Мы остановились у монумента. Гранитная глыба неопределенной формы.
Портфель?
Пека кивком подтвердил мою догадку.
Дно заравнивал. Ну, предупредили меняособый заказ. Но я, конечно, не догадывался...
Неужто сердце не подсказало?
Стою, короче, на дне, грязную воду черпаю... нуученик!Он всхлипнул.
Но теперь-то уже, видимо, мастер? Надо все же как-то его взбодрить.
Вдруг буквально ангельский голос сверху: «Здравствуйте!» Поднял глаза... Ангел. В небесах парит. «Мы приехали уже. Вам еще долго?»
Новый всхлип! Ну буквально расклеился мой друг.
Сначала даже не верилось нам, что нашли свое счастье!
Дасчастье в таких местах редко находят. Просто не знаю, как выкручиваться нам со сценарием: могила прямо лейтмотивом идет. Как это вяжется с обещанной рабочей темойне представляю...
Ну, церемония, значит... Вожди вокруг стоят...продолжил он свою могильную сагу.
Какие вожди?!рявкнул я, уже не выдерживая.
Каганович, Молотов, Ворошилов.
Не иначе как из-под земли их вытащили.
А она глядит на меня.
На вождей, видимо, уже нагляделась.
А я вот тут стою... весь в грязи.
Вкус у нее, конечно, весьма изысканный.
Кузьмин, что характерно, едва кивнул.
Ну, что с него возьмешь? Простой человек.
Там окружение вокруг нее...
Дзержинский, видимо.
А онавдруг ко мне!
Снова всхлипнул. Такой плаксивости, честно, от него не ожидал.
На поминки пригласила меня.
Отличная ситуация для влюбленных.
«Да я хоть переоденусь...»бормочу. Вахлак был! Приучила к интеллигентности. Отучила меня нейлоновые рубашки носить. Объяснила, кто носит их.
Кто?
Покойники!
С этой темы нам никак не сойти.
А теперь, значит, сюда возвращаюсь, откуда взяла. Тут мое место!
Но ты же горняк!может, хоть это сгодится.
Горняк везде горняк!гордо ответил. Хотя где здесь его рабочую гордость применитья не понял.И жизнь тут не только кончается... но и зарождается!философски изрек.
Голова кругом пошла!
Ты хочешь сказать... тут и привлекательные попадаются?
Мы и непривлекательных привлекаем,прохрипел он. Что, интересно, он имеет в виду?
Первая непривлекательная (да еще какая!) явилась вскоре: сидела в домике у ограды, в купах сирени. На стене сияли графики, чертежи. В углу стояла коса, висел саванвсе как положено. Хозяйка была иссиня-бледной, словно только из-под земли. При этом явно считала себя красавицейглазки ее сверкали победно. Острый изогнутый нос ее почти смыкался... чуть было не сказал: с землей. Нетс подбородком. В оставшуюся щель едва мог влезть бутерброд, что он и делал.
А, явилша!с набитым ртом прошепелявила она. Глазки ее ликовали.Жачем?
Сама знаешьзачем!смело, как настоящий богатырь, ей Пека ответил. Что-то в их интонациях подсказало мне, что если и расставались они, то не на долгие годы. Похожеон потихоньку тут рыл, обеспечивал экономический тыл.
Ну,глазки ее еще ярче загорелись,поглядим! Не утратил ли ишшо... свое мастерство.
С каким-то двойным смыслом это сказалано Пека один только смысл взял.
Мастерство не пропьешь!
Да я вижу уж.
Что она, интересно, увидела?
А это кто?Костлявым пальцем она ткнула в меня.
Это со мной.
Спасибо, Пека!
Рада,проговорила она, хотя взор ее злобой дышал.
Я поклонился до земли.
Пусть он выйдет!хищно проговорила она.
Это мой друг.
По-моему, он уж чрезмерно настаивал на моем присутствии. Я бы пошел.
Ну что?облизываясь, она оглядела Пеку.Пойдем хозяйство смотреть?
Вышли... Да. Не такой уж манящий пейзаж. Но Пека, как производственник, свои прелести тут нашел.
Видишь, все тип-топ, подготовлено!повел рукой он. Командир производства везде себя найдет. С надеждой я на экскаватор поглядывал, но Пека мои мысли пресек.Это так, внешние работы. На кладбищах типа люкс могила только ручной работы признается.
И тут у него четкая производственная шкала.
Вот ваш дворец,указала на вагончик. Подняться по железной лесенке у меня уже не было сил. Рабочая гордость, надеюсь, постепенно придет. А пока ее пусть Пека демонстрирует. Сел на канаву... Они вышли из вагончика через час.
Порядок!лихо Пека мне доложил.Шесть могил роем, седьмаямоя. В смысле, наша,щедро поделился.
Зачем?
Так продадим!произнес Пека.
Вот такое кино.
Только вот насчет тебя она сомневается,тут же огорошил.Говорит: не наш человек.
Как это меня распознают с ходу? Даже на кладбище не свой!
Но она ж сказала мне: «рада».
