«Фас!»скомандовал я сам себе. В кафе заглянул Александр Самойлович Журавскийседая грива, замшевый пиджак. Либеральный заместитель страшного главного редакторатакие расклады практиковались тогда во многих учреждениях культуры. Главный редактор, обкомовский крепыш, бушевал, рубил с плеча. «Что возьмешь с бывшего кавалериста?»с усталой мудрой улыбкой говорил Самойлыч. Он был наш! И делал что мог. В основном, ясное дело, соболезновал. Благоволил и ко мне, хотя я ничего еще толком не создал, но он, видимо, чувствовал потенциал... и если в кафе не было никого из мэтров, подсаживался ко мне, и мы проникновенно беседовали с ним о Кафке или Прусте. Пруствот настоящая его была страсть! «Жали руки до хруста и дарили им Пруста»как написал я в одном из сочинений тех лет. Беседа со столь понимающим человеком была, однако, как правило, недолга.
Ну что ж, мне пора к моим баранам,с грустью говорил он, глянув на часы. Баранами (все понимали эту тонкую аллегорию) величал он главного редактора, да и директора заодно (прежде тот цирком командовал). В те годы считалось, что интеллигенцияпрослойка, и Журавский этот тезис наглядно осуществлял.
И сейчас он, пытливо щурясь под большими роговыми очками, озирал зал. Мэтров в этот ранний час в кафе не былои, широко улыбаясь, он направился ко мне. Опрометчиво. Теперь он так просто от меня не уйдет. Теперь я сам баран.
Выслушав мое бурное объяснение, Журавский тяжко вздохнул: пришел в кафе расслабиться, отдохнуть от тех ужасов, что ждали его в кабинете,и напоролся. И на кого! «И ты, Брут!»говорил его усталый интеллигентный взгляд.
Но вы, наверное, знаете,с горькой иронией произнес он,что в настоящий момент по рабочей теме меня интересует (в слове «интересует» горечь насмешки сгустилась особенно) лишь одно: «семь в пять»семилетка в пять лет.
Нарисуем!бодро произнес я.
Тогда идем,обреченно вздохнул Самойлыч.
В прихожей меня встретила грустная жена.
Я сегодня в Петергофе была. Может, возьмем Настю от бабки? Плачет, грустит...
Чуть позже,бодро сообщил я. Вошел. О, гость на диване развалился.
Летим к тебе!
На какие шиши?
Утвердили заявку.
Теперь мы на его территории будем воевать.
Ну хорошо,вздохнул Пека. Видно, с таким сказочным местом не хотелось расставаться.Может, правда пора.
Не может, а точно!
А то я тут уже Раду видал.Пека вздохнул.
Раду? Как? Откуда?
Да под окнами тут уже ходила. В саване, с косой.
Белая горячка? Или реальность? Тогда действительнопора!
Ну, с Пекой я тебя отпускаю!радостно воскликнула моя безумная жена.
В Пьяногорск мы летели через Москву, но Пека сначала отказывался «душу рвать»в смысле, посещать свою бывшую невесту. Я настоял.
Ну и куда вы претесь?сурово встретила нас Инна.Я поговорю с папой, и вы отлично сможете работать над сценарием здесь. Материалом он вас завалит. Да и я по его просьбе писала историю рудников Пьяногорскавышла брошюра. Вот она.
Если так любишь свою специальность,повернулась наконец и к Пеке,Гуня в министерство возьмет тебя.
А меня?
Ежов ходит к нам. Пристроит ваш сценарий. Уверена, ты напишешь и тут!полыхнула взглядом в меня.
Да-а, сильный довод... И главноетак бы и было оно!
Ну что?вышел из кабинета радостный Кузьмин, влюбленно глядя на Пеку.Собрался в полет? Разговор есть.
Они уединились за дверью.
Опять сошлет дурака!произнесла Инна. Вышел Пека, неожиданно мрачный. Видно, вместо насосов и шнеков что-то другое получил.
