После завтрака Городнищев и Сосов заняли свои излюбленные места в рекреации.
Читал библию? спросил Городнищев, махнув новым заветом.
И Библию тоже.
Вот, читаю, сказал Городнищев.
Я заметил. У тебя только новый завет, там не особо интересно. Ветхий почитай, там самое месиво.
Мне пока бы этот осилить.
А ты всё-таки верующий?
Ну, как сказать, отвечал Городнищев. Сложно сказать. Скорее, хочу им стать Хочу поверить, вот и читаю.
Хочешьверь, хочешьне верь. Зачем читать?
А как тогда? Тут, к тому же, много мыслей интересных есть.
Какие, например?
Ну, я так не могу сразу сказать
Зато я могу тебе сказать. «Ибо не мир я пришёл нести, но меч, чтобы разделить сына и отца, дочь и мать» и тому подобное, а в конце«ибо враг человекаего домашние». Что ты об этом думаешь?
Не знаю, надо в контексте смотреть.
Поищи. Главы не помню. Девятая, десятая или вообще двадцать первая. Не важно. Смысл то простнадо самостоятельным быть. Хватит за папиными штанами прятаться и за юбкой маминой. Находясь в комфорте, ты чувствуешь себя хорошо, тебя кормят, одевают, слова плохого не скажут. А ведь ты взрослеешь, и жизнь уже требует от тебя соответствующих действий и поведения, а ты только и знаешь что свой домашний очаг. Родные это, конечно, хорошо, но человек рождается, чтобы создать новую семью, а не пытаться обессмертить ту, в которой родился.
Сосов так просто высказывал свои мысли, что у него рот наполнялся слюной от удовольствия. В лице Городнищева он видел идеальные уши, всегда открытые и жаждущие информации. А сама личность Городнищева не представляла для него никакого интереса и вызывала только жалость.
Вот ты, например, продолжал Сосов. Зачем в армию пошёл?
На контракт остаться, честно ответил Городнищев и стал смотреть в глаза Сосову, ища поддержки.
Ты серьёзно? усмехнулся Сосов.
Серьёзно, ответил Городнищев, отведя взгляд.
Сосов стал задавать банальные вопросы, а Городнищев давать банальные ответы.
Зачем?
Деньги?
А другая работа?
Найти сложно и платят мало.
А как же свобода?
Зато стабильность
Когда шквал без эмоциональных вопросов и ответов прекратился, Городнищев ушёл на перекур, а Сосов остался читать всё ту же надоевшую книгу. За его спиной Мария Васильевна боролась с непослушным Алиевым.
телефон я сказала!
Какой телефон? У меня ничего нет, строил невинность Алиев.
Не надо дуру из меня делать, Алиев, ты меня уже достал.
Почему же дуру? Я разве такое сказал?
Наоборот, я вас считаю очень умной.
Хватит паясничать. Алиев, я сейчас Олегу Константиновичу скажу и всё, говорила Мария про заведующего отделением.
Их диалог стремился продлиться вечность, но всё-таки оборвался, когда в палату вернулись с перекура. Вернулся и Городнищев с головою набитою вопросами и мыслями. Кроме Городнищева в рекреацию снова сел Шишкин. Он снова тщательно изучил расписание работы телевизора и сел наглаживать подлокотник, дёргая себя за отрастающую от лени бороду.
Всё читаешь? спросил Шишкин у Сосова.
Ну да.
Тоже, что ли, почитать? Нормальная книга?
Не очень.
Зачем тогда читаешь?
Надо до конца дочитать.
Зачем?
Остатки сладки.
В смысле?
Просто Вон, взял бы что из шкафа почитать.
Потом гляну что-нибудь.
Подобные диалоги эмоционально опустошали Сосова и угнетали его даже в солнечные дни. А ведь, кстати говоря, был май. Его первые, праздничные числа. Но они завершились, не успев начаться, и завтра наступит будничная суббота. Медсёстры будут выходить парами на дежурство.
Засыпая, Сосов думал об упущенных праздниках, о том, как бы он провёл эти дни на гражданке. Все пять месяцев его службы слились в один большой «будень». «Рота отбой», «рота подъём» воспринимались уже как щёлканье выключателем света с промежутками, стремящимися с каждым днём к нулю. За этот период своей жизни Сосов много, даже слишком много, рассуждал о времени и о способах воздействия на него. Каждый день он мысленно толкал стрелки всех часов мира и старался внушить себе, что это именно он движет время вперёд и делает это лучше, чем все неизвестные предшественники. Эта мысль развлекала его, и помогала смириться с бездельностью существования, которую он так ненавидел.
