Я слегка отдохнул от напряжения, потом вышел, направился к женщине в войлочной шляпе, склонившейся над грядкой.
Бог в помощь!развязно выкрикнул я.
Женщина разогнулась, досадливо посмотрела на меня, подняла руку с запачканными землей пальцами, утерлась тыльной стороной.
Будете копать огород?поинтересовалась она.
Да надо бы!заговорил я.Как-никак оба родители агрономы, всю жизнь свою копались в земле! (Уже и родителей зачем-то приплел!)
Женщина молча смотрела на меня.
Ну до чего же прелестно у вас!не сдержавшись, я сорвался и зачастил.Ну просто какой-то японский садик!
Фальшиво!вдруг четко проговорил внезапно очутившийся рядом мальчик.Очень фальшиво! Закидать вас тухлыми яйцами и гнилыми помидорами!
Не поворачиваясь к нему, я продолжал с лучезарной улыбкой глядеть на женщину.
Торфу бы надо достать,устало проговорила она.
Можно!небрежно сказал я.Сколько надо? Мешок?
Мешок?удивленно повторила женщина и, отвернувшись, продолжила работу.
Так! И тут провал!
С достоинством я поднялся в комнату, но, заперев дверь, сразу же рухнул на кроватьну и ложе, все пружины торчат, то и дело скатываешься, как по горному склону, не лежанка, а какой-то спортивный снаряд!
Раздался грозный стукв дверях стояла разгневанная огородница, держа за руку раскрасневшегося мальчонку.
Ясно теперь, что вы за человек! Сами трусите, а мальчика посылаете ломать сирень!
Ну все! Теперь можно смело вешаться! Ждать особенно нечегосудьба определиласьи все дело заняло каких-нибудь два часа!
До вечера я пролежал, сражаясь с пружинами, в полутьме все-таки вышел, схватил возле сарая лопату, вскопал грядки, потом граблями тщательно разровнял, старательно: если кровать у меня такая кривая, то пусть хотя бы грядушки будут ровные!
В полной уже тьме пробрался на свалку, приволок все-таки в комнату огромную ржавую конструкцию, напоминающую кровать. Осторожно лег... Тяжелый деньхотя ничего трагического вроде бы не происходило... а иных дней, наверное, уже не будет!
Перед носом маячила изогнутая зазубренная железяка,так и не смог я, несмотря на все усилия, ее отломать,приходилось лежать неподвижно, не шевеля головой.
Я глядел на железяку перед носомна стене от нее легла странная теньи с отчаянием думал: «Господи! Как я, бывший щеголь и сноб, пивший кофе только двойной, носивший пуловеры только ручной ирландской работы, дошел до этого лежания на утиле, с ржавой пикой, приставленной к носу?»
Ну и что? Такая ерунда повергает тебя в отчаяние?удивился Пашков.
Да, но если она непрерывна!
...Ночь мучился на этой конструкции, оставить ее нельзя, раз уж с такими муками притащил.
...Следующий день ползал по огороду, пытаясь наладить разбитые отношения... безуспешно! Вечером пришел на автобусехать на станцию. Автобус, естественно, опоздал. Наконец появилсягрязный, расхлябанный, и водитель с вызывающим выражением лица: «Да, вот опоздал, и буду опаздывать, и ничего вы со мной не сделаетену попробуйте!» Долго непонятно стоял, потом тронулсявидимо, заметив двух бегущих,отъехал тогда, когда им метра четыре оставалось добежать! Салон весь скрипит, ходит ходуном, из сидений вырезаны куски, торчит вата. Потом вдруг пошел удушливый дымявно горим!но никого это почему-то не удивило, все полусонные продолжали сидеть.
А побыстрей нельзя?не выдержав, обратился я к водителю.Так на поезд опоздаем, а другого не будет нынче!
Да?криво усмехнулся.А ты по такой дороге можешь успеть? И янет!
А что же она такая у тебя?
У меня?выразительно глянул, умолк.
Автобус не ехал, а шел вприсядку.
Да то Санька Ермаков,пояснил мне сосед,в позапрошлый год за женой своей гнался на бульдозере!
И что же онна ходу землю рыл?
Ну!широко улыбнулся сосед.
Вот так вот, подумал я, и догонят, и раздавят, и зароют!
Но и водительтоже хорош! Как только появилась опасность успеть на поезд, тут же, быстро глянув на часы, сбавил скоростья ясно увидел, как он, сладострастно улыбнувшись, подвинул рычаг.
Что ж ты делаешь, сволочь?проговорил я.
