Две отары овец, которых я забдил на большом удалении и на широко разнесенных азимутах, так же навели на мысли о шашлыках из свежей баранины.
Итого.
Самый дальний полк в дивизии. Четыреста километров по трассе Хайратон - Ташкурган - Айбак - Пули-Хумри - Кундуз.
Самый дальний батальон в полку. Двести километров в противоположную сторону по трассе Ташкурган - Мазари-Шариф - Балх - Шибирган.
Самая дальняя рота в батальоне и самая дальняя позиция в роте.
Готов спорить, что другой такой дальней жопы в нашей дивизии не было!
Сам по себе Шибирган и первый батальон - дыра, на сотни километров удаленная от боевых действий дивизии, а Высота 525 - это дыра в дыре. Можно было меня послать куда подальше, но дальше некуда. Макар телят тут точно не гонял никогда.
Высота 525 - это был Край Земли.
Чукотка и Сахалин - бойкий перекресток цивилизации по сравнению. Там рядом есть Аляска и Япония. Сядешь на берегу пустынного океана, вылупишься в горизонт, кинешь камень в набегающий прибой - и всё равно не так тоскливо. В океане есть рыба и ходят корабли, а за горизонтом - земля и люди. Возле океана всегда есть хоть какая-то надежда.
Тут не было ничего до самого Персидского залива. Только горы, горы, горы и сопки, сопки, сопки.
Суслики-тушканчики.
Черепахи-скорпионы.
Ишаки-верблюды - корабли пустыни и полная безнадёга.
Дослужился, сержант.
Бэтэр с Высоты приезжал каждый день на доклад к ротному примерно в одно и то же время, поэтому на эту новость отреагировали так, как отреагировали бы на сигнал о летящей атомной бомбе - с привычной ленью, не повернув голов.
"Ну, едет себе и пусть едет, а у нас сиеста, потом на пост, потом ужин, потом сон, потом опять на пост".
Мне вспомнился расстрелянный по приговору военного трибунала старший лейтенант, о котором нам рассказывал замполит полка подполковник Плехов. Старлей вместе со своими подчиненными грабил караваны и убивал караванщиков. Пробыв в Шибиргане всего несколько часов и увидев немногое из повседневной службы первого батальона, я начал понимать и сочувствовать старшему лейтенанту и его солдатам.
- Тоска и вилы! - вот что я сейчас думал, стоя на КП первой роты и глядя как к нему пылит бэтэр с Высоты.
"Тоска и вилы! И почти год службы. Если я за год в полку не слетел с катушек, то тут-то я точно свихнусь".
Пьянство офицеров, неприкрытый, публичный мордобой, наркота рассыпухой, сон, приём пищи и пост - вот и все допустимые развлечения до дембеля.
"Хорошо, что по своему духовенству и черпачеству я успел покататься по Афгану. Проехал весь Север от Ирана до Пакистана. Повидал как люди живут. Хоть будет, что вспомнить", - чувство полной, абсолютной безысходности накатывало на меня и пропитывало каждую клетку организма, каждый шов на хэбэ, каждую лычку на погонах.
"Никакого Кундуза, никаких Хумрей, никакого Балха я больше не увижу до конца своих дней", - перед глазами всплывали и гасли картинки подрыва бэтэра в Балхе, блестящие на солнце цэрээмки Чёрного Тюльпана в Кундузе, ледяные брызги и скользкая форель в горной речке за Талуканом, дыни на бахче в предгорье возле Пули-Хумри.
"Не купаться мне в горной речке", - горько осознавал я всю суровость моего перевода из полка в первый батальон, - "Не рвать арбузов на бахче, не варить плов на шомполах на костре, не кипятить чай огнями".
- Не скакать на ядре, не летать на Луну, - подал из моей памяти голос Тот Самый Мюнхгаузен.
- Так точно, товарищ барон, - согласился я с ним, наблюдая как бэтэр подкатывает к КП, - Тоска и вилы...
С прибывшего бэтэра на землю соскочил кавказского вида мужик лет тридцати пяти, обросший жёсткой чёрной щетиной, которую следовало не брить, а состругивать рубанком. Одет он был странно - в солдатское хэбэ, панаму и сапожки, а на погонах у него алели лычки старшего сержанта. Возрастом своим он явно превосходил не только ротного, но и командира полка и на солдата срочной службы походил не больше, чем маршал на прапорщика.
"Совспец", - решил я, недоумевая, для чего гражданскому человеку потребовалось цеплять на себя знаки различия Сухопутных войск?
