Во, времена! Зашли в его кабинет, весь уставленный кубками киношных побед. И я теперь здесь!
Пишите все как было!Журавский на большой стол лист бумаги пришлепнул.Давай! Страна должна знать своих героев! Звони ему!
По наивности я подумал, что слово «герой» спонтанно вырвалось у него, но у таких людей мало что бывает спонтанно.
...Але...Пека ответил как-то сонно, словно не родной. Разбудил? Им, на Заполярном Севере, не угодишь! Когда спят, когда бодрствуютне разберешь.
Ты, наверно, в коридоре босой стоишь?Я пытался какую-то человечинку дать.
...Не волнуйся. Телефон теперь в комнате у меня!
О! Большой успех! Не зря, значит, старался, жизнью рисковал.
Надо бы увидеть тебя.
А не ослепнешь?
В каком смысле?
Так я теперь Гертруда. Отстаешь от жизни. Не слыхал?
Гертруда?повторил я изумленно.
Что за Гертруда? Двинулся умом? Глянул на Журавскоготот радостно улыбался, кивали вдруг, глядя через свои толстые окуляры на меня, схватил ручку и написал на том самом листе бумаги: «Герой Труда!» И мне лист подвинул.
Герой Труда?!вскричал я.
Газеты надо читать,изрек Пека.
Поздравляю. Так давай теперь снимем, как было все!
Нет.
Что значитнет?
То... Дублей не будет. Хочешьсам делай их.
А первый-то раз... все на самом деле было?вдруг злобно меня осенило.Или«кино»?
Пека захохотал самодовольно:
Вот это интересный вопрос!
Значит, правда не волнует тебя?Я решил на резкость пойти.
А чтоправда?совсем уже сонно говорил, как большой начальник.Правда, что мне квартиру надо получить.
А! Так ты семейный теперь. Поздравляю!сорвался мой голос.
Он вообще ничего не ответил, только самодовольно сопел.
А как же «семь в пять?»Я уже и на это пошел.
Да тут как раз с Гумерычем кумекаем, что как, да с Опилкиным.
Видимо, еще и с Кузьминым.
...Катишься вниз по художественной лестнице!только сказал ему я.
Ну, получил что-нибудь?моя жена встретила меня в прихожей.
Ни копья... Пеку своего благодари!
Да при чем здесь Пека?!вступилась. Но не за того.
Подумала бы лучше, что будем есть!
Сели прямо в прихожей. Вдруг рявкнул звонок. Я почему-то радостно кинулся открывать. В дверях стоял пыльный мужик. Руки его были заведены за спину, и на них громоздился мешок. Судя по очертаниямс картошкой. Я сглотнул слюну.
Пека дома?просипел он.
Путник запоздалый.
Нет.
Ну ладно,подумав, сказал он и, развернувшись, с грохотом и облаком пыли сбросил мешок на пол.
Живем.
Глава 4ВЕРХ ПАДЕНИЯ
...Я глядел с башни вниз. Мутная после дождей река пихалась грудью с лазурным морем, и грязный вал перекатывался туда-сюда. Море уходило к горизонту, меняя цвета: сперва жемчужно-зеленый, дальше ярко-синий, у горизонта слепящий, золотой.
Чудный вид открывался с высокой башни старинной виллы. По фильмуэто дом знаменитой нашей балерины, сбежавшей из голодного Питеракак ни странно, с пламенным революционером, оказавшимся, ясное дело, наследником знатного рода... Роль эту (моими, ясное дело, руками) Гуня страстно создавал для себя. Притом был и режиссером. И, кстати, продолжал числиться в Министерстве экономики, занимая пост директора по внешним связям, за большие деньги (кто ж за малые на такое пойдет?) выставляя свое министерство мягким и пушистым. Успевал. Если так работать, как он на фильме,успеть можно. Все на мне! Но и я доволен. Тоже сбежал с «пламенным революционером», подобно героине-балерине, из голодного Питера, от безалаберной жены, бесшабашной дочери, от всех тревог, из неуютасюда. Главное, от кого я сбежал, и давно уже,от Пеки, от своей главной работы, которая зашла, к сожалению, в тупик... Редкие встречи с Пекой в последние десять лет это подтвердили. Не для кино!
