Он с ходу отверг тютчевское в Россию можно только верить.
Ни в какую особенную стать он не верил.
Какая еще стать?
Перелесову вспомнился давний (за много лет до Крыма) разговор с господином Герхардом.
«Когда закончатся нефть, газ и лес, они начнут торговать территориями, едва слышно (это было незадолго до оздоравливающего визита в Парагвай к индейским шаманам) произнес господин Герхард, подкатив в инновационном инвалидном кресле к карте России, украшающей стену в его доме в Синтре. У них не будет другого выхода, потому что они не смогут удерживать и защищать границы. Военная мощь и несменяемая власть вороввещи несовместные. Верхний вор может захотеть иметь сильную армию, но боковые, нижние и прочие воры не дадут это сделатьпродадут, растащат, заболтают, не выполнят. На переходном к продаже территорий этапе их следует поддерживать, давать после каждой уступки послабление, следить за ценами на нефть и алюминий, пускать с деньгами в Европу. Это единственный шанс, мазнул по карте, как плетью, пляшущей паркинсоновой рукой немец, решить вопрос с Россией миром. Территории в обмен на продление царской жизни верхушки. Пусть успокаивают себя мыслью, что сдают не кому-то, а себе в новом мире, куда они так стремятся и куда, как им кажется, их пустят. Идеальнорастянуть процесс на пару поколений, начал путать русские и немецкие слова господин Герхард. Ему было трудно долго говорить и ровно, без кашля, дышать. Но, боюсь, случится блицкриг. Слишком мало времени. Меня списали, мое слово ничего не значит»Голова упала на грудь, немец то ли заснул, то ли потерял сознание.
Все, казалось, шло по сценарию старого фашиста. На приграничных территориях незаметно велась предпродажная подготовка. Россия, как глупая щука живца, заглотила Крым, напоровшись на разрывающий брюхо санкционный тройник. Некогда родственная Украина тряслась от ненависти, ждала подходящего момента, чтобы выгрызть Крым, а если не получитсяпогибнуть вместе с Россией. Оставалось только крутить катушку спиннинга. Но пока рыбак играл, мотал щуку, посмеиваясь над ее (уже подводными) гнилыми огурцами, будто бы готовыми взорваться в океанской глубине, обрушить цунами на Лондон и Майамиизлюбленные места щучьего нерестилища, где в тепле и неге резвились щурята.
Перелесову, хотя эта информация отсутствовала в доставляемых грозными фельдъегерями пакетах, было в общих чертах известно, с чего начнется, в какой очередности пойдет, как будут торговаться и что просить взамен.
Это было иодновременноне было.
Чекист Грибов называл неопределенность воздухом предательства. «Какая-то невидимая сволочь, однажды вырвалось у него, заносит во все кабинеты и коридоры газовые баллоны, портит атмосферу. Как поменять воздух, если все им дышат?»
«А народ? помнится, решил позлить друга Перелесов. Чем дышит?»
«Чем надо, хмуро посмотрел на него Грибов, пока держим за глотку. Но рука»не договорил, удивленно уставился на свою холеную, под мужским маникюром руку с перламутровыми ногтями и миллионными часами на запястье.
«Слабеет?»
«Теряет хватку, ориентацию».
«Сексуальную?»
«Да пошел ты!»Грибов неожиданно ловко, учитывая его комплекцию, стиснул согнутой в локте рукой шею Перелесова. У того потемнело в глазах. Толстый-толстый, перевел дух, когда чекист отпустил, а хватку не потерял.
«Зря обижаешься. Перелесов извлек из шкафа бутылку коллекционного двадцатипятилетней выдержки виски, два отшлифованных благоволившей ему уборщицей до алмазного блеска стакана. Обычное дело в сексе, особенно между властью и народом. Когда один партнер сильно, но не до смерти придушивает другого, у обоих оргазм многократно усиливается, можно сказать, наполняется жертвенным кокетством. Но важно не переусердствовать».
«А то что?»
«Обвал системы, хаос, схождение в точку zero, с которой, собственно, только и начинается истинное, то есть непредсказуемое и асимметричное развитие России. Через Смутное время вышли на Империю, добрались до Аляски и Калифорнии. Через семнадцатый годна СССР, сломали Германию, контролировали полмира. Душить, конечно, надо, но не до конца, так, чтобы не умирали, но и не жили в полную силу. Лучше пусть спят у телевизора, как эта царевна в хрустальном гробу. Пока она спитмы живем».
«Ишь, как заговорил, сильно отпил из стакана Грибов, приблизив к Перелесову похожее на подтаявшую снежную гору лицо. С горы на широких красных санках съезжал нос. У нас тоже один такой появился, учился, как и ты, в Европе, прислали из администрации. Стратег!»
