У меня, Анатолий Иванович, ведь и семилетки нет. Неполных шесть классов, можно считать, пять
Не умеешь кривить душой, не получается это у тебя. И не учись. Ты фронтовик, а не шкура какая-то. Не мне тебе объяснять. А насчет протоколов Варя Дубинина будет писать. Она грамотная женщина, поможем, о чем речь Короче: сегодня вечерам собрание. И пойдешь бригадиром на прокладку пути.
Я? удивился Шишкин. Не согласен. Какой из меня бригадир? Лучше тогда рабочим.
Ну иди рабочим, к Варе Дубининой, равнодушно сказал Строев.
6
Теперь, много лет спустя, плохо помнил свою работу на путях, наверное, потому, что не любил ее и не смог полюбить. Нужно было идти, и он пошел. Он научился укладывать шпалы, таскать и равнять рельсы под командой Вари Дубининой, кричавшей на всю округу: «Иии раз! Иии два! Иии раз! Иии два!» Научился с трех ударов вгонять костыль, сверлить и резать рельсы и радоваться каждому десятку метров восстановленного пути. Эти метры ложились на старое полотно, которое проходило через низину с лугом, через ольховую рощу, заснувшую в облаке промозглого тумана, поднималось на подъем, на песчаные бугры, а затем ровно и прямо, как стрела на карте, разрезало вековой бор, тянувшийся на полтора десятка километров, до разъезда Буерачного.
Сейчас проехаться до Буерачного душа поет. Едет Пармен Парменович за грибами в конце лета, на рыбалку под выходной, стучит электричка в чистом, нарядном сосновом лесу, и не верится, что здесь в послевоенную пору голодные строевцы, в основном женщины, шпала к шпале, рельс к рельсу проложили линию.
И всякий раз вспоминается ему бедовая Варя Дубинина, с огрубевшей на ветру кожей и оттого похожая на мужика. Она ругалась матом с подопечными, мастерами, начальником поезда, курила махру.
Ты бы, Варвара, перестала гнуть-то, сказал ей как-то Шишкин.
А с ними, чертями полосатыми, иначе нельзя. Буду я перед ними сопли распускать, отмахнулась она.
Прекрати, Варвара. Поставлю вопрос
Слушай, парень, оборвала она его, я на фронте воспитанная. Так что ты меня на бюро не бери я не то видывала, мать-перемать А не по нраву у нас катись к
Однажды Варя выгнала из теплушки какого-то начальника. Женщины после работы устроили погром насекомым, и когда начальник открыл дверь и застыл на пороге, не понимая, что происходит, Варя подошла к нему, повернула лицом в обратную сторону и с матерком вытолкнула вон. Конечно, начальник мог принять это за шутку и не обидеться, но он обиделся и вызвал к себе Шишкина.
Пармен Парменович, предчувствуя что-то неладное, вошел в теплушку Строева и увидел приехавшего, сидел за столом начальник поезда, перед ним лежала форменная фуражка, а сам он, в расстегнутом кожаном пальто, слушал Строева, который, стоя перед ним навытяжку, оправдывался.
Вот и парторг, да? приехавший, не глядя на Шишкина, зло забарабанил пальцами по столу, рывком поднялся и стал прохаживаться по клетушке строевского кабинета, задевая стоявших кожаной полой. Должен вам доложить, уважаемые товарищи, плохо. Работы идут медленно, Мы побывали с товарищем Строевым на Буерачном. Мостостроители в ближайшие месяцы сдадут мост, а вам остается уложить около десяти километров пути. На это вам потребуется при таких черепашьих темпах сколько, а?! К тому же с нового года нужно приступать к строительству вокзала. А потом, что это за порядок, что это за нравы в ваших вагонах?! Меня, представителя политотдела отделения дороги, какая-то баба обложила матом, вытолкнула в спину. Грязь, антисанитария, весь эшелон в пеленках! А наглядной агитации нет, живете как беженцы. Оформите поезд наконец! Кто это должен вам подсказывать, товарищ Строев, товарищ, Шишкин?