ВГИК, ясное дело, я закончил (почему нет?), находясь, правда, «в обозе» у Гуни, балерининого сынка. Ай плохо?
Ради чудной поездки этой отложил даже срочную халтурурукопись детектива «Полтора свидетеля». Собрал туда, под разными масками, всех своих врагов, но расправиться с ними не имел пока сил... Отдыхаем!
...Все-таки я из тебя сделаю гражданина!Гуня рявкнул. Постоянная моя задумчивость раздражала его. Чувствовало чем-то таком думаю... недоступном ему. Хотя он всего вроде достиг. Плюс к этомусчитается «совестью» происходящих перемен! Смело Октябрьскую революцию осуждает! Кто мог о таком подумать год назад? А я опять-таки с осуждением опоздал... Потому, может, что никогда эту революцию и не одобрялтак чего теперь осуждать?.. Корочелопух. НоГуня берется... испечь гражданина из меня! А то чуть не потерялся. «А! Это тот, что о рабочем классе пытается писать!»чуть было не приклеилось ко мне. Еле спасся! С трудом пол-лица удалось сохранить... И тоисключительно детскими книгами... «Похождения двух горемык»! Втайнеэто нас с Пекой я под «горемыками» имел в виду.
Что это?!Гуня опять вдруг вырвал меня из задумчивости, возмущенно тыча ручонкой вдаль...
Что, интересно, в этом раю не устраивает его? Пришлось мне подняться с кресла.
Да-а!.. Это страшней, чем зловещие письмена «мене, текел, фарес», появившиеся на замшелой стене какого-то замка. Солнце проступало все ярче, съедая последние куски нежной мглы, оставшейся после недельных дождей, и открывались зеленые холмы. И на ближайшем холме словно выросли выше дерев огромные белые буквы! Если бы это был «ГОЛЛИВУД»то мы бы, наверное, это пережили. Но буквы были совершенно другие: «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ»! Представляю ужас измученной балерины, сбежавшей сюда из революционного Петрограда,и вдруг перед ней возникают эти слова! Где тот прекрасный мир отрешенной любви двух швейцарских изгоев, который хотел здесь вылепить Гуня из моих букв? «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ» тут, а никакая не Швейцария! Я и то был сражен. «Ну что, фраер?я как бы увидел заместо букв оскал кривых зубов Пеки.Попался?» И Гуня, ясное дело, задергался. Понял, куда устремлен мой взгляд! А без меня (короткое самовосхваление) все эти балерины, революционеры, жандармымертвы, и Гуня это прекрасно понимает. Себя он уже трепетно связал с образом пламенного красавца-революционера, романтика, швейцарского изгоя, вынужденного скрываться от самого Сосо. И вдруг такая бяка. Убрать? Сейчас как раз время борьбы со всем советским, а что может быть «совковее» этих букв? Чуть нажать на каких-нибудь депутатов, ищущих популярности,и те БУКВЫ слетят! «Ну! Скажи же!»молил меня Гунин взгляд. В ответ я отвел свои очи. Моя душа уже летела ТУДА! Балерины с жандармами растаяли, как недавний туман.
Будем снимать чуть вбок... буквы уйдут,предложил Гуне оператор.
Гуня глядел на меня не отрываяськак бы я не ушел.
Виноват!Он покаянно поклонился.Понимаю! Фильм этот не совсем для тебя. Тебе о рабочем классе не терпится снимать!Это он, видимо, оскорблением считал.Но, увы!он скорбно развел руками.С тяжелой промышленностью туговато тут!!
«Да с Пекойхоть о сельском хозяйстве!»чуть было не сказал я.
