Да, Леха был большим мастером творческого садизма!
В следующий раз я принимал его почти равнодушно, зная, что никакому гению он меня не покажет. И вдруг Леха лениво сообщал:
Аксенову твой рассказик понравилсяносится с ним по всей Москве!
Но по всей-то, наверное, и не надо? Одной редакции достаточно!
Твардовскому отдал... Тот наверняка зарубит.
Зачем же тогда ему?
Мрачен сейчас Трифонычв ЦК трепали его!
Ну что же... спасибо.
Я снова сникал.
Извини!Я в отчаянии уходил в туалет и долго сидел там, закрывшись. Нет, жизнь безжалостна и никогда не полюбит меня, тем более в этом халтурном доме на болоте, где даже унитаз раскачивается!
Когда я возвращался на кухню, Леха уже гордо спал на кухонном диванчике; я накрывал его пледом и уходил. В ту пору мне еще не приходило в голову, что я еду на поезде, несущем меня совсем не туда, и мой друг Леха на самом деле... Нет!
Я уходил в мой маленький кабинетик и, закрывшись там, предавался уже отчаянию на полную катушку, во всяком случае, на то время, пока не проснутся жена и дочка и надо будет выглядеть бодрым.
Я снова перечитывал мои рассказы, начиная с первого.
ЧЕЛОВЕК ПО ФАМИЛИИ ЛЕЙКИН
На одной железнодорожной станции жил человек по фамилии Лейкин. Работал грузчиком. Привозили железоон грузил железо, увозили мукуон грузил муку. Однажды он даже грузил бешеных собак, нужных для каких-то опытов.
Как-то в выходной он шел по улице. На первом этаже дома окно было распахнуто, и он увидел там черную доску с написанными на ней формулами. Он понял вдруг, что знает, как писать дальше. Он вошел, взял мел и стал писать. В аудиторию вернулся профессор, который как раз не знал, что писать дальше.
Кто вы?закричал профессор.
Я Лейкин,отвечал тот.Грузчик на железнодорожной станции.
Но ведь до конца эта формула не известна никому!вскричал профессор.
Извините, я этого не знал,сказал Лейкин и остановился.
Профессор побежал на кафедру за коллегами, и когда они вошли, Лейкина уже не было, а малограмотная уборщица стирала с доски мокрой тряпкой.
Что вы наделали!
А чаво?..
Через неделю профессор нашел Лейкина на железнодорожной станции, где тот грузил уголь.
...Но это же очень просто!сказал Лейкин, взял уголь, подошел к вагону и стал писать.
Зачем вы пишете на вагоне? Он же скоро уедет!сказал профессор.
А я так всегда,сказал Лейкин.Упала доска с домапишу на доске. Колесо прикатилосьпишу на колесе. А недавносмотрю, села галка. Я подкрался к ней с мелом и быстро, пока она не улетела, доказал на ней теорему Дуду.
Дуду!застонал профессор.Человечество над ней бьется уже двести лет!
Лейкин развел руками.
Знаете,сказал профессор.Лучше вам нигде не показываться. Вы опередили свой век!
Да,сказал Лейкин.Пожалуй, я его опередил.
И они расстались. Лейкин пошел к себе грузить уголь, а профессорк себе домой. Он вошел в кухню.
Эх!воскликнул профессор, потирая руки, пытаясь взбодриться.Хорошо холодным вечером чайку с лимончиком!
Но лимона не оказалось. И чаютоже. И вечер был теплый.
Пока все спали, я перелистывал странички. Ну и что? Кому, трезвому или пьяному, понравится это? Разве что самому Лейкину, которого не существует. Может, Леха, при его могучих связях, куда-то втолкнет?
Я шел на кухню, накрывал его еще и одеялом.
Леха приезжал ко мне раз в неделю. Я работал тогда инженером-электриком в одной скучной конторе, и чтоб от службы той осталась хоть какая память, замечу на том языке: амплитуда событий нарастала. Литературная моя карьера в Москве совершала, со слов Лехи, безумные скачки вверх и вниз.
Твардовскому твой рассказ понравился. Онза!
Ура!
Но Солженицынрезко против! Говорит, правды мало.
При чем здесь Солженицын-то?стонал я.Кто дал ему?
Я,говорил неумолимый Леха.
Лучше бы он свой рассказ дал Солженицыну, а не меня мучил!
Трудные это были годы...
Все! Я еду с тобой!
Пожалуйста... только хуже будет,проговорил Леха, уязвленно усмехнувшись. И оказался прав.
