Зачем огорчаться до времени?
Узнаешь, барин, в свой срок...
11
Горох Капустин сын Редькин сидел на лавке возле крыльца, капризничал в голос:
Авдотька! Авдотька поганая, говори тут же: в омут за мной бросишься?
Чего это в омут,отвечала рассудительно.Потонукакая тебе корысть?
Авдотька!взывал со стоном.Авдотька чертова! Выть по мне станешь?
Это уж как придется,отвечала равнодушно.Ежели весело, чего выть? В пляс лучше пойду.
Вот ты какая, Авдотька! Конечно, конечно... Кокорюкова Пелагея тебе не в пример. Кокорюкова за мною хоть куда. Зря я ее за бугор отправил.
Отправил и ладно. Иди, барин, сюда. В голове поищусь.
Он тосковал.
Иди, кому говорят?звала с умыслом.Станем барахтаться.
Ему было лень.
Вела дорожка к крыльцу, протоптанная ночными доносителями, но по ней никто не ходил. Бабы затаились по избам. Редкие мужики прошмыгивали в огороды: по нужде и назад.
Двое на сосне висели и никуда не глядели. Двое под мостом лежали, погребения ожидали. А горлан Кирюшка лениво вскидывал ноги посреди лужи и на солнце поглядывал, скоро ли шабашить.
Пора было Кирюшку кончать.
Эй!позвал криком.Вы где?
Прискакали баловники на прутиках. Топнули ногой. Осадили горячих коней.
Вот они мы, барин!
А глаза грустные.
Тьфу...поглядел с омерзением.И эти зауныли. Как вас теперь называть? Тоскуля и Визгуля?
Звать нас теперьникак. Нам бы в столицу, барин, себя показать...
Толку-то,сказал с отвращением.Прук да тпруквот и вся столица.
Этого они не поняли.
Мы, барин, не наелись. Нам всякого попробовать надо. При скоплениях народа... Отпусти, барин, будь к нам хорош.
Я с кем останусь?
Кирюшку тебе. Вон, в луже пляшет. Чем не баловник?..
Шум послышался из-за леса. Топот лошадиный со ржанием. Звоны железа о железо. В просеках-порубках наскакивала на Талицу беда: лошади вороныевсадники черные.
И сердце у Вонялы подскочило к горлу, там уперлось.
Передний подскакал к крыльцу, пены лошадиной раскидав ошметки, захохотал гулко:
Эхе-хе! Да ты во-он где?!
За ним наскакали остальные, рты поразевали от восторга.
Глотки широкие. Зубы гнилые. Языки толстые.
Кирюшка из лужи жадно приглядывался к кромешникам: у этих сила.
Царское повеление!выкаркнул Схорони Концы, конем в грудь пихнув.На порохи подорвать!
Вмиг привязали к лавке, обложили Вонялу тугими мешочками, россыпь пороха протянули по земле, от крыльца за угол. Сами попрятались поспешно.
Выфуркнул от угла шустрый огонек.
Заскакал потешно.
Шут с жизнью прощался и телом опадал.
Помолитьсяи то не успеть
Пшикпогасло под ногой. Сунулись из-за дома рожи пакостные, заухали радостно:
Отсырело, дядя! В другой ужо раз! Как просохнет!..
И поскакали из деревни.
Схорони Концы крутнулся на коне, проорал на отскоке:
Готовься! Пива вари! Гусей жарь, да поболе! Батюшка-царь с обозом жалует! Два переходаи у тебя!..
Сидел. Тосковал. Задыхался, обванивая окрестности. Сердце бултыхалось внутри, как в порожнем мешке.
Беду опять пронесло мимо. Как ухо ядром огладило.
Но двигался, не спеша, царский обоз: пыточной снастина всякую лютость. Не спрятаться в лесах, не пересидеть в глуши: походя заиграют и дальше покатят.
Уходи, барин,посоветовала Авдотька.Тебе тут не жить.
Пошли со мной, Авдотька,попросил жалобно.Будешь на печи лежать. Буду через тебя перелезать. Чем не ладно?
Не, барин. Верх не твой и я не с тобой.
День целый тосковалрешался, ночью пошел к баловникам, разбудил, велел по секрету:
Готовьте возок. Чтобы тихо.
В столицу поедем?порадовались.
В столицу. Только в другую.
Но этого они не расслышали.
12
Возок катил поспешно.
В черноте леса. В слепоте ночи.
По буеракам и на бугор. С бугра снова в провал.
Куда лошадь вывезет, и там хорошо.
Баловники веселились на облучке: "В столицу! В столицу!..", подпрыгивали и языками цокали, а Воняло трясся в глубинах возка: нагонятне скостят.