"Совспец" деликатно постучался в дверь вагончика ротного, вежливо отворил ее и доложил внутрь вагончика совершенно по-военному:
- Товарищ капитан, на Высоте 525 за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Докладывает старший позиции, заместитель командира третьего взвода старший сержант Хизриев.
"Ты-дынц!", - изумился я докладу и, еще больше - половой зрелости старшего сержанта, - "Это ж сколько ему лет, если у него такая щетина, что хоть ржавчину об неё соскабливай?!".
На солдата Хизарь не походил нисколько.
Я брился пару раз в неделю и не отливал синевой на скулах. Большая часть тех, кого я знал, брились не чаще. Еще больше моих знакомых брились раз в неделю и им хватало. Тех, кто брились каждый день, можно было по пальцам пересчитать - ну, не растет щетина у девятнадцатилетних парней как у взрослого мужика! Хизарь брился не реже двух раз в сутки и всё равно ходил с чёрной рожей - вот такая мощная половая конституция у человека.
По своему виду Хизарь годился любому из нас если не в отцы, то в дяди - точно.
- Представляю тебе твоего заменщика, - из вагончика вышел Мифтахов и кивнул в мою сторону, - командир второго отделения.
- О! Сержант! - обрадовался Хизарь тому, что я "сержант" и к тому же еще не "младший", а "целый", - Спасибо, товарищ капитан!
"На сладкое у нас сегодня я", - оценил я ликование именинника, которому ротный преподнес сахарный торт со сливками и розочками из крема.
"Еще бы ему не радоваться!", - просчитывал я отношение моего будущего замка к моей персоне, - "Теперь, когда сержант пришёл в его взвод, он точно уволится в ноябре, а не станет ждать замены до декабря. Я бы на его месте пылинки с меня сдувал, с ложечки кормил и сказки на ночь рассказывал".
Никто и никогда не уволит из Афгана командира без замены. Хоть ты командир отделения, хоть ты командир батальона. Мало ли что ты свои два года отслужил? Сиди, жди заменщика. Прибудет заменщик, примет дела - на следующий же день строевая часть выдаст тебе документы. Нет заменщика - кури бамбук. Можешь пить без просыпу, можешь обдолбиться чарсом до глюков, можешь забить на службу и не вставать в строй - без замены из полка тебя не выпустит никто. Надо ли говорить, что самые долгожданные люди в полку - это заменщики?
Солдаты
Сержанты
Прапорщики
Офицеры.
Непуганые войной и святые в своём понимании жизни, прибывают они в полк глупыми и несмышлеными и все, все, все стараются их не спугнуть и ведут себя с ними как можно деликатнее.
- А полк ходит на войну? - затаив дыхание от воображения своих будущих подвигов и звездопада орденов на грудь, спрашивает "только с КАМАЗа".
- Что ты, милый, - успокаивает его дембель, как бы невзначай прикрывая ордена и медали ветошкой, - Нет тут никакой войны. Это всё пропаганда. Полк строит дороги и школы, высаживает гектары деревьев, а автомат выдают только в караул сходить.
Только бы не напугать до срока! Только бы не понервничал заменщик.
Солдаты не бьют духов.
Офицеров не грузят службой.
Заменщиков ждут страстнее соития, а по прибытии - лелеют.
До тех пор, пока заменщик не доложит вышестоящему начальнику о своем вступлении в должность и готовности получать по полной, заменщика чуть не в горстях носят.
Заменщик всё узнает и всё поймёт в свое время. Очень, очень скоро с его очей спадёт пелена очарования и он поймёт, куда он попал. Приняв должность, он стремительно начнет умнеть, взрослеть и набираться опыта, но это будет уже после замены.
До тех пор, пока заменщик, приложив ладонь к виску не доложит:
- Товарищ майор, капитан Попадалов седьмую роту под командование принял, - лишние переживания ему ни к чему.
Впервые увидев Мишу Хизриева на своем жизненном пути, я совершенно правильно сосчитал в нем тупого и упрямого барана из горного аула, с кругозором не шире ущелья, который, за неимением других достижений, весьма и весьма гордится своими широкими красными лычками и искренне, всем сердцем любит их за ту власть, которые эти лычки дают над беззащитными перед Уставом рядовыми.
"Типичный жопорванец", - определил я морально-нравственные качества своего нового непосредственного начальника, - "Этот Хизарь, за свои лычки старшего сержанта будет рвать жопу на Британский флаг, чтобы угодить начальству. Ишь как хвостом перед ротным виляет! Разве что язык не высовывает - устав не разрешает".