Шишкин, пользуясь моментом, когда начальник отошел к двери и стоял к ним спиной, тронул Строева за руку и спросил взглядом: кто это? Тот махнул рукой потом, мол
А это был Борис Петрович Самвелов. Вечером, после того как он ушел, Строев и Шишкин составляли проект новых обязательств. Самвелов дал команду проложить до нового года сверх плана километр пути и написать о почине письмо товарищу Сталину Не ленятся строевцы, хотел возразить Шишкин, жилы рвут, как саперы, бабы работают, только бы лишний рельс уложить, но не возразил: раз Самвелов начальник, его дело ругать
Утром соберем народ и примем, сказал Строев. Самвелов пообещал приехать, значит, приедет, я знаю. Да и не километр, а километр семьсот тридцать один метр нужно, чтоб дойти до моста А письмо, Пармен, по твоей части. Возьми любую газету: посмотри, как там пишут
Придя домой, Шишкин обложился газетами и стал выискивать в них подходящие абзацы. Затем на свой страх и риск выдрал из какой-то Дашиной тетради двойной лист и приступил к переписыванию. Писал он огрызком химического карандаша, который то и дело слюнявил для выразительности почерка. Он не хотел бы, чтобы за этим занятием застала его Даша неловко даже говорить: он, Шишкин, пишет письмо Сталину!.. Строевцы поймут: Самвелов требует. Разве Даша поймет? Может, и не засмеется открыто, в глаза, но подумает: захотел Пармен Шишкин тоже славы, вступил в переписку с самим товарищем Сталиным Мало у того забот, что ли? Ну, ладно, печатают в газетах о больших заводах, так их вся страна знает, а здесь что? Задрипанный какой-то поезд, а туда же Нет, и не думал Шишкин отправлять письмо в Москву, считая, что оно, конечно, для подъема духа строевцам нелишне, но всерьез беспокоить товарища Сталина посланием этого он и в мыслях не держал Утром, когда Шишкин показал письмо Самвелову, тот похвалил:
Вот видите, как хорошо вы написали: взвесив свои возможности. То-то и оно возможности, они всегда есть. По стилю бы немного надо пройтись, но это потом. А теперь пойдемте к народу
Сверхплановый тот километр и еще семьсот тридцать один метр строевцы проложили. Было холодно и голодно, у Шишкина в последние дни перед Новым годом распухли ноги он с трудом надевал и стаскивал валенки. После Нового года он не вышел на работу, лежал дома. Даша получила комнату, забрала вещи.
Потом неожиданно навестил Самвелов в сопровождении Строева. Он прохаживался по комнате, как и тогда, в конторе, скрипел кожаным пальто, интересовался делами, здоровьем.
Одна нога отошла, Борис Петрович, а вот другая не хочет. Раненая она у меня, а доктор пока ничего определенного не говорит.
Значит, хороший доктор, если ничего не говорит. Им вообще меньше верить надо
Самвелов остановился возле комода, стал просматривать старые газеты, повернулся вдруг круто, и Шишкин впервые увидел, что у него большие голубоватые глаза с необычно темными зрачками.
А это что? спросил он, показывая письмо, которое писал Шишкин. Значит, вы не отправили его тогда? Ну, знаете, я затрудняюсь даже, как это квалифицировать. Вы за это ответите, Шишкин! Вы, Строев, будете свидетелем, подтвердите, где я его нашел
Самвелов не задерживался больше, а Строев, повернувшись уже в дверях, покачал головой: эх ты, Пармен, Пармен
7
Очнулся он, почувствовав, что куда-то лежа едет. Мелькнуло лицо молоденькой девушки под белой косынкой внимательные, немигающие глаза Положили на что-то твердое. Над ним огромная люстра с несколькими десятками лампочек, от них сухой жар. Рядом заговорили люди, но смысла слов их он не улавливал и боялся, что это сон.
Жив, солдат? Над ним наклонилось мужское лицо в белой маске.
Жив.
И еще хочешь жить? с сильным кавказским акцентом спросило лицо.
Хочу.
Если хочешь, будешь жить, дорогой. Сколько тебе лет?
Полных? Двадцать семь.
А сколько раз тебя штопали?
Три раза.
Дело знакомое?
Знакомое.
Тогда считай: раз, два, три
Он стал считать лампочки. Начал от самой верхней, дошел по ходу часовой стрелки до лампочки с надтреснутым стеклянным оконцем. Это была девятая. «Считаешь?» донесся голос врача. Шишкин угукнул в ответ, осилил еще то ли пять, то ли семь, сбился со счета, вернулся к девятой. А потом люстра стала матовой и медленно гасла, продолжая излучать сухой жар. Он хотел крикнуть: включите свет! и, может быть, крикнул, но уже не услышал своего голоса
Это было уже в конце февраля. Старая рана открылась у него недели две спустя после того, как слушалось дело о письме. «Привет Шишкину «сказала» нога, говорил ему в больнице Строев. Выручила она тебя, Пармен. Выручило и то, что сделали мы путь до моста. Кто знает, как бы все обернулось Ты тоже хорош Дурья голова, сказал бы: на машинке перепечатали и отправил. И все. Посоветовался бы со мной, что ли С такими делами шутки плохи. Но, Пармен, кто, кто сказал о том, что ты не отправил письмо? Заметил, что Самвелов искал его?» «Не знаю, ответил Шишкин. Не ходи ко мне больше, Анатолий Иванович. Не ходи» «Ты думаешь, я сказал?» «Нет, что ты Для тебя так будет лучше. И на работу к тебе не вернусь. Рассчитай меня, пожалуйста; выйду из больницы другим делом займусь. Встретился здесь старый дружок Ванюшка Иванов, помочь ему хочу. Задумал он собрать всех слепых и создать в городе артель. Села все надо объездить Пропадают молодые ребята, побираются, пьют. Ему, бедолаге, тоже не повезло. Девятого мая сорок пятого года выпили они, праздновали Победу, а десятого на мине рука дрогнула. Крым они разминировали Помогу ему. Дядя у него работает в конторе утильсырья, коня дадут, подводу И поеду с Ванюшкой Ивановым»