Опять тут плясать заставляют!
Ну что, не летим?обрадовался я.
Не-мед-ленно!процедил он и двинул к калитке.
Я, кстати, жду ребенка,вскользь Инна произнесла, когда он удалился.
...От кого?!Я оцепенел.
Инна ушла в дом.
Предотлетная московская пьянка как-то мрачно прошла. Может, Пека молчал о том же, о чем и я? После подключились «местные» (Пека везде их находит), и я, смело с ними общаясь, получил в глаз.
Самолет, весь дребезжа, оторвалсяи стало тихо. Лебедь взлетел!
Глава 3ПОДЗЕМНЫЙ ЧКАЛОВ
Черные пространства далеко внизу под крылом, зловещие факелы у бездны на дне кидают подвижные тени, какие-то блестящие кляксы (озера?)и вновь часы тьмы. Я с ужасом вглядывался в нее, припав к иллюминаторухоть что-то наконец появится там? «Почему, почему,тревожные мысли,они живут тут, в этой тьме, когда на земле сияют, как алмазы, Москва и Петербург?! Да потому они и живут тут, чтобы ты мог жить там!» Ответ неприятный.
И вдруг в бездонной тьме, сначала еле угадываясь, стал проступать темно-лиловый желвак, постепенно становясь лилово-багровым, как мой синяк под глазом. Я захохотал. Потом «желвак» прорвалсяи брызнул желтым. Стюардесса красивым, хоть и дрожащим голосом произнесла:
Самолет входит в зону турбулентности...
Красивое слово!
Пристегните ремни.
Не обманула стюардессатрясло так, что клацали зубы!
Тур-бу-лентность не за-казывали,проклацал я.
Пека злобно глянул на меня. Видимо, уже начал переживать за свою малую родину. Неужто она распространяется и на небеса? Мы летели уже над его территорией, и теперь он каждое замечание как оскорбление принимал.
Снижались. Коричневые сморщенные холмы, такие же сморщенныеот ветра?извилистые серпантины воды. Серебристые «консервные банки» нефтехранилищ стремительно увеличивались...
Запрыгали! Приземлились! Тишина. Откинулись обессиленно. Да-а.
Первыми в самолет гостеприимно вошли пограничники с собакой, выпускали, проверяя командировки и паспорта. Мол, «ласково просимо», но враг не пройдет!
«Почему аэропорт такой маленький?» Этого я, естественно, вслух не сказал. Счастье душило! К схеме местных рейсов подошел. Жадно вдыхал названияЧиринда, Кутуй, Учами, Байкит, Уяр, Чуня, Муграй, Верхнеибанск, Большая Мурга! Вдохновлял также и список изделий, запрещенных к проносу на борт: «Спички взрывника, петарды железнодорожные, фурфуроловая кислота». Вот какая тут жизнь! Будем прирастать Сибирью и фурфуроловой кислотой!
Через поле прошли к вислоухому вертолету, вскарабкались по гремучей лесенке внутрь. Вопрос «куда летим?» не прозвучал, естественно. Видимо, куда надо летим. И бензином пахнет как надо? А уж трясет так, что прежней турбулентности не чета!
Под нами изгибался дугой бурый берег, и чуть светлее, но тоже бурый, залив, и такого же цвета баржи у берегов. Светло... но как-то тускло.
Баржи у берега приближались. Но сели, к счастью, не на них. Стадо вертолетов. За нимибольшое здание. Шикарное для здешних пустынных мест.
Ты не тут живешь?я попробовал голос. Глухо звучалуши заложены.
Это больница,гулко глотая слюни, Пека пояснил. Тоже полетом подавлен былпока не разговорился.Может, тебе надо туда?кивнул уже нагло.
В больницу я бы, вообще-то, прилег!
Домов величаво мало. Шли в серой мгле. Утро? Вечер? То ихний день.
Пятиэтажки у сопок разбросаны... У нас в Купчине хоть улицы есть. Яркий свет ослепил лишь в его комнате, в блочном доме... таком же, кстати, как мой. «Далеко уехали!»
