Я точно не знаю
Зато я знаю! Это огромная сумма!
Я уже тридцать пять лет сотрудничаю с этим издательством, Вальтер! Иногда я совсем не брал аванса, ни единой марки, и просил выдать мне какую-то сумму, только когда появлялась первая прибыль. Это тебе хорошо известно! Иногда они сами меня спрашивают, не нужно ли мне что-то. И если я в чем-то нуждаюсь, то сразу получаю это. К этому очень легко относишься после стольких лети после всех тех денег, которые эти ребята на мне заработали.
Ты вскоре узнаешь, как легко твои друзья отнесутся к этому, как только узнают, что новой книги придется ждать еще три года! Можешь радоваться, что они до сих пор не потребовали задаток назад.
Просто смешно! При каждом расчете подводится общий итог!
Итог! Сколько? За что? Карманные издания. Специальные выпуски. Немного за переводы на иностранные языки. Каждый раз сумма становится меньшеты уже не читаешь свои финансовые отчеты?
Читаю Конечно
Уже шесть лет ничего нового! А живет словно Ротшильд и Рокфеллер вместе взятые!
Тебе же хорошо известно, какая чертовщина со мной творится, сказал Фабер, который вдруг почувствовал озноб. Как только я стараюсь жить скромно, неудачи следуют одна за другой. Если я живу так, как ты ненавидишь, то деньги просто сами текут мне в руки!
Это всегда была твоя глупая отговорка. И вот ты шесть лет жил так, как тебе нравитсяи что в сухом остатке? Стоит мне только подумать о тебе, как я лишаюсь сна! Пока была жива Натали, по крайней мере, она оказывала на тебя какое-то небольшое влияниея сказал, небольшое.
Давай не будем о Натали!
Не кричи! При такой сумме задатка, который они тебе выплатили до этого, они заплатят тебе жалкие гроши за новую книгу, и то если придут в восторг от твоей рукописи. Только в этом случае, если они тебя уже вовсе не сбросили со счетов.
Они никогда в жизни не сделают этого!
После того как ты за шесть лет не написал ничего нового? Настолько ты наивен? Тебя спишут только за то, что ты написал одну неудачную в коммерческом плане книгу! Сколько они заработали на тебе раньше, не считается. Единственное, что принимается в расчет, это то, что они уже целую вечность не получали от тебя доходов. Как, ты думаешь, они называют тебя между собой! Перегоревший. Конченый. Старый. Негодный. Надо во чтобы то ни стало отделаться от него! Он совершенно бесполезен, старый тюфяк! Вот как они говорят о тебе! И тебе это известно. Так же они говорили и говорят о других авторах. У тебя чертовски подлая профессия! Считается только последний, крупный успех! Успех, которому уже несколько лет? На него им наплевать!
Однако ты сегодня не на шутку разошелся!
Ты думаешь, мне доставляет удовольствие тебя пугать?
Нет, конечно Фабер закусил нижнюю губу. И ты, конечно, совершенно прав. Даже если мне удастся написать новую книгупроклятье, я даже не знаю, напишу ли я хотя бы строчку! но даже если она понравится им и будет иметь успех, даже в этом случае, я могу рассчитывать на следующее большое денежное поступление только через четыре года.
Вот теперь мы недалеки от истины, угрюмо сказал Маркс.
Фабер выпрямился.
Не надо забывать и нацистов! Я уже говорил тебе о парне в аэропорту. Было бы честнее, если бы я был сейчас мертв, а того, что еще осталось, Горану и Мире хватило бы.
Но ты еще жив!
Они сделают новую попытку. В голосе Фабера проскользнула сумасшедшая нотка торжества. Я представляю опасность для этого Монка! Я знал людей, которые у него на совести. Я продолжаю представлять опасность. Не забывай об этом! Они наверняка повторят попытку. И на этот раз будут гораздо изобретательнее.
Ни один из двух друзей не заметил, что разговор стал сумбурным. Они были слишком взволнованны, даже всегда сдержанный Маркс.
