Вспоминая свое прошлое, Платон на мгновение забылся странным сном, и ему привиделось, как он стоит посреди заросшего крапивой и лебедой пустыря, и при этом он точно почему-то знал, что стоит он посреди своей деревни. «Странно, промелькнуло в голове Платона, где все дома и почему так все заросло бурьяном? Всегда в Лаптеве вокруг домов была утоптанная голая земля. Может, это и не Лаптево?» С одной стороны виднелись три странных белых дома, стоящие на приличном расстоянии друг от друга, а с другой, на некотором удалении от него, полуразвалившаяся стена, на которой местами росли несколько берез с сажень высотой. «Почему это мой дом разрушен? снова мелькнуло у него в голове. Где же мы сегодня будем ночевать? Да, это ж не может быть: три года назад все было цело! Да и не могли деревья вырасти за три года так». Платону стало так тоскливо от этой сиротливой картины своей полуисчезнувшей деревни, что он заплакал.
Платон Никитич, что с вами? услышал Платон голос кучера и пришел в себя от странного видения. Неужто плачете?
Забылся сном на секунду и сон привиделся, ответил он и, отвернувшись от испуганно глядевшего на него маленького Матвея, вытер выступившие на глазах слезы. Шутка ли: третьи сутки не могу спать, а тут закемарил.
Коляска уже подъезжала к крайней избе деревни. Платон изначально планировал заехать к своему дому задами, чтобы не привлекать к себе внимания, но потом сообразил, что большинство односельчан в данный момент заняты работами в овинах и гумнах, и если проехаться улицей, то особо никто, кроме собак, не заинтересуется чужой коляской о двух лошадях. По негромким шумам, раздававшимся от задних дворов, Платон понял, что количество народу война уменьшила примерное вдвое в Лаптеве. Вот и крайняя изба бобыля деда Прохора с полуобвалившейся соломенной крышей землистого цвета и заколоченными окнами говорила о том, что, видимо, старик помер. Платон вспомнил, как дед Прохор, сидя под корявым дубом, росшим напротив его избы через дорогу, еще в первые его годы занятия извозом, нарочно поджидая, выпрашивал пятак на водку, каждый раз при этом приговаривая, что они, мол, почти же родственники: он стережет деревню с одного краю, а Сушковы с другого. Уже подъехав к повороту дороги, Платон обратил внимание, что вокруг дома Прохора, как и его бывший огородик через дорогу, все заросло бурьяном. Он вспомнил свой только что виденный сон, и у него похолодело на сердце не к добру все это!
Коляска завернула за дом, и тут же Платон заметил небольшую кучку мужиков возле третьей от избы Прохора дома. Легкую панику у него вызвало то, что все они были в солдатских шинелях, какие-то одинаково небритые и хмурые лицом. Двое из них один без левой ноги, а второй с пустым правым рукавом сидели на лавке возле покосившегося забора из жердей и курили самокрутки. Третий сидел на корточках и что-то говорил мальчишке лет десяти. Еще двое один в солдатской шинели с обрезанными коротко полами, а второй в кожаной тужурке техника-авиатора стояли чуть в стороне, возле палисадника, и внимательно всматривались в пассажиров коляски. Платон по мере приближения всматривался в лица мужиков и никак не мог за заросшими бородами и усами разглядеть знакомые лица, хотя было понятно, что все они его односельчане.
Платон Никитич, не ты ли это? вдруг воскликнул хриплым голосом однорукий, выпуская клубы дыма изо рта при этом.
Платон вгляделся в него и признал в нем своего соседа Семена Шапкина.
Ай, не узнаешь нас голодранцев? усмехнулся он как-то недобро, глядя ему в глаза.
Семка, ты ли это? пытаясь быть спокойным, медленно проговорил Платон. Не узнал богатым будешь.
Ну, от нас только, видишь, пока что только убывает, сплюнул Семен под ноги. Нам богатство особо и ни к чему.
Война кому-то в убыль, а кому-то в прибыль, мрачно выцедил человек лет сорока в кожаной тужурке. Разве не так, господин Сушков? Сколько миллионов вы своровали на военных поставках.
Не имею чести вас знать, сударь, жестко ответил человеку в черном, да и не хочу. Я сын крестьянина из этой деревни, а вы кто такой, что лезете сразу такими словами? Вижу вот за пазухой у вас наган на большую дорогу за душами людей собираетесь?
Ну, скажешь, Платон, «крестьянский сын», сказал рядом стоящий с человеком в кожанке солдат в короткой шинели и сделал несколько шагов вперед. И когда ты последний раз пахал землю, сеял хлеб, убирал его? Меня не признаешь, да?
