Что? Это даже не имеет смысла.
Конечно имеет. Если ты чего-то желаешь так страстно, что не сомневаешься в этом, значит, чтобы это произошло, ты должна бороться. Я так и делаю. Я хочу уехать, значит, уеду. Подальше отсюда. Ты тоже должна так поступить, сказал он.
Не думаю, что моим родителям это понравится, сказала я.
Твои родители не обязаны быть тобой. Ты должна быть самой собой. Знаешь, я рассуждаю такты долго жила как им хотелось. Скоро придет время идти своим путем.
Было очевидно, что на самом деле Джесс говорит не обо мне и моих родителях. Но все, что он говорил, находило отклик в моей душе. Его слова отдавались в моей голове все громче, не стихая.
Мне кажется, ты прав, сказала я.
Я знаю, что прав, улыбаясь, проговорил он.
Нет, честно, я поступлю в Лос-Анджелесский университет.
Рад за тебя, сказал он.
И ты тоже должен поступить так же, сказала я. Перестань плавать, если тебе это не нравится. Займись чем-нибудь еще. Тем, что тебе нравится.
Джесс улыбнулся:
Знаешь, ты совсем не такая, как я себе представлял.
Что ты имеешь в виду? спросила я. Мне с трудом верилось, что Джесс раньше думал обо мне, что до этого вечера он вообще знал о моем существовании.
Не знаю, просто ты другая.
Лучше или хуже?
О, определенно лучше, кивнув головой, ответил он. Точно.
А что ты прежде думал обо мне? спросила я, теперь отчаянно желая узнать об этом. Какой я казалась ему до того, как мы попали в передрягу? Мне нужно было знать наверняка, чтобы не походить на себя прежнюю.
Не важно, сказал он.
Ну давай, сказала я. Просто скажи, что бы это ни было.
Я не хочу ставить тебя в неудобное положение и все такое, сказал Джесс.
Что? О чем ты?
Джесс посмотрел на меня. А потом решился и просто сказал:
Не знаю. У меня сложилось впечатление, что я тебе, возможно, нравлюсь.
Я непроизвольно отшатнулась от него.
Что? Нет, ты мне не нравился.
Он пожал плечами так, словно ему это было до лампочки.
Ну вот видишь? Я ошибался.
Почему ты так думал?
Кэролайн, моя бывшая подружка сказал он, пытаясь объяснить.
Я знаю, кто такая Кэролайн, сказала я.
Так вот, ей казалось, что ты, возможно, увлечена мной.
С чего бы ей так думать?
Не знаю. Просто она всегда ревновала, когда девушки поглядывали на меня. Должно быть, и ты однажды взглянула на меня. Поэтому она так и подумала.
Но скажи, ты поверил ей?
Ну, послушай, я надеялся, что она права.
Почему?
Что значит «почему»?
Почему ты надеялся, что она права? Тебе хотелось, чтобы я втюрилась в тебя?
Конечно, хотелось. Разве любому не хочется, чтобы в него кто-нибудь влюбился?
Тебе хотелось, чтобы именно я увлеклась тобой?
Разумеется, сказал Джесс так, словно это и так было понятно.
Но почему?
Ну, не важно почему, разве не так? Потому что я тебе не нравился. То есть это не относится к делу.
Беседа зашла в тупик.
Выйти из него можно было, только сказав правду. Взвесив все «за» и «против», я попыталась решить, стоит ли это делать.
Отлично, я была увлечена тобой, когда только перешла в среднюю школу.
Джесс повернулся и улыбнулся мне:
Да?
Да, но теперь с этим покончено.
Почему покончено?
Не знаю, ты был с Кэролайн. Я едва была знакома с тобой.
Но теперь я не с Кэролайн, и ты со мной познакомилась.
Что ты болтаешь?
Почему бы тебе не быть без ума от меня? сказал Джесс.
Почему бы теперь тебе не быть без ума от меня? спросила я.
И в этот момент Джесс произнес то, что положило начало взрослой любви всей моей жизни.
Мне кажется, что я действительно без ума от тебя. Начиная приблизительно с половины второго ночи.
Я, ошеломленная, посмотрела на него, пытаясь подобрать слова.
Ну, тогда я тоже, сказала я наконец.
Правда? улыбаясь, сказал он. Я так и думал.
