Тем временем я, по секрету от всех, прочитала в библиотеке литературные обзоры почти всех книг, которые нам задавали в школе. У меня в комнате была куча романов, подаренных родителями, но я отказывалась даже раскрыть их.
Мне нравились музыкальные видеофильмы, развлекательные телепередачи NBC по четвергам и все без единой женщины, принимающие участие в музыкальном фестивале «Ярмарка Лилит». Когда мне было скучно, я рассматривала старые выпуски маминого журнала путешественников Travel + Leisure, вырезала оттуда картинки и прикрепляла их кнопками к стене. Стена над моей кроватью превратилась в калейдоскоп журнальных обложек с портретами Киану Ривза, аннотаций к альбомам Тори Эймос, разворотов с видами Итальянской Ривьеры и французской провинции.
И никто, повторяю, никто не относился ко мне как к любимому ребенку.
Родители шутили, что медсестра в больнице, должно быть, принесла им чужого ребенка, и я всегда смеялась над этим, но я много раз смотрела детские фотографии своих родителей, а потом пристально разглядывала себя в зеркало, находя сходство и напоминая себе о том, что яих дочь.
Ладно, прекрасно, сказала я маме, больше волнуясь из-за того, что мне не нужно идти на работу, чем из-за того, что придется провести время с сестрой. Когда мы поедем?
Не знаю, ответила мама. Спроси у Мари. Я ухожу в магазин, увидимся за ужином. Целую, дорогая, хорошего дня.
Когда она закрыла дверь, я быстро улеглась в постель, готовая насладиться каждой лишней минутой сна.
Где-то после одиннадцати Мари ворвалась в мою комнату и сказала: «Вставай, мы уходим».
Мы отправились по магазинам, и я перемерила дюжину джинсов. Одни были слишком мешковатыми, другиеслишком узкими, у третьих была слишком завышенная для моей фигуры талия.
Примерив двенадцатую пару и выйдя из примерочной, я увидела Мари, пристально смотревшую на меня с выражением бесчувственной скуки.
Смотрятся отлично, бери их, сказала сестра. Она с головы до ног была облачена в одежду марки «Abercrombie amp; Fitch». Мы были на рубеже нового тысячелетия, и все в Новой Англии с ног до головы одевались в фирменные вещи «Abercrombie amp; Fitch».
Они странно смотрятся на заднице, сказала я, оставаясь совершенно спокойной.
Мари пристально посмотрела на меня, словно ожидая чего-то.
Повернись ко мне спиной, тогда я смогу посмотреть, хорошо они сидят сзади или нет, наконец сказала она.
Я повернулась.
Ты в них смотришься так, словно носишь подгузник, сказала она.
Именно об этом я и говорила.
Мари закатила глаза.
Продолжай. Она очертила пальцем круг в воздухе, показывая, что мне следует вернуться в примерочную. Я так и сделала.
Я как раз стягивала с себя последнюю пару, когда она перекинула через дверцу полинялые прямые джинсы.
Примерь эти, сказала Мари. Джоэлль носит такие же, а у нее такая же толстая попа, как у тебя.
Большое спасибо, сказала я, хватая джинсы, висевшие на дверце.
Я просто пытаюсь помочь тебе, сказала она, а потом я увидела ее ноги, удаляющиеся от примерочной, словно разговор был окончен только потому, что ее он больше не интересовал.
Я расстегнула молнию и натянула джинсы. Чтобы застегнуть их на себе, мне пришлось с трудом протиснуть в них бедра и максимально втянуть живот. Распрямившись, я смотрела на себя в зеркало, принимая разные позы и крутя головой, чтобы проверить, как я выгляжу со спины.
Моя попа как будто похудела, а грудь, казалось, увяла. Я прочитала немало номеров маминого журнала Гламур и знала, что это называется «грушевидной фигурой». Живот был плоским, но бедра становились все шире. У Оливи пополнели грудь и живот, и я раздумывала, не лучше ли мне выбрать такой тип фигуры. В форме яблока.
Но, если быть честной перед самой собой, единственное, чего мне хотелось, так это того, что мама передала по наследству Мариумеренного размера попу, умеренного объема грудь, каштановые волосы, зеленые глаза и густые ресницы.
