Я сделаю это! все колготился Ч. Я так искусно расставлю мои силки и манки, что петух трижды не прокричит, как я изловлю вашу курочку, и вы вдоволь натешитесь ею.
Тут он с таинственным видом полез во внутренний карман пиджака и многозначительно извлек оттуда замусоленную записную книгу. Он стал медленно перелистывать ее страницы, делая какие-то пометки и бормоча что-то, напоминающее заклинания.
Сознавая, что он, конечно, ломает передо мной комедию, я тем не менее поймал себя на том, что во мне снова всколыхнулась слабая, глупая надежда!
«Все в моей жизни теперь таково, что только и остается надеяться на этого сумасшедшего», подумал я.
Это забавно, сказал я ему, но я вам почти верю.
Вот это вы молодец, покровительственным тоном похвалил Ч. Значит, наш коан уже начинает действовать.
Ладно, сказал я. А как насчет того, чтобы где-нибудь перекусить?
Ну, чашечкой какао вы меня, пожалуй, можете угостить, благосклонно кивнул Ч.
Мы пересекли Пушкинскую площадь и вошли в маленькое «стоячее» кафе. Я спросил Ч., что он будет естьбутерброды, пирожные, но тот решительно от всего отказался, заметив, что, кроме какао, ни на что не стоит и тратиться, и, пока я стоял в очереди у стойки, Ч. как ни в чем не бывало насобирал в блюдечко остатки недоеденных бутербродов и пирожных и, когда я подошел к нему с какао и закупленной снедью, уже с аппетитом жевал и веселым жестом приглашал меня присоединиться.
Зачем же доедать объедки? удивился я. Я бы вас угостил
Взгляните, в свою очередь, удивился он, разве это ни одно и то же?.. А если вы такой щедрый, то отслюните мне некоторый аванс в счет моего будущего гонорара за вашу порочно-непорочную девственницу!
Что за чушь, какая она девственница?
Самая что ни на естьв медицинском смысле, уверил меня Ч. На это у меня глаз наметан. Она из тех, что изощрены во всем, кроме самого простого и естественного. Сквозь огонь и воды они несут свой маленький замочек на своем маленьком сокровище в самой искренней и серьезной надежде на встречу с принцем. Это черт знает что за девчонки! Кстати, впоследствии преданности необычайной! То, что вам и грезилось, не правда ли?.. Вот я и в своем «путеводителе», тут он похлопал по лежавшему в кармане блокноту, в числе ее основных характеристик и примет отметил эту. У меня для этого свои особые обозначения. В данном случаерисую простой, непорочный кружок. В противном случае я бы поставил в этом кружке жирную точку Итак, с вашего позволения, она будет фигурировать у меня, ну, скажем, под псевдонимом Гретхен. Договорились?
Я именно так о ней и думал! воскликнул я. Вы угадали с поразительной точностью!
Не забывайте: ялучший художник, тщеславно заметил Ч. Такие вещи я щелкаю, как орешки Ну так как женасчет аванса? без стеснения допытывался он. Ну, сделайте, сделайте широкий жест! подбадривал он. Начните наконец вылупляться из своей железной скорлупы!
При всей витиеватости слога он все-таки заметно начинал суетиться, когда заговаривал о деньгах, как обыкновенный алкаш-попрошайка, так мне показалось. «Ну, пусть пропьет», подумал я и дал ему четвертной.
Милый мой, усмехнулся он, словно прочитав мои мысли, в отличие от вас, я уже трижды вшивался и расшивался и, слава Богу, свое уже отгулял А начинать выпивать я имел честь, к вашему сведению, под предводительством самого Юрия Карловича Олеши, который уже тогда возлагал на меня большие надежды и нахваливал мой концептуализм.
А вы и Юрия Карловича знали? восхитился я, хотя и с некоторой недоверчивостью.
Коан! веско сказал Ч. А вы как думали?
Какой же он был, Юрий Карлович?
Такой же, как его гениальная проза Кстати Вот именно в этой забегаловке мы с ним жевали эти самые эклерчики, да-с. Здесь, между прочим, до кафе располагалось похоронное бюро, и знаете, как в этой связи он называл эклеры, а?
Как же?
Ну, он называл их гениально«гробики с гноем»!
В самом деле! восхищенно закашлялся я. Послушайте, а с Василием Палычем вы случайно не знакомы?
Не буду хвастаться, нет Но мы, однако, учились с ним в одной школе.
Случайно, не в одном классе? И он вас тоже нахваливал?