А потом, когда никто не смотрел на нас, он наклонился и поцеловал меня.
В то лето мне пришлось отработать втрое больше смен в магазине в качестве искупления своего незрелого пьянства. Мне пришлось выслушать шесть разных нотаций от моих родителей на предмет того, как я расстроила их, ведь они никогда не думали, что я из тех дочерей, которых задерживает полиция.
Мари стала работать помощником управляющего, восемь часов в день, строя из себя начальника. Единственное, что я узнала, это то, что получать от нее указания было еще хуже, чем болтаться с ней целый день.
Оливи провела лето на Мысу вместе со своим старшим братом, работая официанткой и загорая на пляже.
Сэм переехал в Бостон на две недели раньше срока, так и не попрощавшись.
Но мне было все равно, потому что в то лето мы с Джессом влюбились друг в друга.
Эмма, не хочешь обернуться?
Что? переспросила я.
Просто обернись и крикни во весь голос!
И, обернувшись, я увидела Джесса, который стоял передо мной на песчаном пляже в Малибу, в Калифорнии. Он держал в руках маленькое кольцо с рубином. Прошло девять лет с тех пор, как он в первый раз поцеловал меня в полицейском участке Эктона.
Джесс сказала я.
Ты согласна выйти за меня замуж? спросил он.
Я онемела. Но не потому, что он просил моей руки. Нам было по двадцать пять лет, всю нашу взрослую жизнь мы были вместе. Мы вместе проехали всю страну, чтобы поступить в Лос-Анджелесский университет. Свой третий курс мы отучились за границей, в Сиднее, в Австралии, а после окончания университета пять месяцев ходили с рюкзаком по Европе.
И мы устроили свою жизнь в Лос-Анджелесе, подальше от «Blair Books» и пятисотметровой дистанции вольным стилем. Джек стал ассистентом режиссера и снимал документальные фильмы о природе, рабочие задания требовали от него таких дальних путешествий, как в Африку, или поездок поближе к дому, например, в пустыню Мохаве.
Я же, по странному стечению обстоятельств, стала писать о путешествиях, что, казалось, приводило Мари в ярость. На втором году обучения в университете я узнала о курсе по туристической литературе, который читали на факультете журналистики. Я слышала, что попасть на этот курс было нелегко. И правда, профессор набирал всего девять студентов в год. Но меня зачислили, факультет каждый год оплачивал студентам поездку в какое-то новое место. В том году это была Аляска.
Я никогда не видела Аляски и знала, что не могу позволить себе поехать туда на свои средства. Но мне не хотелось писать.
В конечном счете именно Джесс подтолкнул меня к тому, чтобы я подала документы.
К заявлению требовалось приложить работу в тысячу слов о любом городке или городе мира. Я написала эссе об Эктоне. Я обыграла его богатую историю, рассказала о школьной системе и, главное, о местном книжном магазине. Я попыталась увидеть родной город глазами своего отца и переложила свои мысли на бумагу. Казалось, что это была небольшая цена за возможность поехать на Аляску.
Эссе получилось совершенно отвратительным. Но в том году было всего шестнадцать заявлений и, видимо, семь других работ были еще хуже.
Я думала, что на Аляске красиво. Я впервые покидала континентальную часть Соединенных Штатов и должна была не врать себе и признаться, что это было не то, о чем я мечтала. Но представьте всеобщее удивление, когда оказалось, что мне понравилось писать об Аляске еще больше, чем жить там.
Я выбрала своей специальностью журналистику и усердно работала, совершенствуя технику интервьюера и образное мышление, как советовали почти все профессора.
По окончании колледжа я стала писать статьи.
Именно это, как я поняла, убило Мари окончательно.
В нашей семье я стала писателем, тогда как она жила в Эктоне и управляла магазином.
Мне потребовалось два года, чтобы найти работу, связанную с командировками, но к двадцати пяти годам я стала помощником редактора туристического блога с грошовой зарплатой, но представили мне возможность побывать на пяти или даже на шести кон-тинентах.
Жаль, что у нас с Джессом было очень мало денег. На пороге нашего двадцатишестилетия ни у кого из нас не было медицинской страховки, и порой по вечерам мы по-прежнему ели на ужин соленые крекеры с арахисовым маслом.