Вот хоромы мои,не без самодовольства обвел рукой комнату. Кроме него, похоже, хоромы эти считали своими еще троевсего коек четыре. Понял немой вопрос.Все в отпуске еще. Не волнуйся.
За меня или за них? На время их отпуска меня запустил? А Иннасколько бы тут продержалась? Да-а-а...
И это все, что тут есть?вырвалось у меня.
Ну почему? Там, наверху, семейное общежитие.
Не тщеславным ли намерением переселиться туда и вызвано его сватовство?
Ложись вот сюда. Смело,не совсем уверенно указал он.
Насчет смелости не понравилось мне. И тут смелость понадобится? Известно, чем она заканчивается,потрогал глаз.
Журов, механик морпорта,обозначил он койку. Видимо, наименее опасен.У нас тут сейчас так. Утро, вечер не различаются...добавил он.
То есть ужин так же отсутствует, как и завтрак. Я шумно сглотнул слюнуи уши откупорились: даже шорохи слыхать.
Все. Давай рассказывай!
Так час ночи.
А не дня?
...Так разницы нет.
Тогда давай.
...Там, за сопками, долина... Россию даже напоминаетединственное такое место. Даже деревья растут. Почему, непонятно. Потому даже рубленые избы стоят. Село Троицкое... Как раз на Троицу казаки доскакали сюда.
«Да-а...»Я глядел на унылый пейзаж. Возможно, казаки погорячились.
Нет, ну тут-то, на Пьяной Горе, так ничего и не было никогда,«успокоил» Пека.
Похоже, и не будет. Только эти дома.
Главноегора. Говорил ужезамечать стали, что от Пьяной голова кругом идет. Поэтому так и назвали ее. Сперва думали: шаманство. Шаманов тут полно. После ученые выяснилиразлом земной коры: вся магма из центра земли прорвалась, со всем содержимым. Ну, уран. Золото. Железо. Алмазы. Богатства, в общем, хоть ж..й ешь!
Это вычеркиваем.
Но первый дед мой начал копать...
В Москве он, правда, другую версию предлагал: своими ногтями дорыл! Но всякий сценарий всегда имеет три вариантаэто нормально.
Но и счас работа продолжается?я бодро сказал. Не оборвать бы ниточку.
А куда, на хер, денешься? Роем. Пьяницу от вина не отучишь! Сперва выстроили тут «Шанхай».
Здесь?
Ну, всякие хижины самодельные. Из жести, фанеры. В нашем климатесамое то! На дверь набивали рваные ватники, галошикак-то утеплить. Надо было в секунду проскользнуть: дверь откроешьоттуда пар. И ругань. И что-нибудь тяжелое летит в тебя: «Не студи, сволочь!» Жили за занавеской. И тут же детей делалии не столько, сколько сейчас. Потом бараки подняли.
Вижу.
Ну, в детстве моем в бараках исключительно интеллигенция жила. Как лагерь ликвидировалируководящий состав вселили. Начальник шахты, главный инженер. Их сын был мой корештак я туда к ним на цыпочках входил.
Чей сын?Я устало отложил перо. Не успевал за потоком информации.
А... Главный инженер женщина была. Из дворян. Чисто, красиво, помню, у них.
Это в бараке-то?
Ну, а потом пошли эти уебища, хрущевки. Что здесь, что в Сочиодин проект. Как-то не учитывалось, что климат здесь несколько другой. Неохотно переезжали. Да и привыкли все же жить на земле. Так что первое время в ванной свиней держали, кур. Окна не открывали, естественно. Так что аромат соответствующий был! Тем более ни ванна, ни туалет не работаликанализацию поверху не проведешь, а мерзлоту долбить трудно. Тоже недоучли. Так что делали туалет во дворе, на двадцать дырок. Мерзлоту только ртуть прожигаетвыносили с работы. Вечером сидят все рядами, обсуждают политику, производствогде еще? Простые называли это «очковая змея», а интеллигенты «ветер-клозет». За зиму такие монбланы вырастали! Летом таяли. На самосвалах их вывозили. Так что запах себе представь! Но в кино вроде запах не передается?озаботился он.