Нет-нет, Аксенов на несколько лет постарше. Ч. не обращал внимания на мою иронию. Как он мог тогда, на Колыме, на нас, мелочь, смотретьсвысока, просто не замечал
Ну, а как насчет прекрасного художника
Э, нет! прервал меня Ч. Мемуары больших денег стоють. Не думаю, чтобы вы сейчас были настолько платежеспособны.
Бог с вами, обиделся я. Знаете, как-то странно и неприятно все время слышать от вас о деньгах. Особенно при вашей «гениальности». И зачем, интересно, вам деньги? Неужто на холст и на кисти?
Ч. вдруг сделался чрезвычайно мрачен и, нервно двинув губами, оттолкнул от себя чашку с какао.
А вы еще и жестокосердны! прошептал он.
Не слишком ли вы самонадеянны? начал я.
У вас всего лишь шлюху увели, да и то временно, я вам пообещал ее доставить, а вы считаете себя вправе распинать беззащитного человека! Что, интересно, вы тогда надеялись намалевать или накропать и как вообще вам пришло в голову причислять себя к лику святыхк художникам?!
Да пошли вы взорвался я и, дожевывая находу «гробик с гноем», бросил Ч. в кафе, а сам вышел на улицу. Я был зол, и мне даже сделалось жаль выцыганенного четвертного.
Солнце уже село, но тяжелый, каленый отсвет еще лежал на всем.
«Вот тебе, сказал я себе, вместо сладкой, смелой девочкисумасшедший старый мальчишка А может быть, я уже миновал свой последний отрезок и погрузился в дьявольское небытие?»
Я свернул на Страстной бульвар и снова упал на скамью. «Сколько раз за мою жизнь, думал я, вот так, кажется, должно было бы по всей логике закончиться мое бренное существование ан нет! Оно все длилось и длилось, и я даже начал сомневаться в своей смертности и позволял себе посмеиваться над божественным»
Около полутора часов я просидел с закрытыми глазами.
Ваше счастье, я напал на ее след! услышал я рядом голос Ч. и, открыв глаза, обнаружил, что уже совсем стемнело и ярко запылали уличные фонари. Простите великодушно старика, погорячился! добавил он смиренно.
В жестком электрическом свете, действительно постаревший, совсем старик, он выглядел прямо-таки пародией на Вергилия, причем какой-то жалкой, горемычной пародиейв своих новеньких кедах; он весь был готовность меня бог весть куда сопровождать. Единственноего глаза горячечно и нешуточно горели сквозь фосфорический флер городского сумрака.
А в остальномкак договорились, все-таки уточнил он, имея в виду оплату своих услуг.
Но коан-тобесплатно? улыбнулся я.
Само собой, подтвердил Ч., положив руку на сердце.
«Конечно, он просто-напросто мелкий попрошайка, рассуждал я, с одной стороны, а с другой:А вдруг он, правда, приведет меня к ней?»И тут же у меня перед глазами забрезжил ее сюрреальный, сверхсовершенный образ, вызолоченный моими последними надеждами.
Пойдемте! вскочил я с почти апокалиптическим азартом, и мы отправились.
Мы окунулись в мерцающее Оно необъятной московской ночи, внешне незамысловатое, но мистически ноздреватое и непредсказуемое изнутри. В загадочном блокноте Ч. была подробнейше расчерчена непостижимо хитроумная схема поисков, в которую я даже и не пытался вникнуть, и Ч. методично отмечал некие ключевые пункты по мере нашего продвижения. Очень скоро я абсолютно поверил в то, что методы моего необыкновенного проводника имеют самую надежную и профессиональную основу: все плотнее и сочнее становилось сосредоточие окружавших нас плотских прелестей и соблазнов, не то, чтобы зримых, но как-то энергетически чувственно осязаемых и чрезвычайно волнующих, возникающих в самых неожиданных местах и обстоятельствах: за тонированными стеклами автомобилей, в бархатисто затемненных парадных, на мраморных плато метрополитена, в прохладных изгибах классически темных аллей.
Я видел искренность и серьезность Ч., и меня даже начала мучить совесть, что я, по-видимому, напрасно обидел его в кафе, указав ему на его ничтожное положение и насмешливо усомнившись в его принадлежности к сословию художников. И если бы я руководствовался не разумом, а своим романтизмом, то, пожалуй, был бы рад сейчас щедро поделиться с ним деньгами без всяких услуг с его стороны. Но по всегдашней моей подозрительности и мнительности мне, конечно, оказалось слабо проявить такое аристократическое благородство, я подумал о том, что деньги-то мои, без сомнения, захапает да еще в душе и посмеется над моим пресловутым романтизмом, позволившим ему так ловко меня раскрутить.