И поехали они, получив трофейного коня и разболтанную телегу.
Но-о, Оккупант, пошевеливай! Разъелся на наших овсах, еле двигаешь. У Гитлеряки, наверно, справно служил, а у нас лень хвостом слепня согнать. Что ушами прядаешь? Форверст, скотина, форверст! Ага, знакомая речь? Двигай, Оккупант, до села рукой подать
Налетай, бабоньки, подешевело! Пуд тряпок три тетрадки, кусок мыла. Полпуда карандаш. Пищики, пищики, кому пищики? Тебе что, хлопче? Пугач? Полцентнера меди или алюминию, тонна железа. Стреляет как пушка Иголка пять кило тряпок Чернильницы и чернильный порошок есть, а пилами не торгуем. Топоры есть. Пилы привезем, тетка, дай только срок А есть у вас в селе воины, потерявшие зрение в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками? Показывай, хлопчик, дорогу. Пищики, пищики, кому пищики?..
8
«Дарья, она», подумал Пармен Парменович. Он вспомнил теперь, что она ни разу не навестила его в больнице. Варя Дубинина носила ему узвар из сухих яблок и сахарной свеклы, а он ждал Дашу. Думал, что она не знает ничего, а потом, сказали ему, уехала в областной город. А она все знала Неровня она ему, он всегда так считал, но было же что-то светлое в воспоминаниях о ней, согревало его доброе чувство ко всему тому, что было связано с Дашей.
Он догадывался теперь, зачем приехал молодой Самвелов, что жилось Даше с Самвеловым не сладко. Но не проснулось в нем жестокосердие, не закипело в душе чувство мести, он только жалел Дашу и проклинал себя за неосторожные слова, сказанные утром Валентину. Кто знает, как истолковал он их, и, быть может, в этот миг, обозлившись на весь белый свет, окончательно решился ехать на далекую стройку назло матери и считает себя чистым и принципиальным. И если это так, подумал Пармен Парменович, то он, против своей воли, отомстил Даше. Она не хотела сделать ему зла, он был уверен в этом, но причинила его, а он, не желая мстить ей за это, отомстил.
Вот это привет от Шишкина, вот это болеро, воскликнул Пармен Парменович и бросился к воротам.
Парня, конечно, возле них не оказалось. Был уже полдень, и Пармен Парменович заспешил в центр города, заглядывая по пути в душные в обеденную пору кафе и столовые, обошел все аллеи и укромные уголки городского парка, спустился по крутой деревянной лестнице вниз, к реке, прошелся дважды по горячему, слепящему глаза песку, всматривался в лица парней и не находил среди них Валентина. Пармен Парменович расстегнул потяжелевшую безрукавку и, подставляя грудь прибрежному ветерку, стал боком взбираться вверх по лестнице.
Он нашел его на автобусной станции. Валентин стоял с той девицей. Задрав головы, они изучали расписание и над чем-то смеялись. Девица при этом откидывала голову назад еще больше, поправляла волосы, падающие на глаза, заглядывала в лицо Валентину.
Пармен Парменович подошел к нему сзади, взял за локоть и, кивнув девице, спросил:
Уже едешь?
Вот и наш знакомый, сказал ей Валентин и та, закусив губу, взглянула на Шишкина синими глазищами, но оставила их вдвоем, почувствовав, что при ней они не станут разговаривать.
Знаешь что, парень, вот здесь наверху, Шишкин показал на возвышающийся через дорогу дом с четырехугольными колоннами, есть ресторация, там можно пива выпить. И поговорить. Идет?
Валентин заколебался, поглядывал, словно был привязанный, в сторону девушки, которая вышла из зала и прогуливалась теперь за сплошным, в полстены, окном, показывая шестеренку, нарисованную на спине футболки.
Ну сходи, скажи ей, пусть подождет, не выдержал Пармен Парменович и подтолкнул его за рукав к выходу. Найдешь меня наверху
На веранде Пармен Парменович выбрал место, куда хоть немного падала тень от колонны, заказал пива, обязательно холодного, и когда принесли бутылки, вмиг запотевшие в тепле, не дожидаясь, пока подадут чистые стаканы, из горлышка, на одном дыхании выпил одну из них и крякнул от удовольствия так, что посетители за другими столиками подозрительно посмотрели на него.
