Как же так? улыбаясь, спросил Сосов у Городнищего. Читаешь такую книгу и куришь?
Городнищев убрал книгу от глаз, заулыбался и стал гладить свою стриженую голову, но ничего не сказал.
Или ты ещё не принял господа в сердце своё? всё так же улыбался Сосов.
Да, нет, почему? ответил Городнищев.
А как же так вышло? Такая книга и такая привычка.
Да Книга книг.
Зато ты с ближним делишься, сказал Сосов, имея в виду завтрак.
Да, видишь, стараюсь, как могу.
Но не всё ещё получается?
Типо того. На самом деле давно хочу бросить, глядя серьёзно в пол, сказал Городнищев. Он вообще особо не смотрел в глаза своему собеседнику. Сосов же действовал с точностью наоборот.
Будет реальная мотивациябросишь.
А ты бросил? спросил Городнищев.
Хер его знает. Может да, может нет. Вот 4 месяца не курю уже. А до этого бывало и полгода сигареты в руки не брал. Но надеюсь на этот раз всё серьёзно.
И какая у тебя мотивация?
Я всё понял, улыбнулся Сосов и поймал растерянный взгляд Городнищева.
В смысле? спросил Городнищев, соскочив с глаз Сосова на Новый Завет.
В прямом. Вот ты знаешь, что курение это вредно? Это тратит твоё здоровье, время, деньги. Это мусор на тротуаре, вонючие руки и запах изо рта. Ты знал это?
Ну да, усмехнулся солдат и снова стал натирать свою бритую голову.
Тогда не понимаю, что тебе мешает бросить. Нет, понимаю, конечно. Я ведь и сам неоднократно начинал заново. Потому что переставал верить во всё это. Думал: «Да ладно, 60 ли, 70 ли, 80 лет жить. Какая разница? Да и деньги надо на что-то тратить. Ведь сигаретыэто приятная мелочь. То, что скрашивает безделье и помогает начать разговор, завести новых друзей. Это, честно говоря, единственный положительный аспект курениякоммуникативный. Но смотри, о чудо! я смог заговорить с тобой и без сигареты. Просто очень сложно принять весь вред курения, принять веру в него. Ты можешь знать, но не верить. Или верить, но не знать. Первое всегда ищет причины к отрицанию, а второе к подтверждению. Короче, не кури. Просто не делай этого.
Не просто это.
Да, я знаю, но это способ доказать свою внутреннюю силу. Вряд ли ты себя за слабака принимаешь.
То есть если я курю, то яслабак?
Не, не совсем. Если ты куришь и хочешь бросить, но всё никак не получаетсято ты слабак, тряпка. А если ты куришь и даже не планируешь бросить это своё утешительное занятиевсё чётко, всё бьёт, намерения и действия совпадают, тымужик.
Городнищев не знал, что сказать, и просто посмеялся в ответ. Их дискуссию прервал Алиев, прыгнувший через спинку дивана и упавший на пол с хрюкающим смешком. Потом резко вскочил и так же резко улыбку сменил на хмурость.
Что смотришь? наехал он на Городнищева.
Ничего.
Если что-то не нравится, можем отойти поговорить, продолжал Алиев.
Да нет, всё нормально, сказал Городнищев, вставая, и трусливой походкой сбежал с поля боя.
А ты что? наехал Алиев уже на Сосова.
А я читаю.
В книгу тогда и смотри.
А я читаю тебя.
Чо?
Простые предложения, глагольная рифма, масса грамматических ошибок, жаргонизмы и выдуманные слова.
Ебанутый?
Нет, яСосов. Твой сосед.
Как? Сосов? засмеялся Алиев. Откуда ты?
С Ульяновска.
Далеко от сюда?
Не очень.
Тяжеловато, наверное, с такой фамилией?
Обычно.
Ну-ну. Чего читаешь?
Херню всякую.
Интересно?
Не знаю, мало ещё прочитал.
Расскажешь тогда потом, сказал Алиев и, перепрыгнув через диван обратно, исчез за дверью палаты, откуда через мгновение раздался скрип и треск койки от падения на неё молодого, энергичного тела.