Пожалуйста!усмехнулся он.Если найдешь для своего Пеки роль тут,он оглядел красивый пейзаж,ради бога.
Так разве... тут Пека?изумленно проговорил я.
Здесь, здесь. Мне Инна звонила.
Почему ему, а не мне?.. Видимо, кто что заслужил.
Ну давай... Лети!Он широко развел руками, как бы открывая передо мною простор. Просто какая-то трогательная картина. Слезы текут!
Да, кстати,уже в полуотвороте произнес он,если удастся убрать эти буквы хотя бы на времядоговоришься тамбуду весьма признателен!
Гунино благородство всегда оборачивается корыстной изнанкой, но изнанку он умело скрывает, а благородство свое скрыть не в силах. Но мою силу он явно преувеличивал: буквы эти, наверное, уже полвека стоят?
Нарисуем!я ликовал. Я пролетел, как по центрифуге, по винтовой лестнице и уже на воле тоже сперва спиралями шел. Летел! Тут не просто парк. Ботанический сад, если верить табличкам. «Рододендронъ пышный». «Бересклетъ въедливый». По одной версииэто Ботанический сад великих Ланских (как и вилла), по другойразросшиеся делянки пионеров-юннатов (более реалистично).
С каменных ворот виллы какой-то умелец свинчивал вывеску «Институт профтехзаболеваний»на последнем уже шурупе висела она. Так что если что с нами произойдетподлечиться не удастся. В тот момент я еще наивно думал: для искусства отвинчивают!
Земля уходила из-под ног вниз. Повеяло сыростью. Кто это так кричит тревожно? Павлин? Среди пряно пахнущих берегов извивалась речкамутно-зеленая, непрозрачная, по берегам сползли вниз ржавые лодочные гаражи. Я поднял очив небе, как паутина, сверкал мост. Влез на негои тут же ухватил шершавые веревочные перила: зыбкое сооружение! Сделаешь шаг, и доски-настилы клонятся то в одну сторону, то в другую: только хватайся! Да, не прост путь от мира вымысла в реальность. Короткими перебежками до середины добежал, ежесекундно за веревки цепляясь. Стоп! Как раз посередине моста сияла, как мишень, серебристая паутина. Вот наша цель! Да, давно между этими берегами никто не ходил. Заросло все. И стоит ли мне эту зыбкую гармонию нарушать? Связка зыбкая! Мост опять накренился, на этот раз вдоль, и я полетел вперед и спружинил в паутине лицом. Упругая, как намордник,откинула аж назад. Не суйся! На карачках под паутиной пролез: совершенство не разрушаем.
...О! Вдруг откуда ни возьмись!донеслось с берега.
Что-то длинное белое торчит из кустов. Удилище? Непонятно... Но речь Пеки не перепутаешь! Кому ж тут встречать меня, как не ему? Ловит рыбку в мутной воде? Душа ликовала.
Ну где ты там? Покажись!
Показался. В одной руке палка... сачок. В другойтрехлитровая банка. Что твой юннат!
Ну,спрыгнул с зыбкого моста к Пеке,с уловом тебя!
Обнялись. Но банку Пека не выпускалвидно, она ему дороже меня. Полезли, не разнимая объятий, на берег.
Самому все приходится делать,Пека пояснил. Но не очень ясно: что ему приходится делать самому?
Ты ж на отдыхе?предположил я.
И сам пока отдохну, трудных тем не касаясь!
Отдохнем в могиле,мрачно произнес он.
Ну вот. Приехали!
Лечусь тут. «Институт профтехзаболеваний». Слыхал?
Я вздрогнул. Видал только что, как вывеску свинчивали с ворот!.. Не сказал.
Я думал, тут «Горняк Заполярья».Я огляделся.
Ну да. Профилакторий при институте,Пека уточнил.
Убогие домики в трещинах... Похоже, тут уже тоже вывернули последний шуруп.
Директор я теперь «Горняка».