Ну, пока мы создадим этот фильмнаучатся... Удивительно, сколько сведений, которые сценарию на хрен не нужны!
А родители через все это прошли. И я захватил. Шутка была: квартира со всеми удобствами, но удобства во дворе. А чукчи наоборотжили рядом в чумах, а квартиры использовали как сортир. Так протекало наше счастливое детство. И ничего! Нормально казалось. Никакого уныния. Набегаешьсядовольный приходишь. Теперь-то лафа! Провели канализацию, отопление.
Так что запах, возможно, в фильме и не понадобится.
Вон трубы стоятсеребристые, на опорах. Тут только так. Иначе летом, когда мерзлота поплывет, перекорежит их... А в бараках потом только освобожденные уже жилиспокойно, сдержанно. Здесь нарываться им ни к чему. Одеты все были хорошо. Ждали навигациии с ней исчезали, хотя разрешения на ЦРС, центральные районы Союза, не было ни у кого. Разбирались между собой тихо: каждой весной пять-шесть «подснежников» находили со следами насильственной смерти. Снабжение отличное! Компоты китайские «Великая стена». Кофе из Индии «Бон-бон». Картофель из Голландии, в таких красных сетках, красивых. Лишь дай металл! Умыться не хочешь?
Сколько уже здесьи впервые такая свежая мысль.
С чего бы это?
Так утро уже.
По пейзажу не скажешь. Довел до сортирак счастью, не во дворе, всего лишь в конце коридора. Тут же телефон висит. Не верится, что дозвониться отсюда можно, с края земли!.. Умываться-то я не шибко люблю... тем болеев трудных условиях. После меня Пека пошел. Долго фыркал, сопел с какими-то длинными паузами. Я даже встревожилсячто там с ним?
Вернулся, вафельное полотенце к лицу прижав, с красными пятнами.
Ты чего?
Нормалек,глухо через полотенце произнес.
Кровь из носа?
Вдруг из горла пошла... Давно не было.
Съездил, называется, в отпуск!
С овощами тут перебои... были. Так цинга пошла,глухо из-под полотенца пояснил.Ну, витаминов нет. Зубы в кармане носил. Сам еле ползал. Мне говорят: «У чукчей копальки поешь. Единственное спасение»... Не каждому это понравится. Дохлую нерпу рубят, в землю закапывают, бродит там, в смыслеразлагается. Вроде силоса. Ну, выкапывают ее через определенное время и едят...
Вот это, по-моему, зря.
Причем как!Пека, заметив мое уныние, пытался сюжет как-то приукрасить.Зубов у большинства из них нет, так они губами зажимают кусок и режут острейшим ножомтак близко, кажетсягубы режут и едят! Потому, может, и прозвали их самоедами.
Пека тоже отчасти самоед.
При этом урчат от наслаждения. Глазки в блаженстве щурят, потом поглаживают по животу: «Скусна!»
Да, я, кажется, понимаю, почему Инна не рвется сюда.
Ну, отбил цингу. Зато печень посадил навсегда. Черви теперь в ней.
Завидный жених.
Кровь не чистит совсем. А организм эту кровь отторгает...полотенце показал.Вроде лечился,не совсем уверенно произнес.И вот опять!.. Есть, кстати, хочешь?
Почемукстати? Хотелось бы без излишней экзотики обойтись.
Да нет, сейчас все нормально у нас...не совсем уверенно произнес.Где урансверхснабжение! Последние, правда, годы хуже.
Хуже чего?
Спустились. Долго шли вдоль бетонного забора. Богатый пейзаж.
Наша «великая стена»! Забор комбината. Чукчи любят тут отдыхать после магазина. Сейчас почему-то нет никого.