Вместо этого я пошла в отцане совсем светлые и не совсем темные волосы, глазанечто среднее между карими и зелеными, а фигурой я была не похожа ни на кого из своих родителей. Однажды я спросила у мамы, откуда у меня такие короткие, крепкие ноги, и она сказала: «По правде сказать, не знаю»так, будто ничего более неприятного она мне никогда не говорила.
В моей внешности была только одна изюминка, которая мне поистине нравилась. Мои веснушки, россыпь темных пятнышек под правым глазом. Укладывая меня в детстве спать, мама обычно пересчитывала их пальцем.
Я любила свои веснушки и ненавидела свою задницу.
Итак, я стояла в примерочной, все, что мне хотелось, это подобрать пару джинсов, в которых моя попа смотрелась бы чуть поменьше. Кажется, эти джинсы с такой задачей справлялись.
Я вышла из примерочной, чтобы узнать мнение Мари. К сожалению, ее нигде не было видно.
Я вернулась в примерочную, понимая, что никто, кроме меня, не может принять решение.
Я еще раз посмотрелась в зеркало.
Нравятся ли мне они?
Я посмотрела на этикетку. Тридцать пять долларов.
С учетом налога у меня еще оставались деньги на то, чтобы съесть в ресторанном дворике цыпленка под соусом терияки.
Я сняла джинсы, направилась к кассе и расплатилась выданными родителями деньгами. В награду я получила пакет с единственной парой джинсов, к которым я не испытывала ненависти.
Мари по-прежнему нигде не было видно.
Я дошла до магазинчика косметики, чтобы посмотреть, не покупает ли она бальзам для губ или гель для душа. Полчаса спустя я нашла ее в магазине «Клэр», где она покупала серьги.
Я искала тебя повсюду, сказала я.
Извини, я смотрела ювелирные изделия. Мари забрала сдачу, аккуратно положила ее в бумажник, а потом взяла крохотный пластиковый пакетик, в котором, несомненно, лежало поддельное золото, которое непременно будет оставлять на ее ушах зеленовато-серые следы.
Я последовала за сестрой, уверенно покидавшей магазин и направлявшейся к выходу, где мы припарковались.
Подожди, сказала я, останавливаясь на месте. Я хочу заглянуть в ресторанный дворик.
Мари повернулась ко мне и посмотрела на часы.
Прости, мы не можем этого сделать. Мы опоздаем.
Куда?
На соревнования по плаванию, ответила она.
Какие соревнования по плаванию? спросила я. Никто ничего не говорил об этом.
Мари не ответила, потому что ей не нужно было этого делать. Я уже шла вслед за ней к машине, мне уже хотелось ехать туда, куда она сказала, и делать то, что она сказала.
Только после того, как мы сели в машину, она соизволила проинформировать меня.
В этом году Грэмкапитан команды пловцов, сказала она.
Ах да.
Грэм Хьюз. Капитан любой команды, игроком которой он является. Обладатель «лучшей улыбки» в альбоме выпускного класса. Человек именно того сорта, с которым могла бы встречаться святая Мария из Эктона.
Здорово, сказала я. Мне было ясно, что в ближайшем будущем мне предстоит не просто сидеть и смотреть заплывы на пятьдесят метров вольным стилем, но также ждать потом в машине Мари, пока они с Грэмом будут целоваться взасос в его машине.
Не можем ли мы хотя бы прихватить что-нибудь по пути? спросила я.
Да, конечно, сказала она.
А потом я, собрав в кулак всю свою уверенность, сказала:
Ты платишь.
Обернувшись, Мари рассмеялась.
Тебе четырнадцать лет. Ты не в состоянии купить себе что-то на ленч?
Она обладала удивительнейшей способностью ставить меня в глупое положение даже тогда, когда я была крайне уверена в себе.
Мы остановились у ресторана «Burger King», и я, сидя на переднем сиденье ее машины, съела сэндвич «Whopper Jr.», испачкав руки кетчупом и горчицей, и была вынуждена ждать до тех пор, пока мы не припарковались и не нашли салфетки.
Мари покинула меня в ту же минуту, как только мы ощутили витавший в воздухе запах хлорки. Поэтому я заняла место на трибуне и старалась изо всех сил развлекать себя.
Закрытый бассейн был полон едва одетых, физически развитых мальчиков моего возраста. Я не знала, куда деть глаза.
Когда Грэм появился у бортика и прозвучал свисток, я увидела, как он прыгнул в воду с легкостью птицы, летящей в воздухе. Едва он вынырнул, стало ясно, что он выиграет этот заплыв.