Перед прорывом японской эскадры, лекторствовал в затылки Ян, экипаж канонерской лодки «Кореец» надел чистое бельё и парадную форму. Считайте, что я не с вами, чуханьё!
Щас! угрюмо огрызался Алик, проголосовано единогласно!
Что-то новенькое. Так уж единогласно?
Чёё? проверещал мичман.
Их бравый марш достиг лестницы, и тут Алик начал прозревать, что этот «Кореец» позади имеет в виду. Стремительным разворотом Мурз остановил шествие.
Чё за базар, Позгалёв? Алик, как обманутая жёнушка, свирепо заломил свою басурманскую бровь, чтоб подначки потом кидать: мол, ни при делах был, так, что ли? Ты за или нет?
Если отмотаете чуток назад, меня вы даже не спросили.
Вот-ты-Позгаль-хрен
Да я не в претензии, парни. Не спросили, и не спросили. Вы ж большинство. И вообще, я перетопчусь у своей песни на горле, сокращение, не сокращениеи хер бы с ним; пусть штампуют пункт дэ. А вот ваш кислый вид не шибко радует. Сам-то готов губу с крючка, Мурз? Готов по несоответствию? Только начистоту, пойму без обид.
Перетопчешься? Мне-то не вкручивай! Чтоб нас же потом и сделать крайними! Всё, стоп машина! Вот что я тебе скажу, Позгаль:заигрался ты! Я иду обратно! Привет!
Отдав прощальный салют, насупленный мичман решительно уселся на ступеньки.
Слушайте, счетоводы, Ян с обалделой улыбочкой оглядел обоих, вы ж и вправду по-любомубольшинство. Готов подчиниться, даже если у большинства разжижение твёрдости приключилось. Вот что мне кумекается.
Кто-то тут хитромудрый жопой виляет, вот что мне кумекается! рыкнул снизу Алик.
Всего-то напомнил про их единогласное, а они вдруг резко стухли. Вдвоёмсила, или без Позгалёва, как без титьки?
Какие сложности? Давайте заново проголосуем, предложил Никита.
Дорога ложка к обеду, отрезал Ян.
Всё, с меня хватит! окончательно взъярился Алик. Он же подстроил, Никит, посмеяться! Ну, давай смейся! Да, яза пенсию и крышу! И вообще, после такого, яза флигель! Чтоб за здорово живешь подтереться десятью годами?! И вправду, дурак былсогласился! Это хотел услышать, благодетель?!
Ой, а я вам ужин приказ коменданта.
Официантка Вера, держа на подносе дымящиеся тарелки и льющиеся из окна топлёно-золотистые сумерки, растерянно стояла пролетом ниже.
Чего он, а? На карантин вас?
ЧАСТЬ II
ГЛАВА ПЯТАЯ. Бакшиш
Флигельзначит, флигель. Никита принял такой поворот смиренно, с некоторым даже облегчением, хотя путаные игры Позгалёва ему здорово не понравились. Алик был вполне удовлетворен. Ян, как всегда, держался безразлично-беспечно, словно говоряему и в собачьей конуре будет курорт. Правда, все трое, время от времени кривились, демонстрируя, как их воротит от этой унизительной лебедевской затеи.
У коменданта по части их переселения заминок не возникло. И с местом всё вышло, как и было обещано, почти без обмана. В том смысле, что новое место вполне втиснулось в оправу «люкс». Чёрт с ним, с туалетомбыл летний умывальник, и ладно; зато комнатаникаких тебе слепо-глухо-немых стенстеклянный цилиндр с одним сплошным опоясывающим окном-витражом, затопленный проточным солнцем и небесной лазурью столь изобильно, что, порой, когда повалялся на отдельном пляже, уплёл доставленный Верочкой обед и опробовал на мягкость каждый матрас, нет-нет, да и тянуло взвыть: как ни крути, тычудо лебедевской селекции, грызун санаторский, вынужденный сучить лапками в этом солнечно-лазурном барабане. Ходи, хоть заходись, бегай, хоть забегайся, но только от сих до сих. Итак, от сих до сих включало: приватный пляж, устроенный некогда для персонала санатория, отрезанный от общего пляжа рабицей, занавешенной старой маск-сетью. Исполосованная кореньями самшитника тропинка, вьющаяся от самой пляжной гальки вверх, по лесистому взгорью прямо к крыльцу их нового обиталища. Высота флигеляметров десять. По периметруизумрудные кружева зубчатолистых грабов, лип, дубов и падубов. Наверхвинтовая лесенка-штопор в пять витков и собственно само стеклянное гнездо, из которого открывалась невозможно красивая панорама бухты Тихая с мысом Видный. Это- если забегать вперёд. Если же только ступаешь из тёмного винтового преддверья в сферическую светёлку, оказываешься словно на цирковом круге, выстеленном нетрезвыми униформистами. По всему полу в безалаберный лоскутный нахлёстматрасы, сверхуслоистые стопки одеял, образующие каньоны, в пересохших руслах которых томятся вздутыми тушами видавшие виды подушки. И каждый метр ландшафта пробит казёнными звёздчатыми клеймами «МО». Пылища, прель, радиоточка без регулировки громкости, удобства в кустахэто из минусов, и, вопреки обещаниям, Лебедев тут ни черта не прибрался. Но в целом их устроил лежебокий войлочный хлев, располагающий к сибаритству и перемещениям на четвереньках, уравновешенный лишь отчасти столом и табуретками, призванными, видимо, стимулировать иногда прямохождение. Впрочем, серьёзной угрозой последнему был главный приз от лебедевских щедротнастоящий видеомагнитофон с телевизором: лежите и пяльтесь хоть сутки на-пролёт, а захочется прошвырнутьсятропинка на пляж. Вот и весь дозволенный маршрут, огороженный страхом статьи «несоответствие», под которую за компанию подверстали и Растёбина.
