Микуров с Лопухиным, радуясь, что оказались в гуще настоящих военных действий, сновали между солдат и тоже подбирали неразорвавшиеся ядра. За что и были в первый же день строго наказаны фельдмаршалом.
Миних приволок обоих кадетов за воротники с линии огня в штабную палатку и отругал последними словами, пригрозившись отправить обоих в Петербург.
Для чего, по-вашему, родители определили вас в Рыцарскую Академию?! Для чего я создал в ней программу четырёхклассного обучения?! Чтоб выпускать из стен Академии пушечное мясо?!! негодовал Миних, сотрясая воздух кулаками, Страна нуждается в хорошо обученных офицерах! В талантливых генералах! А вы что творите?!
Простите, Ваше высок
Молча-а-ать!! Разве я взял вас с собой в Польшу для того, чтоб вы бомбы с поля подбирали?!! взревел Миних, стегнув обоих шарфом, Остолопы! Ведёте себя, как рекруты, набранные из глухой деревни!!
Василий с Иваном стояли понурые и виноватые, боясь поднять головы.
Ладно бы ещё Лопухин! Но от тебя, Микуров, я никак не ожидал!! А, ну, сядьте оба!!
Они покорно опустились на скамейку. Миних, наконец-то, выпустил пар и заговорил строго, но спокойно:
Геройствовать на поле боя и без вас смельчаки найдутся! Отдать жизнь за Отечество дело не хитрое! Тут голова не нужна. А вот как одержать победу над врагом в наикратчайшие сроки и с наименьшими потерями это задачка сложная для умных голов. Вот тут-то вы мне и нужны, голубчики!
Так точно, Ваше высокоблагородие.
А задачка будет такая: необходимо пробраться в Данциг и произвести разведку. Узнать, сколько в нём орудий, сколько воинов, где располагаются военные склады, где находится Лещинский, и где самое слабое место обороны. Понятно?
Понятно
Так что сидите и думайте! Завтра утром изложите свои соображения.
Они дружно кивнули и воспрянули духом. Задача показалась им интересной. И, оставшись в палатке одни, друзья наперебой стали делиться друг с другом идеями.
Нутро они рассказали фельдмаршалу о придуманных вариантах. Но ни один из них Миниху не пришёлся по душе. Прежде всего, он решительно возражал против того, чтоб оба приятеля проникали за стены Данцига:
Нет. Нет! И нет!! Внедриться к осаждённым должен только один Микуров! категорично заявил Миних.
Но почему? надулся Лопухин.
Он знает языки. Он осторожен, наблюдателен. И, в отличие от тебя, Лопухин, всегда принимает взвешенные решения, а не действует наобум!
А
Даже не пытайся мне возразить! пресёк он намерение Ивана вставить слово в свою защиту.
Ванька погрустнел и тихо засопел в знак протеста.
Поэтому, продолжал фельдмаршал, Вы должны сосредоточиться на разработке плана проникновения в Данциг одного Василия! Кроме того, я предполагаю, что быстро выбраться назад ему вряд ли удастся. Поэтому внедрение в стан врага должно быть основательным, с хорошей легендой, позволяющее безопасно оставаться в городе продолжительное время.
А мне что делать? буркнул Иван.
Василию будет нужна система передачи сведений. Вот тут и пригодишься ты, Лопухин! Твоя задача быть на связи!
Тот встрепенулся:
Ага!
И при этом, Лопухин, не прозевать ни одного сообщения! строго наставил на него палец фельдмаршал, Не выдать разведчика! Не стать самому мишенью для неприятеля!! Тебе ясно?!
Ясно, вздохнул Ванька.
Чтоб создать такой подробный план действий, требуется время. Я вас не тороплю. Обсудите всё хорошенько. Разрешаю пользоваться картами для детального изучения местности.
Хорошо!
Чтоб добыть недостающие сведения для разработки плана, позволяю Вам ходить в ближайшие деревни. В лес. К реке. Вступать в разговоры с местными жителями ближайших деревень.
Друзья радостно переглянулись.
Но на линию огня не соваться! тут же пресёк их задорный настрой фельдмаршал, И перед неприятелем не мелькать! Враг не должен знать разведчика в лицо. Разведчик это фигура инкогнито. Уяснили?!
Так точно!
Приступайте!