Ты, дурень, шутил, пошутим и мы с тобой.
К рассвету они забеспокоились, разглядев:
Барин, это мы не туда...
Успокоил:
А мы объездом.
К полудню они всполошились, распознав:
Барин, это мы на Литву...
Утишил:
Хоть и туда.
Сидели смирно, зудили нудно, как ни к кому:
Мы в Литву не хотим... Ни-ни Что нам Литва? Там людивыворотни. Говорятне поймешь...
Он лошадь нахлестывал. Они жалились:
Земля нашаземлее ихней... Луна наша лунее ихней... И сосна соснее. И трава травее. И вода водее. А уж о хлебушке говорить нечего! Хлебее, сытее, пышнее...
А он:
Птица поетнаша, а перелетелавраг злобесный? Рыба играетнаша, а переплылаизменник богоотступный? Заяц с лисою, волк с енотом...
А они:
Здесь всёнаше... Слеза наша. Беда наша. Мозоль кровавый от грыжной натуги. Могилакто бы ни ткнул...
Огонь не разбирает наших с вашими. Вода заливает наших с ненашими. Мор поражает. Голод с засухой. Половодье с недородом...
А они:
Мы с языком играем, слова переиначиваем... Тут скажешь: то ли посмеются, то ли голову снимут. Там скажешькак не говорил...
Вы молодые,ответил на это.Вам легче.
Возок катил в свою сторону, седоков сотрясая.
Солнце убиралось на покой.
К ночи встали, распрягли лошадей, разложили костерок: грустные думы над скудной едой.
Поели. Легли. Огоньки в костре вытухли.
А не спят
Барин, тебе не боязно?
Не,сказал.Мне страшно.
И нам страшно...
Лежали. Слушали шепоты леса. Глядели во тьму, глаза раздирая.
Барин, нас теперь убивать будут?
Будут. Если поймают.
За что, барин?
Ответил:
Тебя гнетут, а ты гнетешь. Тебя унижают, и ты унижаешь.
Почему так?
Подумал:
От страха от единого. Не ты, так тебя.
Помолчали.
Дружно подрожали в ознобе.
Забормотал Воняло, тайну раскрывая:
Чтобы болота былинепроходимы. Заросли в лесахнепролазны. Стены непробойны. Башни неподступны. Подкопы неприметны За болота уйду. Зарослями укроюсь. Стенами огорожусь. Башнями задвинусь. Подкопами сбегу в вечную непролазность... Тогда еще ничего. Жить можно.
Поворочались.
Повздыхали:
Нас возьмешь?
Ответил:
Спите, ребята. Охотник добежит до источника...
Сны сладкие. Видения легкие. Улыбки светлые.
Как медом по губам мазнули...
13
Прочухались на рассвете, а над ними стоят.
Кирюшка с мужиками. Авдотька на телеге. Да лошадь в пене.
Гоном гнали,похвасталась Авдотька.Лётом летели. Кобылу запалили и мужиков без счета.
Кирюшка добавил с похвальбой:
У меня скоро. Как дамсемеро издохнут!
Семерых взять негде,с земли сказал шут, подванивая неудержимо.Нас трое всего.
А на троих и замаха жалко.
Погнал пешими назад.
Из буерака ползком на бугор. С бугра кувырком в овраг.
Кирюшка развалился в барском возке, ноги выложив на оглобли, а мужики шагали рядом, чесали богатырские пятки.
Батюшка,советовали,ты бы разулся. Чесать способнее.
А онкапризно и нараспев:
Вы покруче, покруче. Чтоб через сапог пробирало.
Авдотька трусила сбоку, глядела на шута без жалости:
Говорила тебе: удави Кирюшку. Теперь он тебя удавит.
Отвечал со смирением:
Старый дурак, Авдотька, глупее молодого...
К Талице его подвозили на телеге.
Воняло лежал на животе, отвернув вбок голову, ноги висели по одну сторону, руки по другую, сердце не трепыхалось на тонкой жилочке, а камнем лежало не на месте, отдельно.
Барин, ты жив?спрашивали баловники, поспешая.
Отвечал без звука:
Что лошаденка? И пар вон...
По Талице шла суетнямужики с бабами.
Кто с ведром, кто с лопатой, кто с топором.
Раствор замешивали в колодце, чтоб побольше было. Печь клали споро на полулицы. Лес сводили на дровату печь топить.
Это чего?грозно спросил Кирюшка и кулаки навесил.
А онис общим поклоном:
Это тебе, батюшка Киприан. От благодарных поселян да за непомерные заслуги. Чтобы лежать на теплых кирпичах во весь исполинский рост, ни в чем стеснения не иметь.