А что такое лощина? спросила Олив.
Это как бы низина, объяснила женщина.
А низинаэто что?
Черт подери, Олив, ты прекрасно знаешь, что такое низина, возмутилась я.
Правда? протянула она.
Да, правда.
Олив посмотрела на меня с недоверием.
Помнишь спуск у нас за домами?
С которого можно съехать на попе, когда выпадает снег? Да!
Вот там и есть низина.
Это был частный особняк, но теперь он принадлежит церкви, объяснила наша дама, продолжая с улыбкой смотреть на Олив. Мой муж священник, поэтому мы здесь живем, но сам дом не наш.
Значит, вы тоже арендаторы, прямо как мы?
Именно так.
Если честно, сами мы бедны как церковные мыши, сказал пастор.
Олив хихикнула:
Значит, вы совсем как мы.
Так и есть, произнесла жена священника. Взяв Олив за руку, она повела ее к дому.
Парадная дверь была зеленой, а у входа лежал колючий коврик с надписью: «Добро пожаловать». Возле коврика в ряд стояли две пары сапог: большие мужские и еще одни поменьше, женские. Еще там была подставка для тростей и зонтов. Над крыльцом был небольшой деревянный козырек. Олив посмотрела на даму и улыбнулась, слегка подпрыгнув на месте. Думаю, она уже представила, как ее ботиночки будут стоять на крыльце рядом с обувью этой красивой женщины. На меня вдруг навалилась усталость. Я была счастлива, но ужасно утомилась.
Я немного отстала, чтобы еще раз взглянуть на дом. Никогда в жизни не видела таких больших особняков. В Бермондси мы жили в доме из красного кирпичаточнее, он был красным изначально, но теперь посерел и покрылся копотью, так что цвета уже не разглядеть. Этот особняк тоже был из кирпича, но бледно-желтого цвета, как будто выгорел на солнце. По стенам и крыше вился зеленый плющ. Его листья нависали над окнами, блестевшими в лучах вечернего солнца. Крыша была покрыта черепицей. Я увидела, как в дырочку в кровле влетела маленькая птичка с веточками в клюве. Значит, она строит гнездо. Скоро над крышей начнут виться птенцы, и мы сможем это увидеть.
С обеих сторон длинного особняка виднелись печные трубы, из которых тянулись вверх тонкие струйки дыма. В доме будет тепло. Я подняла взгляд на окна второго этажа, каждое с занавесками по обе стороны, с цветами на подоконнике, и мне тут же захотелось оказаться внутри и выглянуть оттуда на улицу.
Я взяла свой кулек, следом за всеми поднялась на крыльцо, вошла в зеленую дверь, которую оставили открытой, и оказалась в своем новом доме.
Глава шестая
На следующее утро меня разбудил солнечный свет, лившийся в небольшое окошко. Какое-то время я просто лежала, наслаждаясь теплом и уютом и думая о Тони. Я надеялась, что он благополучно добрался до дома. Хотела бы я знать, что сказала мама, когда братец заявился обратно. Я подозревала, что в глубине души мама была рада его видеть, ведь с ним ей будет не так одиноко. Олив все еще крепко спала. Она, как всегда, лежала на животе, подсунув ручку под щеку. Я окинула взглядом комнатутеперь она показалась мне еще красивее, чем вчера вечером. Нас уложили спать наверху, прямо под крышей. В комнате были скошенные белые стены, а через потолок тянулась перекладина из темного дерева. Огромная кровать занимала почти всю комнату. Одеяло было мягким, бледно-голубого цвета с желтыми цветочками по краю.
Дома мы спали, втиснувшись вдвоем на крошечную койку. Такой роскошной кровати у нас никогда не было, да и одеяла тоже. Мы спали под колючими коричневыми покрывалами, а когда становилось совсем холодно, отец приносил пальто и укрывал нас. По крайней мере, теперь мне в лицо не упирались пятки Олив. На противоположной стене висела картина «Тайная вечеря». На ней Иисус и двенадцать апостолов сидели за длинным столом и ужинали.
Я осторожно откинула край одеяла, слезла с кровати и подошла к окну. Деревянный пол у меня под ногами был теплым. Я отодвинула занавеску и посмотрела на сад. Там росли высокие деревья, зеленела трава и цвели цветы, а за садом виднелась церковь.
Олив пошевелилась. Я повернулась к ней. Она открыла глаза и улыбнулась.