Поперхнулся я. Чуть не подавился... Умеет устроиться!
Герой Трудаи директор санатория?
А простого, думаешь, поставили бы?не без тщеславия Пека сказал.
А где предыдущий директор?
Мздоянц?мрачно произнес Пека.Сидит.
Да, хорошая почва подготовлена!
Теперь я оформляюсь... Инка говорит: «Сам себя будешь лечить: дел по уши хватит!»
Стояли, отдыхиваясь... Или крутой уступ, или здоровье ни к черту?
Разворовано все... почище, чем на руднике у нас!
Да. В простое место Пека не попадет!
Вот,поднял банку,сам пиявок уже отлавливаю! Медицинских не поставляют теперь.
И пиявок разворовали? Такого не ожидал.
Нынче все по карманам больше,вздохнул он.
...Неужто и пиявок?
Твои-то тут?Я сменил тему на более благодатную... думал, что так.
Улетают,на часы мрачно глянул.Вот-вот...
В Москву?вырвалось у меня.
Зачем в Москву? В Лондон! Вдуривает Инка, что только в Лондоне должен Митька учиться!
И он здесь? Сердце запрыгало. Да-а, раз Митьку учиться в Лондон везут, значит, семейка Кузьминых в разорении рудника активно участвовала. Вот как люди живут! Ты дочь в английскую школу устраивалсмущался, а они в Англию учиться едути не смущаются. Ты все волнуешься, что дочурке далеко ездить, а им в Англиюнедалеко! Пеке, ясное дело, ничего этого не сказал. Он ни при чем тут. Только спросил я:
Как же так? Они в Лондон, а ты тут? В смыслене провожаешь?
Здесь уже мой проступил интерес.
Да рассобачились мы! Инка вообще уже... стала наглоту выделять! Чего ему делать там? Нормально бы рос.
...как Пека. Но Инну, видно, не грел такой результат.
Все!Я почему-то даже хотел банку отнять у Пеки.Пошли.
Своими усилиями (или даже жертвами?) укрепил я эту семьютеперь распасться не дам! Иначекакой сюжет?
Пошли вверх.
Во!Пека банку с пиявками приподнял.Как эти поведут себя, погляжу.
Красавицы, конечно, неимоверные. Но что такого уж необычного он от них ждет?
А что предыдущие?я поинтересовался. Хотя тема пиявок мне не близка.
Сдохли!
От голода?
Наоборот! Крови моей опились. Яду наелись. Ходячая таблица Менделеева я! Присосутсяи брык!
Да-а, вид у Пеки на этом курорте не слишком цветущий был.
Так что же делать?
Пришли!Пека на часики глянул.
Стояли, как почетный караул.
Хрена два бы я с рудника уехал!злобно он произнес.Без меня там все провернули. Я тут в Армению сунулся, землетрясение разгребать. Тысячи погибли. Бульдозеристы нужны. Что там творилось!
Я видал...
Что ты видал? Столько стран самую лучшую технику послалини одна единица до места назначения не дошла.
Так куда ж делось все?вырвалось у меня... Туда же, видимо, куда и пиявки!
На старом-ломаном работали!продолжил Пека больную тему.Возвращаюсь в рудникто же! Вся новая техника не дошла. То же самое провернули, что и те!
Так где же всё?
Где всё сейчасв кармане у кого-то!
Думаю даже, что у кого-то, кто отсюда не очень далеко... Пеке, ясное дело, не сказал. Да он прекрасно все зналбыло видно.
И на меня и повесили! «Где всё?» И кто, главное, выступилГумерыч!
Да, можно сказатьлучший друг!
Я права кинулся качатьв руднике завалили. Ума большого не надокак заряды расположить. Инка умоляет: «Ради Митьки уедем». А тут еще суд...
И что?
Инка к Кузьмину кинулась... Спас. Исюда.
«Все по нотам!»я чуть было не вскричал. Да он знал!