Сосову совсем не хотелось с кем-то знакомиться и общаться. Ему было конечно приятно провести время за короткой беседой с Городнищевым, но он не хотел вступать ни с кем в приятельски-дружеские отношения. Так как в таком случае он бы сам на себя возложил ответственность за этого человека. В том плане, что друзьям ведь надо помогать и защищать их, а этого он делать не планировал, как и вступать в конфликт со своей совестью. Поэтому ещё с начала службы он дал себе установкудержаться от людей на расстоянии и не давать в обиду себя, а остальные пускай справляются сами в меру своих сил. Он, конечно, понимал, что такая жизненная позиция не очень красивая и правильная в его же понимании, но закрывал на это глаза и не рассуждал на тему соответствия своих взглядов на жизнь и своего поведения.
Затем был обед, в результате которого Сосов стал счастливым обладателем четырёх яблок. И в тихий час он лежал, читая книгу и жуя эти румяные шарообразные фрукты. Алиев зашёл в палату и как всегда:
Напердели здесь, ублюдки, воняет, посмотрел на Сосова и добавил. Ещё и ты здесь со своими яблоками.
Тебе не нравится запах яблок? спросил Сосов.
Какой-то он, Алиев подбирал слова. Неестественный. Может это из-за того что они были в твоей ротовой полости.
В конце этой фразу в его глазах отчётливо блеснуло признания себя дегенератом, но сразу же вслед за ней он прыгнул на свою койку.
До ужина Сосов читал книгу в палате. Вокруг что-то происходило, абсолютно серое и не интересное, по мнению Сосова, но не по мнению принимающих в этом участие. Максимов и Гусев обсуждали наркотики, затем к ним присоединился Алиев, и они переменили тему на шаверму. Алиев сходил к контрактникам и узнал номер такси. Ближе к ужину троица уже обжиралась шавермой, запивая её колой и обильно рыгая. Джаму и Ямбу не было. Они смотрели телек, как и почти все остальные пациенты. Рекреация была забита. Мест не хватало, поэтому кто-то лежал на ковре, кто-то стоял за диваном, опираясь на спинку. И все они молча и жадно взирали на маленький экран телевизора, который был размагничен, из-за чего безжалостно искажал цвета по всему периметру.
За ужином Городнищев нарочно сел за стол к Сосову и предложил ему масло. Сосов понимал, что Городнищев хочет общения, но настроения не было.
Вечер безмолвно сменился на ночь, а затем и вовсе мутировал в утро, и Сосов открыл для себя голос Марии Васильевной, заступившей на этот день.
Подъём, мужчины! властно и бодро призывала Мария Васильевна. Строимся.
Солдаты неохотно и вяло выползали из своих палат.
Почему вы без кителя? спросила Мария Васильевна у Сосова и обратилась так же к остальным, стоящим только в нателке. Идите, одевайте. Мы подождём. А где вообще Артамонов, он же ещё не выписался? Кто его сосед? Иди, зови его.
Мария подождала, пока все вернутся в строй, и продолжила:
Подрассосало вас тут, я смотрю. По порядку рассчитайсь.
Первый, второй, третий семнадцатый, расчёт окончен.
Равняйсь! Смирно! скомандовала Мария и пошла по палатам. Далеко не ушла. Третья палата, ко мне! раздался её голос из третьей палаты.
Солдаты вяло потянулись к дверям.
Кровати не умеете заправлять? Это чья кровать?
Моя, ответил Алиев.
Почему не заправлена?
Она заправлена.
Я что слепая, что ли? Почему у всех заправлена, а у тебя нет?
Я заправлял.
Ну и почему она тогда не заправлена?
Да заправлена она.
Мне ротному твоему звонить что ли? Чтобы он тебе напомнил, как кровати заправлять. Ты с какой площадки?
С ж/д батальона.
Ага, Нурлиев значит. Пойду, наберу.
Не надо никому звонить.
Заправь тогда кровать.
Но она же заправлена.
Ничего, мы подождём до завтрака, пока ты заправляешь. Если не получится, то и до обеда ждать будем.
Так, а чего ждать, если она заправлена? Вы ко мне как-то предвзято относитесь.
Алиев прекрасно понимал, что кровать заправлена плохо, но, по его мнению, этого достаточно и придирки медсестры его выбешивали и злили, но он сдерживался и не грубил. Возможно, продлись этот диалог ещё пару минут, Алиев бы забыл об остатках своей вежливости, но медсестре надоело попугайничать, и она просто вышла к строю.
Ждём, сказала она. Ждём, пока третья палата заправит свои кровати.
Через несколько секунд Алиев признал своё поражение. В строю шёпотом не любили Алиева, и с каждым днём этот шёпот становился громче.