Перелесов сразу понял, о чем пойдет речь, но ни малейшего интереса к продолжению разговора не проявил. Странно, подумал он, Грибов скрытно (добровольно) любит Запад и служебно (вынужденно) Россию. Я не люблю Запад и еще сильнее не люблю Россию. Я свободен в своей нелюбви, потому что ничего не жду ни от Запада, ни от России. Он ущербен и ограничен в своей любви, потому что она изначально и исторически безответна. Значит, я сильнее, неуязвимее его. Меня ни на какую наживку не взять, потому что я сам не знаю, что делаюторможу или ускоряю движение к точке zero. Скорее, одновременно торможу и ускоряю. Им не понять этого вечного, определяющего судьбы мира, невидимого движения. Оно сродни неуловимому перемещению в пространстве богомола вопреки всем существующим физическим законам. Маршрут богомола непостижим, как прыжок индейского шамана с вершины горы в реку. Как исцеление немца, или Стоп! приказал сам себе Перелесов.
Грибовцы, он снова наполнил стаканы, не есть кощеева игла, которую надо сломать, чтобы решить вопрос с Россией. Они даже не скорлупа яйца, где таится игла. Они хотят власти, покоя и денег. Разрушающие Россию защитники, потому что только в перманентном разрушении и расхищении того, что они защищают, возможна их сладкаятысячу раз прав господин Герхард! жизнь. Но разрушение, как бы они его ни маскировали, рано или поздно дойдет до точки zero. И то, что многие посчитают безжизненными отвратительными развалинами, кому-то покажется превосходным строительным материалом.
Ленин строил новую Россию из нищеты, звериной злобы, ненависти и подлости. И ведь крепкий оказался материална семьдесят с лишним лет!
В сущности, грибовцысмешной, мелкий, доморощенный извод больших стариков-пилигримов. Настоящим пилигримам они не нужны! Те, как Василич на слепой турбазе, зрят в коренькто придет на развалины мира и что будет строить?
Единственный и последний для вас, дружески улыбнулся Грибову Перелесов, вариантоградить, что удастся, колючей проволокой, отменить паспорта, ввести правеж, приколотить народ к земле вокруг своих усадеб. Вот оно, воплощение русской мечты, птицы-тройки! Дальше крепостного права не летит. Только поздно, снова вспомнил мудрого немца. Хотя Вдруг на них обкатывают технологию глобального возвращения в темные века? У ребят есть шанс! Им молиться на присланного пилигримамикем же еще? стратега, а не нос воротить.
«Проводишь?»поставил на стол пустой стакан Грибов.
Спустились на лифте на огороженную, с постом ФСО, стоянку, где Грибова ожидал ощетинившийся антеннами с прилипшим к крыше осьминожьим пузырем-мигалкой новейший лимузин отечественной сборки. Седьмой, считая от Самого, со значением заметил Грибов, когда месяц назад впервые приехал на нем в перелесовское министерство.
Вышли за ограду в Воскресенский, всегда тихий из-за дорожных ограничений, переулок. Грибов долго, светлея и расплываясь лицом, смотрел на золотые купола собора. Тут как раз сквозь серую рвань зимних облаков пробился солнечный луч, а на колокольне мягко заблаговестили колокола. Небесный рай большим божественным голубем пролетел, воркуя, над головами министра и генерала. Воистину, Божье попущение не знало границ, как, собственно, и (с некоторых пор) Россия.
«В общем, так, окаменев лицом (нос уже не съезжал с него на красных санках, а, поигрывая ноздрями, хищно пружинил на ветру, как аэродромный колпак), директивно-оперативно заговорил Грибов, этот деятель, посмотришь по нему материал, вдруг пересекался, когда учился или позже, подал на верх записку. Мол, осталось нам, грешным, всего ничего, подобралась к нам трехголовая гидра, Змей-Горыныч, твою мать! Первая башка отжимает алюминий, энергетику, лес, нефть с газом. Все скоро будет не наше, хотя и сейчас огорченно махнул рукой. Втораявынуждает сдавать территории, дышит нам в харю ядерным смрадом. Предлагает сдавать по-тихому в аренду под совместное развитие на сорок девять лет, чтобы народ не возбухал. Тогда не будет ядерной войны, кто станет гробить свою по факту территорию? Третьясоветует системно гасить народ случайными, выборочными, децентрализованными и нелогичными репрессиями. Кого по закону через суд с адвокатом, когобитой у подъезда, коготравануть, чтобы кожа, как со змеи, сползла клочьями, комупакет с героином в багажник или в письменный стол. Все сверху донизу прогнило, кого ни прижмибудет в масть. Сегодня олигарх, завтра депутат, послезавтра режиссер или там директор школы, журналистишка, блогер какой-нибудь. Кого попрощеиз мелкого бизнеса, торговли, института там, или Высшей школы экономикитоже не забывать. И чтобы в полном отрыве от того, что реально думает, как живет, что делает человечек. Плевать, что он думает, потому что все они плохо думают! Нет наказания без преступления, не помнишь кто, святой Августин, кажется, так сказал? строго глядя на Перелесова, возвысил голос Грибов, должно быть, вспомнив про какое-нибудь новейшее (гиперзвуковое?) подслушивающее устройство. Как там у Ильича? От пассивного созерцания через критическое осмысление к революционной практике! Пусть лучше думают о том, как на нары не залечь и чтобы башку не проломили, а не революционно практикуются! Всегда найдется за что, да хотя бы за несанкционированное проникновение в интернет! Есть и на этот счет идеи. Тогда, считает этот парнишка, продержимся какое-то время».