Колька! Брат! воскликнул Платон, узнав вдруг в этом бывшем солдате своего младшего брата. Живой! Вот так встреча! Я тебе писал письма, а ты ни разу за все двадцать лет ни разу не ответил.
Платон спустился с коляски, и хотел было пойти навстречу брату и обнять его по всем правилам, но Колька остановился и равнодушно стал его разглядывать, словно увидел некое чудо-юдо. Платону стало как-то не по себе от этого холодного взгляда, и тоже встал, держась за поручень облучка возле Акима, который переводил удивленный свой взгляд то на своего пассажира, то на его брата.
А это мой племянник, так? спросил Колька с чуть потеплевшим взглядом, показывая кивком головы на Матвея, который, положив голову на кожаный саквояж, стоявший рядом на сиденье, заинтересованно смотрел на чумазого мальчика, нисколько не вслушиваясь в содержание разговора взрослых.
Платон кивнул головой, не горя желанием продолжать разговор, который втягивал его в конфликт на пустом месте.
Здравствуйте, мужики, как-то в сторону сказал Платон и сел обратно в коляску, что ж вы так недобро меня встретили, словно я у вас что-то отнял? Я приехал со своим сыном в свою родную деревню, а было время вместе пахали и сеяли. И с тобой, Степан, и с тобой, Ларион, Платон, наконец, разглядел и узнал одноногого и того, кто сидел на корточках рядом с мальчуганом, мы вместе ездили на извоз и укрывались одним тулупом на станциях. Что вы имеете против меня нынче, что даже не здороваетесь, а? Ладно, Бог нас всех рассудит. Поехали, Аким Никоныч, дальше. Колька, может, поедешь-таки с нами, и поговорим дома? Все ж от одних мы родителей?
Николай с недоумением уставился на своего брата и молчал.
Ну хоть загляни как-нибудь к нам, проговорил Платон, когда коляска тронулась. Живешь-то ты где сейчас?
В соседней деревне, чуть слышно шевельнул губами Николай, не уточняя, в какой именно деревне. Ладно, может, завтра загляну.
Товарищ Сушков, обратился к нему человек в кожанке, когда коляска отъехала на порядочное расстояние, пошли-ка в сторонку.
Подожди-ка, сказал Николай и рукой отстранил его от себя чуть в сторону. Семен, я твоему мальцу дам маленькое поручение, хорошо? и не дожидаясь ответа от однорукого мужика, взяв за ручонку мальчугана, отвел его от стоящего рядом Лариона и присел перед ним на корточки. Слушай, Сергуня, исполнишь важное революционное поручение?
А конфетку, ну, или кусок сахара за это дашь, дядя Коля? сказал сын Семена и выжидательно уставился на него.
Ты что, буржуем хочешь стать: все только за плату?
Нет, не хочу я сладкое люблю.
Ладно, но только с собой у меня нет сахара. Завтра привезу так устроит?
Ладно.
Сбегай, Сергуня, до своего огорода и понаблюдай оттуда за моим братом Платоном, прошептал Николай. Только ты сделай вид, что копаешься у себя в огороде, хорошо? Посмотри, какие мешки или сумки дядя Платон будет выгружать из коляски.
А из нагана потом дашь мне стрельнуть, а? снова стал цыганить сын Семена.
Да ты за свою жизнь еще настреляешься до тошноты, постреленок! взъерошил рукой и так похожую на одуванчик голову мальца Николай. Ладно, дам. Ну, беги вот тут тропой низом между бань.
Когда Сергуня скрылся за старой баней Степана, брат Платона все с таким же невозмутимым взглядом посмотрел на своего товарища в кожанке и направился в сторону дуба на краю деревни.
Ну что, товарищ Лоозе, усмехнулся Николай, присаживаясь на чурбак рядом со стволом дуба, хочешь мне намекнуть насчет багажа моего брата?
Как же мне приятно иметь с тобой дело, Николай! сказал Лоозе и похлопал его по плечу. Для дела революции ты просто незаменим! Но брат твой по чуйке тоже вряд ли тебе уступает, а? Думаю, что очень маловероятно, что такой миллионщик, как купец Сушков, приехал в такие неспокойные времена с пустой рукой в деревню. Скорей всего, он привез с собой самое ценное и хочет тут отсидеться. В Питере и в Москве сейчас для них просто вилы. Товарищ Суховей говорил, что много таких, как он, пускают в расход и поделом им!