Доброе утро, соня, сказала я.
Я сперва не могла вспомнить, где я. Она села в кровати, потом выбралась из-под одеяла и пришлепала ко мне. Ее теплая ручка сжала мою руку.
Это церковь дяденьки, Нелл? спросила Олив, глядя в окно.
Думаю, да.
Ничего себе, собственная церковь!
Не думаю, что она его собственная. Мне кажется, церковь вообще нельзя купить.
Потому что она принадлежит Боженьке? уточнила Олив.
Тут мне пришлось задуматься. Пожалуй, церковь действительно принадлежала Богу. Отец Девлин в нашей церкви в Бермондси всегда называл ее Домом Господним. С другой стороны, если Бог владел церковью, как же Он собирал арендную плату?
Не знаю, Олив, призналась я.
Спрошу у дяденьки, решила она.
Мы умылись водой из тазика, который стоял на мраморном столике у стены, оделись и побежали вниз.
На кухне было тепло, приятно пахло цветами и зеленью. У окна стоял желтый диванчик, а по центру длинный стол. Камин был просто огромный. Рядом с ним лежали заготовленные дрова, а внутри уже потрескивал огонь.
Жена священника что-то помешивала в кастрюльке на плите, а ее супруг читал газету, но теперь поднял взгляд и улыбнулся.
Выспались? спросил он.
У него на шее все еще была белая повязка, и я наконец сообразила, что это вовсе не бинт, а просто такая штука, которую носят священники. Отец Девлин в нашей церкви тоже такую носил.
Я улыбнулась в ответ:
Да, спасибо.
Будете кашу и яичницу? спросила хозяйка, улыбаясь нам.
Настоящая яичница? удивилась Олив.
Сама настоящая, ответила та. У нас на заднем дворе живут курочки, которые каждый день любезно делятся с нами чудесными коричневыми яичками. Можешь покормить их потом, если захочешь.
Мы уселись за длинный деревянный стол. Солнце пригревало мне спину. Было так уютно, что я почувствовала, как все напряжение прошлого дня отпускает меня. Это хорошее место, и мы здесь будем в безопасности. Жена священника поставила перед нами тарелки с кашей. Я положила в рот ложку: каша оказалась сладкой и пахла сливками.
Дяденька! позвала Олив, прожевав очередную ложку каши.
Да, солнышко.
А та церковь принадлежит вам?
Он рассмеялся:
Боюсь, Олив, нам вообще ничего не принадлежит. Мы трудимся во имя Господа, а Он не так-то много платит.
По-моему, отцу Девлину Бог отсыпает деньги мешками, потому что у него есть кухарка, уборщица и большой блестящий автомобиль, и еще он ходит пить пиво в «Поросенка и свирель».
А кто такой отец Девлин? уточнил наш собеседник.
Это священник в церкви, куда мы ходили, объяснила я.
Значит, ты католичка, Нелл?
Ну, я немного отпала от церкви, усмехнулась я. Нашу разбомбили, а другая католическая церковь находилась слишком далеко.
Но вы верующие? уточнила жена священника.
Что такое верующие, Нелл? спросила Олив.
Тетенька спрашивает, верим ли мы в Бога.
Ну мы же читаем молитвы, да, Нелл?
Конечно.
И свечки зажигаем.
Я улыбнулась и кивнула.
Значит, верующие, с улыбкой заключила женщина.
Мы, правда, не католики, вставил священник, мы методисты. В Уэльсе вообще много методистских часовен, но мы будем рады видеть вас в нашей церкви, если захотите прийти.
Нам нельзя, ответила я. Это смертный грехзаходить в протестантскую церковь.
Мы до скончания века будем гореть в преисподней! серьезно добавила Олив.
Ого, сказала наша гостеприимная хозяйка. Звучит жутко.
Чтоб мне провалиться! согласилась моя сестра.
Олив!
Но ведь так и есть.
Я знаю, но ругаться не обязательно.
Прости.
Знаете что, девочки? Я думаю, Богу все равно, где вы будете Ему молиться, и, полагаю, Он не станет возражать, если вы сходите в нашу церковь. Мы можем провести вас незаметно, пока дьявол не видит. Что скажете?
Я улыбнулась:
Ладно.
Ваш папа на войне, Нелл? спросила жена священника.
Он служит во флоте, и мы все ужасно по нему скучаем.
Не сомневаюсь.
А здесь разве войны нет? спросила Олив.