Ненастным утром в Москве мы долго добирались до лехиной бедняцкой квартирки, странным образом расположенной в треугольнике между тремя железнодорожными насыпями. Потому, наверное, он и железнодорожник?
Хоть отчасти я отомстил емувыпил целый заварочный чайник его чая, сожрал полколбасы. Вот так вот. Наш ответ Чемберлену! Теперь мы гостим!
Он вышел в коммунальный коридор позвонить и вернулся на удивление быстро, зловеще усмехаясь.
Будут все!
Все? Неужели?!Я не то чтобы был рад...
Мое слово кое-что значит для них!веско проговорил Леха.
Видимовозил.
Только выпивону с собой возьми, а то в Доме литератора обдерут как липку. Все так делают.
И я теперькак все! Отдавая мне старый долг, он сварливо упрекал меня в стремлении к роскоши, несовместимой со званием писателя. Я горячо это отрицал. С двумя тяжелыми брякающими портфелями мы вошли, исподлобья озираясь, в высокий резной ресторан Дома литератора.
Ну... нет никого пока,пробормотал Леха.
Никого?
Это было почти счастье!
Давай тогда немного выпьем. Чтобы не волноваться!радостно предложил я.
За нашим столом оказалась красивая, холеная дама средних лет. Впрочем, именно таких здесь было немало. Именно они, как я сразу же умно догадался, и определяют тут политику!
Не хотите ли немного выпить?
Благожелательно кивнув, она провела шикарным ногтем по самому краю рюмочки.
Ну... за знакомство!
Меня зовут Ксения Серафимовна... А скажитевы Попов?
Откуда вы меня знаете?
Читала.
Но у меня же опубликован (несмотря на все старания Лехиточнее, вопреки им) лишь один рассказ!
Этого достаточно!умудренно улыбнулась она.
Дрожащей рукой я налил уже по полной. Ура!
Ликование нарастало. Какие красивые, симпатичные люди вокруг!
Валерий... вы что-то частите!издалека, сквозь счастливый гул, донесся до меня голос Полины (Ксении?).
Следующий мигЛеха трясет меня за плечи:
Солженицын здесь!.. Солженицын здесь!
Я отстранил Леху движением руки: меня манили лишь бездонные глаза Ксении (Полины).
Следующий счастливый миг: я горячо целуюсь с каким-то мужчиной. Но без бороды. Значитне Солженицын.
Следующий счастливый миг: я, хохоча, карабкаюсь на обледеневшую насыпь... Но Лехиного дома за ней не вижу.
И последний кадр: я лежу почему-то на полу, и надо мною, как туча, нависает Леха.
Очухался, ходок?
Я бы этого не сказал!
К тому же он, добивая меня, словно вбивая в гроби в головугвоздики, тюкает на моей машинке. Тюк! Тюк! Я специально привез мою машинку сюдана случай, если по указаниям классиков нужно будет что-то исправить. Похоженичего уже не исправишь! Тюк!
Через Сахару, что ли добирался?усмехнулся Леха.
Пач-чему?!
Вся квартира в песке!
С трудом я приподнял от пола голову. Действительно, к месту, где я лежал, тянулась от двери яркая песочная дорожка, как в саду! Где же я набрал песку посреди зимы?
Я снова прильнул к половицам. Какой приятный холодный пол!
С полки укоризненно смотрел Солженицын... Тюк! Тюк!
Казаков вчера подходил,проговорил неумолимый Леха,и Васька Аксенов тоже... Но ты не врубался!
Это точно. Я тонул в бездонных глазах. Думаю, если б явился Толстойя бы тоже не дрогнул.
Ну, а как закончилось?пересохшими губами выговорил я.Надеюсь, нормально? Спутница наша, надеюсь, довольна? Ты телефон ее не записал?
Лехина усмешка не предвещала ничего хорошего.
Не думаю, что тебе следует ей звонить!
Ну хоть Лехе-то я доставил счастье: вон как сияет.
Пач-чему?мужественно выговорил я.
Ну... хотя бы один эпизод,сжалился Леха.Весь ресторан с ужасом смотрит на нас...
Так...готовясь к худшему, я сглотнул слюну.
А ты с криком Как же я вас люблю! держишь меня и Ксению за волосы и гулко колотишь лбами!
Ну, это еще ничего!
Ты так думаешь?усмехнулся Леха.В общемв Дом литератора тебе запретили теперь ходить. И мнетоже.
Прощай, слава!
Тюк! Тюк!