Наступила суббота, и новенькие познакомились с тётей Ниной и Наташей Королёвой. Каждый солдат был рад этому событию, и утро прошло бодро, с лёгкой суетой. Алиев не заправлял кровать, чтобы поспорить с Королёвой. Молчанов не шёл дневалить, чтобы поспорить с Королёвой. Половина солдат забывала выпить таблетки, чтобы Но всем внимания не уделишь, поэтому половине досталось лишь общение с тётей Ниной.
Сосов, конечно же, по достоинству оценил и пухлую губку, и объёмную попку, и тихий, манящий взгляд королевы отделения. Хотя, скорее, принцессы. Титул королевы больше подходил Марии Васильевной. Однако Сосов вёл себя совсем иначе, чем его сослуживцы. Он по натуре был оппозиционером, да ещё и уважительно относился к женщинам, поэтому с отвращением смотрел на все детские заигрывания со стороны своих товарищей и на саму Королёву тоже, видя, что она подыгрывает и даже принимает некоторые из них. Он считал это совсем неприемлемым для такой «тихой красавицы». Но все эти мысли не помешали ему уединиться в душевой и мысленно выебать во всех позах эту «грязную, развратную шлюху, блядь, тварь, выебать её в жопу, в рот, сука, мразь, обкончать ей лицо, искупать в сперме».
Как это всегда бывало у Сосова, после мастурбации он всегда чувствовал себя виноватым и старался побыть один какое-то время. Поэтому на завтраке он сел за стол с незнакомыми бойцами, но Городнищев протиснулся между ними, сев за угол стола. Сосов быстро, почти не жуя, поел и сдал посуду, избегая общения. Он сел на диванчик и закрылся книгой от всего мира. Когда пришёл жаждущий общения Городнищев, Сосов его остановил фразой:
Ща, ща, погоди. Немного осталось. Дочитаю.
Сосов ещё никогда так медленно и вдумчиво не водил взглядом между слов по книге. Опять пришёл Шишкин гладить подлокотник и смотреть в бездну экрана. Опять в палате номер 3 что-то заговорщицким тоном планировали Алиев, Максимов и Гусев. Городнищев искал строки Нового Завета, сказанные Сосовым. Артамонов что-то смотрел на Ютубе, Джамбу и Ямбу тихонько переговаривались на незнакомом языке.
Чего читаешь? раздался голос за спиной Сосова.
Голос был такой тёплый и нежный, как показалось Сосову, что он растерялся. Ещё бы. Пять месяцев слышать лишь крики, ругань и повелительное наклонение. Тут любое человеческое отношение покажется тёплым и нежным.
Да так, ничего, растерянно ответил он, обернувшись и увидев Королёву.
Интересное что-то, наверное.
Не особо. Обычная книга.
А мне все говорят, что солдатик какой-то появился и всё читает и читает. Без интереса столько читать невозможно.
Я просто люблю всё до конца доводить. И читать люблю. Вот дочитаю, возьму что-нибудь более интересное.
Что же ты возьмёшь?
Видел там «Воскресенье» Толстого. Его, наверное, и возьму.
А сколько тебе лет? спросила медсестра с такой интонацией, что у Сосова всё внутри ожило и разом померло.
Двадцать пять, после этих слов появилось чувство жалости к самому себе.
Двадцать пять? Что же ты в армии делаешь?
Хех Это моё антикризисное решение, улыбнулся Сосов. Все на гражданке в работах, кредитах, заботах, а я нахаляву живу, и за меня всё думают.
И что, ты на контракт остаёшься?
Нет, конечно.
Но здесь же халява, и за тебя всё думают, передразнила Королёва.
Ага Если бы я сам себя в этом не убеждал, то служить в 25 лет было бы невыносимо тяжело.
У Королёвой зазвонил телефон, и она, сказав: «Мы ещё продолжим», ушла в сестринскую отвечать на звонок. Сосов смотрел ей в след и думал: « Не хочу продолжать, хочу закончить». Эта мысль тягучим эхом отдавалась в голове. Она буквально распекалась по всему сознанию. Закончить, закончить, закончить. У Сосова иногда случались подобные мини-трансы, когда пара слов вдруг приобретала тысячи смыслов, но вместе с тем теряла все свои значения. Не хочу продолжать. Не, хочу продолжать. Всё показалось ему до боли знакомым, а вот и дверь сестринской закрылась за Королёвой, и Сосов уже точно видел то же самое.