Пруссия
План Бюрена сработал! Ставка на Ягужинского оказалась точным попаданием в яблочко. Своё назначение посланником в Берлин Павел Иванович Ягужинский считал опалой, в которую его ввергли коварные козни завистника Остермана.
В нахождении при дворе короля Фридриха-Вильгельма Ягужинский не видел ни пользы, ни личного интереса. Его натура жаждала бурной деятельности, развития, продвижения проектов, общения с передовыми мыслителями и вдохновителями идей. А здесь в Берлине он был вынужден изнывать от скуки.
Кайзер прусский в глазах Ягужинского был чудаковатым монархом, который, из-за чрезмерной озабоченности внутреннего переустройства страны, целыми днями разъезжал по владениям, поучал крестьян, как им пасти скот или растить брюкву. Видимо, мнил себя в этих вопросах большим знатоком. Кроме того, был невероятный сквалыга и скопидом. Не терпел бездельничества и мог, завидев на своём пути праздно шатающегося горожанина, приказать поймать бездельника и отлупить. Поэтому, издали завидев короля, горожане разбегались от него в рассыпную и прятались по домам.
То же касалось и придворных особ, которые, по его мнению, должны постоянно быть при делах, а не слоняться по дворцовым залам. Отсюда легко догадаться, что придворная жизнь в Берлине кардинально отличалась от Петербургской, изобилующей ассамблеями, балами, маскарадами и прогулками.
В вопросах внешней политики Фридриха-Вильгельма интересовали лишь отношения с соседствующей Австрией, в правителе которой он видел своего ближайшего соратника и друга. Поэтому предложения, поступающие от посланников австрийского цесаря, рассматривались им в первую очередь и, чаще всего, имели положительную резолюцию.
Все же остальные проекты подвергались сомнениям и тщательной проработке в поисках подвоха! Король имел особенность подозревать, что все вокруг имеют намерение обмануть его. И когда его маниакальная подозрительность вдруг находила своё подтверждение, король впадал в огорчения, обижался, как ребёнок, и глубоко страдал, уходя в длительную депрессию, отменяя визиты и целые рауты.
Учитывая, что Фридрих-Вильгельм уже считал себя обиженным и обманутым русским двором, посеять в его уме сомнение в очередных обещаниях русской императрицы не составляло никакого труда. Король изначально был настроен недоверчиво ко всему, что станет излагать ему посланник Анны Иоанновны. К тому же импульсивность и упрямство, с которыми Левенвольд взялся за дело, ещё больше настроили Фридриха-Вильгельма на сопротивление.
И Ягужинскому достаточно было лишь не вмешиваться и не пытаться ни в чём разубедить короля, чтоб оправдать доверие Бюрена и полученную от него сумму денег.
Впрочем, деньги тут были ни причём. Главной мотивацией для Ягужинского послужило обещание фаворита походатайствовать об его возвращении к петербургскому двору! Павлу Ивановичу осточертела скука прусского дома, где он, страшно признаться, от отсутствия развлечений, стал уже находить удовольствие в семейном кругу, нянькая новорожденную дочь и слушая глупую болтовню супруги Анны Гавриловны.
Таким образом, Левенвольд-старший убрался восвояси ни с чем. Прусский король оставил за собой право хранить нейтралитет в отношении дележа полькой короны. Артиллерийские русские полки продолжали двигаться к Данцигу в обход прусских территорий. Миних оставался под стенами осадного города без достаточного количества людей и орудий.
Зато Бюрен вернул себе надежду, что к его скромному имени однажды добавится герцогский титул! А заодно вкусил удовольствие от того, что «надрал уши» Остерману.
А Ягужинский набрался терпения в ожидании обещанного приглашения в Петербург.
Польша
Миних, совместно с генералом Ласси, равномерно распределил имеющиеся полки по западному берегу Вислы от Данцига до Балтийского моря. Определил выгодные позиции для траншей и редутов. И в течение месяца осадная армия создала обширные военные укрепления около стен города.
Вот только жители Данцига до сих пор не видели в русских серьёзной угрозы. В городе располагался постоянный гарнизон численностью более двадцати четырёх тысяч солдат. И со смотровых башен города полякам было видно, что противник не превосходит их, ни числом воинов, ни количеством орудий. Да и съестных запасов на складах было более, чем достаточно.