Это имя ее. Ну...Пека даже с какой-то радостью на руки поплевал, видимо, давно не работал. И лопаты наши вонзились в землю! Правда, вонзилась в основном его.
Темпо, темпо!все глубже в могилу уходил.Нарисуем!бодрый со дна его крик...
Ну хорош, вылезай!
Но вылезать не хотелось. Сколько дней я уже тут? Пека протянул мне вниз дружескую лопатуи я с трудом вылез по ней. А Пека спрыгнулуже для мастерской, так сказать, работы.
Седьмая! Наша! Красавица!Пека любовно, как для себя, стены пообтесал, пообрубал корни.Ну... наверное, подошли они.
Кто?
Да Рада обещала на нашу богатеньких подогнать.
Пока я отдыхивался на краюон вернулся довольный.
Отличные коты! Кстатизнаешь ты их.
Этого только не хватало!
Ланской.
Каксам?
Когда он успел? Сколько мы уже тут времени?
В смысле, мать его.
О ужас!.. А ты думалтебя здесь радости ждут?
В смысле, сестра ее.
Клава?!
Откуда ты знаешь ее?
Пека, однако, начеку. Мышь не проскочит. Пришлось скорбно промолчать.
Трудно было в контору входить. Ланская наверняка надеется, что я денно и нощно думаю, как ее героиню спасти, а я тут деньги лопатой гребу!
Всю жесткость Пека на себя взял. Гуня, конечно, нас презирал, когда Пека цену назвал... Коллеге! Единомышленнику! Высшее общество, прощай!
Специфика производства,Пека пояснил. К удивлению моему, они ему с благодарностью руку жали. Кладбищенский царь оказался, видимо, не так жесток.
Специфика производства проявилась еще в том, что на «ответственное захоронение» мы явились сильно выпимши. А как же иначе? Шесть «объектов» перед этим сдавали, говоря строго научным языком. Потом тут же организуют тризну. Попробуй обидь! Мы с Пекой мужественно поддерживали друг друга, когда шли... Два друга «из-под земли».
«Наверняка ведь и Инна будет!»ужас одолевал.
Инна нас не заметила. Сделала вид. А на кого ей смотреть? Больше они с Радой мерились взглядами, мерцая бриллиантами. Для хозяйки нашейвыход в свет. «Что за неуместная роскошь?»взгляд каждой из них говорил. Балерина не узнала меня. Или не захотела? Надо будет ее взорвать в нашем фильме! Как бы вниз не упасть! И мы стояли, как невидимки. Невидимки и есть! Мне кажется, нас тут не уважают. Гуня вроде вежливо с нами поздоровался... но на поминки не пригласил.
Потом с новыми коллегами выпили. Потом Пека пошел Инне звонить. Вернулся убитый.
«Никто больше не умер у нас, в ваших услугах не нуждаемся!»
Вот так!
Пустят ли в общежитие? Вид такой у нас, словно нас самих только что вырыли из-под земли. Что комендантша? Признает ли? На кинематографистов мы мало похожи.
Вас ждет приличный молодой человек.
Не может быть!мы радостно встрепенулись.
Ланской, во всем блеске!
Если не трудно, уделите мне минуту...
Могем.
Я умею быть благодарным,взволнованно Гуня произнес.И не намерен оставаться в долгу за то, что вы сделали для нас с мамой.Гуня сглотнул.Могу предложить вам обоим работу в Министерстве экономики.
А почему не кинематографии?я капризно спросил.
Гуня скромно развел руками: что могу.
Должности, конечно, не слишком высокие, но возможен рост.
Душевный мужик! Или это Инна старается, сердешная, переживает за резкость свою?
Глянул на Пекукак?
Нет!прохрипел Пека.Меня мои зэки ждут.
Гуня перевел взгляд на меня.
И меня ждут... его зэки,прохрипел я.
Заскрипел пол.
Ты чего?
Да собираюсь тут.
Я окаменел.
Один, похоже, остался аргумент,произнес он с тяжелым вздохом.
Зато аргумент этот всегда с собой!
Так ночь же,пролепетал я.
Самое время.
Грузно ступая, ушел. На тяжкий труд. Часа три я метался... правда, не вставал... Заскрипела дверка.
Ну что, поговорили?пролепетал я.
Это вы только разговаривать мастера!усмехнулся он. Откуда, интересно, у него такая информация?
Все!под утро Пека произнес.Как Кузьмин вернетсяк нему пойдем!
О моей роли я, кажется, догадываюсь.
Так ты женишься... все же?
Это «все же» я зря сказалдовольно злобно он на меня глянул.
Я горняк!
Горняки, видимо, сразу женятся, чуть что! Жалко, что я не горняк и не имею столь твердых убеждений... упускаю шанс!
Мы долго маялись, пытались уснуть, и вдруг дверка распахнуласьи мы зажмурились от хлынувшего солнца.
Сгинь!скомандовала Инна, увидев меня. «Нарисовал»!
О-хо-хо! Тошнехонько...
Мы снова валялись у цистерны с хирсой.