Так!он аккуратно заглушил мотор, повернулся ко мне...
Драться? Но если дракатогда-то уж наверняка не успеем!
Проглотить!.. Ежедневно глотаем такоепотом удивляемся, что слабеет наш организм!
Ну... а отвлечься от этого ты пробовал? Встряхнуться? Ведь и приятные вещи на свете существуют!сказал Пашков.
Отвлечься? Конечно, пробовал! Вся молодость, можно сказать, на это пошла! И теперь иногда пробую!..
Недавно, поздним уже вечером, ехал на такси через какой-то темный пустырьвдруг рация у ног водителя засипела, потом послышался капризный голос диспетчерши:
«Семерочка»! Слышишь меня? Прими заказик. Улица Димитрова, дом сто восемь, корпус два, квартира сто семнадцать... Телефончикдвести шестьдесят восемь восемьдесят четыре семнадцать... Шалатырина! Да! Ша-латырина!
Я вскочил на заднем сиденье, снова сел, потирая макушку,хорошо, что в машине мягкий потолок.
Спасибо!крикнул я водителю, выскакивая из машины.
Э, э! А платить?!
Ох, да! Извините!я протянул ему деньги. Дома я сразу прошел в кабинет, закрылся... Зачем-то неправильно сказала мне фамилию при расставанииизменила последний слогно все равно я ее нашел!
Познакомились мы в прошлую осень на юге, на уединенном нудистском пляжетам собирались люди, отринувшие условности...
Далекий полуостров, с облачным всегда небом и странным светом, идущим из воды. Пыльные заросли кизила, тамариска. Симпатия местных кур, сбегающихся вперевалку со всех дворов, дружба местных черных свиней, их сырые лежбища под сводами субтропического леса. Пляж с длинными ветками, протянувшимися над песком,мне долго потом снилось все этои в эту ночь приснилось опять.
Утром я, все еще блаженствуя после сна, вышел на кухню.
Кому-то из нас сегодня надо в школу идти!вздохнула жена.
Зачем это?
Окна мыть!
Ясно! И идти, видимо, мне?
Жена молча отвернулась.
Ну хорошо!Специально одевшись в самую рванину, грохнув дверью, я выскочил на улицу.
Вся будка на остановке троллейбуса была залеплена объявлениями: «Две студентки...», «Одинокий...», «Просьба вернуть...»все лихорадочно ищут свое счастье. Может, и мне подклеить маленькое объявленьице: «Молодой человек со странностями снимет комнату»?
Когда мы учились в школе, проблемы мытья стекол возникнуть в принципе не могло! Была у нас нянечка, или, как ее называли,техничка, баба Ася, и ей в голову не могло прийти предложить кому-то вымыть стекла вместо нее! И в таких проблемах я погряз! Зачах на мелочах!
Нет ужхватит! Я вошел в будку с выбитым стеклом, сунул палец в диск...
Я вспомнил печальный ее отъезд с маленького деревянного вокзальчика с галерейкой, с подвешенными на длинных нитках цветами в горшках. Мы стояли, грустно обнявшись, друг-свинья терлась нам об ноги, бойкие местные паучки быстро сплели свои паутинкимежду нею и мной, между поездом и вокзалом.
Алло!послышался в трубке хрипловатый ее голос.
...Как живешь?справившись наконец с дыханием, выговорил я.
Ты где?после паузы спросила она.
Близко.
Давай!
Всегда она была лихой! Не помню, на чем я мчалсяна такси? Верхом?
Ах, как нехорошо!прислонившись ко мне в темной прихожей, говорила она.Разбил девушке жизнь и смылся!
Никакой твоей жизни я не разбивал! (Губы сами собой расплывались в блаженной улыбке.) Чашку разбилэто было, а жизни не разбивал!
Мы вошли в комнату. Стоял таз с грязной водой, в углушвабра.
Просто падаю с ног!поделилась она.
Успеваем?обняв ее, произнес я любимое наше слово.
Смеешься?вздохнула она.Я не знаю даже, когда посуду помыть!
Я помою!я стал собирать тарелки со стола.
Серьезно?как завороженная, она пошла за мною на кухню.Ну просто девушка потеряла всякий стыд!Торопливо чмокнув меня, она лихо схватила мой пиджак, умчалась в комнату. Оттуда послышалось дребезжанье стульев, потом донесся вдруг громкий мужской голос, мучительно знакомый, и в то же время удивительно фальшивыйслава богу, никто из моих знакомых таким голосом не разговаривал... Муж? Но его голоса я не слышал никогда... Телевизор! Телевизор ей интереснее меня!