Зачем малому нужно все знать, думал он, подозревая здесь какой-то умысел. И без обиняков спросил об этом подошедшего Валентина, и когда тот, стесняясь, стал неестественно часто отпивать пиво, путано и не совсем понятно рассказывать о своей семье, о себе, Шишкин понял, что перед ним еще мальчик с соответствующими представлениями о жизни, хороший в общем-то парень, который хочет сразу и во многом разобраться. Из его рассказа стало ясно, что Даша и Самвелов жили не дружно, всю жизнь были неудачниками и обвиняли друг друга в этом. Самвелов работал вначале директором мебельной фабрики, потом начальником автобазы, затем в горкоммунхозе, пока наконец не сошелся с проходимцами из какой-то шарашкиной конторы и не попал под суд Самвелов не раз при сыне попрекал Дашу, что, дескать, она сгубила жизнь Пармешке, а потом и ему, Самвелову. Она, мол, знала, когда говорила о письме, что ему несдобровать. Только сделала вид, что проговорилась! Сделала это, чтобы потом занять его комнату! Моими руками! В то время он, дескать, не мог молчать об этом. Ты и на следствии, когда он работал в коммунхозе, рассказала все, что знала. Как же теперь он не нужен. А он вернулся
А что говорит мать?
Она молчит! Я ее спрашиваю: «Мам, это правда, что говорит отец?» Она ответила: «Нет, а вообще это не твоего ума дело».
И ты решил уехать?
Решил, кивнул Валентин. Старшая сестра, Ленка, она пять лет назад уехала в Ростов и ни разу домой не приезжала.
Она там замуж вышла?
Вышла.
Ну вот видишь, сказал Пармен Парменович, наливая пиво в стаканы. Отец Ленке мешал выйти замуж. Скажи, пожалуйста, разве ей было приятно говорить женихам, что у нее отец сидел? Вот она и уехала от таких разговоров, они женихов отпугивают. И правильно сделала. Но ты тоже не хочешь жить с родителями. Почему?
А как вы поступили бы на моем месте? с обидой в голосе спросил Валентин и выпрямился, отодвинулся от стола.
Ишь как наежачился. Пей пиво
Не хочу.
Родителей, парень, никто не выбирает. Ты ведь ни при чем, что отец твой, мгм А насчет того, что мать твоя хотела избавиться от меня и занять мою комнату, это ложь. Он вдалбливает ей в голову, что она тоже виновата. И может вдолбить в конце концов Она, конечно, виновата, но лишь в том, что по бабьей слабости проболталась о письме твоему папаше. Без всякого умысла она это сделала, верь мне. Я двадцать пять лет думал, что письмо тогда твой отец нашел случайно. И мысли никогда не было, что она в чем-то виновата. Я тогда свалял дурака, а время было суровое. Что было, то было, все это наше и никуда от него не деться. Не виновата твоя мать передо мной, не было у нее в душе какой-нибудь подлинки, нет! И знаешь, почему я так считаю? Да вот пример Когда меня жена провожала на фронт, то она купила бутылку вина, чтобы потом, после Победы, выпить со мной. Она погибла, а твоя мать несколько лет хранила бутылку, не зная меня, не зная, вернусь ли я домой. Призналась, правда, после, что в День Победы хотела со своими подругами понемножку из нее выпить Ведь не тронула, а твоя мать потеряла на войне всю родню и, наверное, имела право Пей пиво, парень Ты не обижайся на меня, я побольше твоего на свете прожил и могу сказать Не понравилось мне, что хочешь покинуть мать. Сегодня мать бросишь, парень, завтра Ты поезжай на КамАЗ, это хорошее дело соорудить в молодости что-нибудь весомое. Только матери скажи, и она поймет. Но не обижай ее этим, она ведь тебе мать. Шишкин сделал паузу, выпил стакан пива. Может, есть хочешь? Или спешишь к девчонке? Пригласи ее тоже. Чего ей прогуливаться там, внизу
Не хочу я есть, Пармен Парменович, сказал Валентин и поднялся. Спасибо вам. Я пойду
Иди. Не обижай мать. Договорились?
Ладно. До свиданья
Будь здоров Если удобно тебе будет, передай от меня привет. Скажи: привет от Шишкина, Пармен Парменович при этом как-то непонятно усмехнулся.
Он видел, как Валентин сбежал по лестнице вниз, пересек, исчезая за автобусами, площадь перед автостанцией, подошел к девчонке и стал что-то рассказывать ей, поглядывая сюда. Потом девчонка вскинула руку и помахала Пармену Парменовичу, помахал и Валентин. Он ответил им и кивнул вдобавок, и они скрылись за стеклянной дверью, пошли, вероятно, брать билеты домой.