Велит натурщиком стать у нее в академии!хрипел Пека.Голым перед студентами стоять, с х... до земли!
Ей, конечно, видней.
Надо было министерство брать!вырвалось у меня.Поздно уже. Гуня обиделся.
И его можно понять. А наше местовот тут. Вот таков наш рабочий ответ всем этим революционерам, балеринам, министрам-капиталистам!
Правда, Пека что-то сник. Еще выпил и валялся, как куль. Я схватил его за грудки:
Я из тебя вытрясу образ!
Обиталище наше скоро на склад стеклотары стало походить. Конечно, это требовало расходов немалых.
Колготки женские,читал я.
Вычеркиваем!
Читать список вожделенных товаров, переданный «ходоку в столицу» его земляками (надо понимать, вместе с деньгами) Пека поручал почему-то мне (видимо, чтобы я разделял с ним моральную ответственность).
Телевизор цветной.
Это оставляем пока. Пошукай что-нибудь помельче.
Кольцо с топазом.
Это давай!Вынимал деньги, обернутые запиской...
Продолжали чтение на другой день. Хотя читать уже особенно было нечеговсе повычеркнуто.
...Колготки детские.
Вычеркнули, обливаясь слезами. Все-таки Пека был человек добросовестный, вел строжайший баланс и учет: что именно пропито, какого числа. И главноев какое время. Вот так!
Ты поймешь, что там за люди у нас. Слова упрека не скажут! Вот увидишь.Пека вглядывался в сияющую даль. Такой оптимистический взгляд на мир свойственен вообще начинающим алкоголикам: вот сейчас, еще один глоток, и все засияет!
О-хо-хо!
Мы снова с ним валялись у цистерны с хирсой.
Рада предлагает мне ее заместителем по производственной части пойти. Квартира, машина,выдал страшную кладбищенскую тайну мой друг.
Я резко (или мне показалось, что резко) сел. Ах, вот оно что! Прощальный ужин! Прощай, наш трудовой с Пекой подвиг, неродившийся наш сценарий!
На Пьяную Гору, стало быть, не вернешься?самым незаинтересованным тоном осведомился я.
Не только я вернусь на Пьяную Горуно и ты туда поедешь. Все!
Он решительно поднялся.
Мы приблизились к сказочному домику за оградой. Рядом сиял пожарный водоем. По его поверхности, искажая гладь, сновали всяческие водомерки и уховертки.
Ты первый заходи,вдруг смалодушничал Пека.
Нет уж, ты!
Рада сидела за столом, в углу висели саван, коса. Все как положено.
Скажи, чтобы он ушел!Она ткнула в меня острым пальцем.
Наоборот, это я ухожу!смело Пека произнес.
Недоволен? Ты сколько взял с этих фраеров? Мало тебе?
Меня это уже не колышет.
Ах так?
Вскочила с кресла и в то же мгновение была уже в саване, с косой! Лезвие сверкнуло у Пеки над головойеле пригнулся. Вторым ударом она разбила сервант: целила в меня, но я успел рухнуть на колени. Широко машет! Звенели стекла. Имущества не жалеет! Или казенное оно? Мысли скакали галопом, а сам я ласточкой вылетел в окно, скатился по склону, пробежал по воде, аки посуху, и вломился в кусты. Я слышал за собой треск и горячо надеялся, что это бежит мой друг.
Темпо, темпо!донеслось из кустов.
Пека на оставшиеся деньги вдруг шубу себе купил. Странно распорядился. Причем какую! Искусственный серый спутанный ворс. И такую же шапку. Только с отчаяния можно такое купить. «Все!окончательно понял я, глядя на него.В столице нам ничего не светит!»
Ну как?гордо поворачивался.
Э-э-э... Ну, мне кажется... на дальних широтах больше приняты натуральные меха. Что там у вас? Соболь? Песец?
Не угадал! В наших широтах все только в искусственном ходят.
Почему? Но позже, увы, подтвердился этот парадокс. Не предполагал я лишь одногочто и мне тот наряд придется впору!
Установочная сессия для нас, студентов-заочников, тянулась незабываемые две недели и вот кончиласьпора расставаться. Ежов, истинный мастер, учил нас не только хорошо работать, но и красиво выпивать. Для этого и провел нас на премьеру в Дом кино... но вышло криво. В процессе набирающего откровенность разговора выяснилось вдруг, что у всех все хорошотолько у нас с Пекой все плохо.
Эту тему, про рабочий класс, и преподаватели ненавидят, и даже начальство, которое заказывает ее. Так что частично это распространяется и на вас,разоткровенничался, слегка выпив, мастер. Чего это он расклеился так?
Выяснилось, что уже можно писать всю правду о пограничниках, разведчиках. Даже о балеринах! А вот о рабочих почему-то нельзя.
Ежов, потея, промакивал промокшим платочком лоб.
Хватит лгать!вскричал Гуня, откинув шелковый локон, хотя я сильно сомневаюсь, чтоб он когда-нибудь лгал.
Потом начались пьянка и гвалт, про нас уже и забыли вроде. Да не совсем.