Вот здесьпожалуйста, сколько угодно, Лебедев небрежно швырял пятерню в глубь солнечной темницы, хоть посуду колотить, хоть до поросячьего визга
Затем рука не без торжественности ставила галочку возле винного ящика, который расположился по соседству с видеопризом за сговорчивость.
До отъезда, надеюсь, хватит?
Позгалёв в ответ косоротился, разве что не сплёвывал.
На остальную территорию попрошу ни ногой. Выход в городв разрешительном порядке, на пляжв уведомительном. За мнойэкскурсии; обещал, помню. Можно, кстати, с Мацесты начать. Сероводородные ванны, грязи. Творят чудеса.
И сноватолько кислая ухмылка от Позгалёва и мрачная мурзяновская гримаса в ответ.
А хотите, с Воронцовских пещер начнём? Сталактиты-сталагмиты
Всё б тебе нас в банку загнать.
Хорошо. Мацеста так Мацеста. Сейчас по расписаниюфизиотерапия. После обеда мой уазик отвезёт вас в лечебницу. Располагайтесь, товарищи подводники.
Помявшись в дверях на всякий случайглядишь, соскочит с какого языка доброе слово, Лебедев не солоно хлебавши, наконец, удалился.
Позгалёв вразвалку двинул к окошку-витражу, толкнул одно из стёклышек, со скрипом отъехавшее, уселся на узкую дугу подоконника, невесело закурил, окутав сизыми клубами Ахун.
Ну, как вам казематы? Мягко, сукин кот, стелет.
Никита нетерпеливо поглядывал на лебедевские дары, оттого едва проникся хрипатой иронией Яна. Мурзянов, тем временем, куда-то за груду подушек, швырнул свою сумку, будто она и была главной виновницей всех бед, упал на ближайший матрас, сцепив руки за головой.
Обрамленные облачком золотистой закатной пыли дары остались стоять отверженнымини капли видяевского внимания. Никита же, как ослеплённая блеском сорока, едва сдерживалсясверкающее чудо хотелось изучить поближе.
Пока видяевцы предавались брезгливой грусти, он подошел к подаркам. Серебристый телевизор «Сони», не новый, с царапанным корпусом и базальтово-чёрный видеомагнитофон «Хитачи»тоже бывалый. Как их занесло сюда? Каким искривлением пространства выплюнуло? Рядом в две стопкикассеты. Беглого взгляда хватило, чтобы определитьтут был весь пантеон богов: летающий Брюс Ли, бугристый Шварц, человек-шпагатВан Дамм, даже Эдди Мёрфи тут имелся.
Что там за бакшиш, штабной? Позгалёв, наконец, проявил к подаркам интерес.
Шварц, Эдди Мёрфи, Ван Дамм!
Бухло, в смысле, пульнул бычком в направлении Ахуна капитан.
А-а убрав кассеты под мышку, Растёбин нагнулся к ящику. Достал одну, в стружечной пыли.
«Солн-це-дар», креп-кое.
Скажи-ка, дядя, ведь не-даром отцы травились «Солнцедаром», затянул хмуро Ян.
Пришла бабка на базар и купила «Солнцедар». Ладушки, ладушки, нету больше бабушки, угрюмо подхватил Алик.
Матрасы припахивали дремучей прелью, из подушек торчал пух и прах, и вообще выглядело это добро так, будто долгие годы колесило по всему Союзу в плацкарте.