну! Официально! нервно загоготал Алик.
«необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе»
Где шастали? Разбомбили санаторий?! Теперь народуобращение руководства!
«обеспечения законности и порядка, ввести в отдельных местностях чрезвычайное положение на срок 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года»
Чё творили?! Лебедь намчрезвычайное!
Заглохни!
Пятки, пробив матрас, ударили в полПозгалёв вскочил. Никита продрал глаза, тоже поднялся. Ян стоял у репродуктора, задрав голову.
«Преступность быстро растёт, организуется и политизируется. Страна погружается в пучину насилия и беззакония. Никогда в истории страны не получали такого размаха пропаганда секса и насилия, ставящие под угрозу здоровье и жизнь будущих поколений. Миллионы людей требуют принятия мер против спрута преступности и вопиющей безнравственности. Проведение митингов, уличных, шествий, демонстраций, а также забастовок не допускается. В необходимых случаях вводить комендантский час. Решительно пресекать распространение подстрекательских слухов. Приостановить деятельность политических партий. Для управления страной и эффективного осуществления режима чрезвычайного положения образовать Государственный комитет по чрезвычайному положению в странеГКЧП СССР».
Что за ерунда, Ян? Шутка Лебедя? Какое-такое гэка-чэпэ? Мурз, приблизившись к Позгалёву, растерянното на каптри, то на умолкшее радиохлопал своими чёрными прорешками. Что за хрень?
Ни пункта вэ тебе, ни даже дэбудешь служить до упора. Вот что за хрень. Баста, карапузики, кончилися танцы.
Ян сорвал радио, хотел было его послать в стенупередумал, кинул на стопку одеял. Мурзянов, присев на корточки, взял онемевшую коробку, покачал на руке, будто взвешивая:
От советского информбюро, пробормотал отрешённо, ни пункта вэ вам, ни даже дэ. Стойко переносить все тяготы и лишения
Пробуя остыть, Ян вышагивал по флигелю. Схватил сигаретную пачку со столапустая. Бросил обратно. Надел брюки, рубашку.
Никита стащил с себя одеяло, и туткартина: все плавки в кровавых разводах.
Ну, если ни вэ, ни дэ, выходит, можно с белыми людьми в столовую и на пляж?
Верно мыслишь, Мурзянов. Конец режиму скрытности, хватит булки паритьвсплываем. Штабной, на завтрак идёшь?
Бурые пятна, наплывы, по всему переду Целка? Тоже девственница?
Никита запахнулся, подтянул к себе сумку, вытащил запасные плавки. Переоделся под одеялом. Встал, и машинально, бочком от подводников, напялил тренировочные.
Ну, хоть с вышки попрыгаем гэ-ка-чэ-пэ, мать их! растерянно чесал затылок Мурз, а если Лебедь под этот соус и точно нас в комендатуру, а, Ян?
Волк собаки не боится, но не любит, як она брешет. С испугу его брехня. Сам пусть теперь с таких делишек шкерится.
Чё, Никитос, готов? Позгалёв нервно возился с пуговицами.
Готов. А куда?
На завтрак.
В столовую? Сами?
Сами, своими. Слышал- забарствовались?
ГКЧП, взбудораженный Позгалёв, потерянный Алик, конец режиму скрытности и вдобавок порушенная девственность на крашеной скамейке в объятьях немой, обагрившей девственной кровью его плавки, в этом кавардаке, припорошенном недосыпом, болезненно свербило что-то ещё, ухватить которое Никита никак не мог, и, когда уже шли по центральной алее, проскочилокак беглый огонек по пеплу: Лебедевское письмо счастья, вот что. Им, может, и трын-трава, а мне никак нельзя с белыми людьми.
Остановился рядом с клумбой бугенвиллей. Подумал: хорошее обрамление для позорного момента.
Ян, я не могу.
Чего? Позгалёв, нахмурившись, обернулся.
Вам уже без разницы, а я не могу.
Хорош дрейфить, штабной.
Никто не дрейфит. Не в этом дело.
И в чём, интересно?
Он молчал, трусил признаться. Блатной сынок с липовой ксивой и украденной путевкой. Боящийся и за отца, и отцовского гнева.
Не могу, и всё. Я обратно.
Ты чё, прибздевши, мичман?
Я тебе не прибздевши!
Если боишься письма, оно теперь по-любому придёт. И на нас придёт. Так и будем дальше шугливыми крысами?
Значит, есть причина.
Ладно, причина ясна. Идём, Мурз, юноша обделавшись.
А ты не обделавшись, когда меня впутал? И тогда, с бараном?
Сам сейчас как сыклявый баран Идешь, Мурз?
Алик сочувственно пожал плечами; оба развернулись.
Позгалёв! окликнул Никита.
Небрежный, вялый полуоборот, Ян показал лишь свой профиль центурионане стоишь большего. Не помня себя, Никита подскочил к капитану и шлепнул его по уху. Чахлая плюхаразватил в последний момент кулак, испугался. Ян мотнул башкойкак муху согнал. Пошерудил мизинцем в мохнатой дырке. Смерил Никиту щелистым взглядом, полным жалостливого не то презрения, не то изумления. Тут Мурзянов из-за его спины:
Ты чё, толмач, сдурел, перегрелся?!
Позгалёв придержал его лапой:
Разберёмся.
ИНиките, с усмешкой.
Ударить-то нормально можешь?
Я тебе не сыкло, давай, иди сюда! крикнул на оставшейся щепотке пороха; встал в стойку, меся кулаками воздух, надеясь, что Позгалёв не истолкует призыв всерьёз.
Для начала врежь не по-бабьи чтоб я тебе ответил.
Сволочь насмешливая! Никита кинулся, слепо молотя перед собой. Всё влетело в капитанские локти, как в доски, и, смазаннопо штакетинам рёбер. Ян схватил его за голову, толкнул с ощутимой отдачей в позвоночник. Повелосанаторский фасад взмыл в небо. Устоял, бросился снова, и на этот раз пробил капитана в печень. Ян продышался, подкинул торс, вновь поймал пятернёй Никитину голову и, как мячик, дослал его на асфальт.
Смотри-калучше! Ещё разок? Глядишь, возьму свои слова обратно. Ну, давай!
Ярость Никитина схлынула, осталась только обидабессильная, обмелевшая: опять всё обратил в свою игру, где яподопытный кролик. Полезли слезы, едва их придушил.
Позгалёв приблизился. Упёршись в коленки, одышливо согнулся.
Ладно, насчет сыклявого Последний справа был хорош.
Иди ты нахер! Ничего ты не знаешь!
А что я должен знать, штабной?
Я тебе не штабной! И не мичман ни разу! По фальшивым документам тут! Всё липа! Генеральский сынок, блатной, понял?! Придёт письмоотцу конец!
Вот тебе и «не в моде нынче погоны», Мурз, Ян обернулся к Алику, ещё как в моде, гляди: живой фальшивопогонник! Цельный мичман!
А чё сразу не адмирал? Отдельный бы номер с видом на море, ухмылялся Алик.