Ты не можешь тешить себя такими ненадежными мечтами! сказал он.
Ну, хорошо, нет так нет. Но я действительно могу умереть. Каждую минуту. Прямо сейчас, на середине следующего предложения.
Это и я могу. Это может каждый.
Вот именно! И тогда им достанется достаточно!
А если ты не умрешь? Если черту захочется и ты доживешь до девяноста?
Маркс во время своих странствий по комнате остановился перед комодом времен Марии-Терезии, который был единственной антикварной вещью в гостиной, и стал рассматривать на стене близко расположенные друг к другу четыре большие обрамленные золотым четырехугольником литографии Шагала из цикла иллюстраций к Библии.
Чудесно, сказал он совершенно другим голосом.
Самое чудесное, что у меня есть.
И самое ценное, не так ли?
Да. Только ради этих четырех картин страховая компания потребовала установить во всем доме электрическую охранную систему, сказал Фабер. И без всякого перехода сказал:Хорошо, я не умру, и у нацистов тоже ничего не получится. Я могу тяжело заболеть!
Совсем спятил, идиот!
И совсем не спятил! У меня самая лучшая и дорогая страховка, которая только может быть. Она у меня с тех пор, когда я был репортером. Тогда они практически принудили меня к этому. Я тогда разъезжал по всему миру! У меня должна была быть такая страховка, которая оплачивала медицинские услуги по всему миру. Что она и делала. И будет делать впредь. Лучшие клиники. Лучшие специалисты Не стоит мне ни гроша. Тоже одна из возможностей!
Абсурд продолжался.
Да еще какая! Прекрасная, продолжительная болезнь! Три года! Пять лет! Первоклассный уход! Потрясающе! Тебе не придется писать книгувместо тебя кто-то обо всем позаботится! А Мира и Горан будут жить на то, что еще осталось. Они могут даже продать все здешние предметы искусства, начав вот хотя бы и с библейского цикла
Я конечно же не хочу годами влачить жалкое полурастительное существование!
Действительно не хочешь?
Оставь! Если я буду не в состоянии сам сказать, чтобы эскулапы прекратили валять дурака и дали мне спокойно умереть, у меня еще остаетесь вы с профессором Итеном. На вас возложено обязательство позаботиться о том, чтобы процесс моей смерти не затягивался, чтобы я не был подключен к машинам.
Немедленно прекрати! закричал Маркс. Теперь он разозлился. Ты даже меня сводишь с ума!
Это почему еще? Ты сам предложил мне учесть такую возможность!
Если бы ты только захотел одну минуточкутолько одну маленькую минуточку, крохотную минуточкуподумать о Мире и Горане!
Что с ними-то такое?
Они-то не застрахованы. Что будет, если не ты, а Мира тяжело заболеет и ей потребуется долговременное лечение? Или Горан станет инвалидом, требующим постоянного ухода? Или они оба? Тебе придется за все платить! Тебе уже сейчас надо за все платить! Это твой долг. Только вот откуда тебе тогда взять денег, черт возьми, откуда ты тогда возьмешь деньги?
В общем, я по самые уши сижу в дерьме, сказал Фабер.
Да еще в каком, сказал Маркс.
Раздался стук.
Войдите! крикнул Фабер. Ему пришлось крикнуть дважды, первый раз получилось хрипло и тихо.
Анна Фер вошла в комнату. Она была одета в черную юбку и белую блузу.
Простите за беспокойство! Стройная домоправительница изъяснялась на чистейшем немецком языке. Естественно, она в совершенстве владела швейцарским диалектом немецкого, но ей было хорошо известно, что даже после стольких лет Фабер очень плохо ее понимал. Я хотела уточнить, будут ли господин Каллина и его жена с вами обедать. Вы вчера звонили им по телефону в «Националь», господин Фабер. Вы договорились на сегодня на одиннадцать часов. Сейчас почти десять.
Я рассказывал тебе об этой семейной паре, Вальтер, сказал Фабер.
Тот в ответ кивнул.
Я имею в виду, выслушать их мы должны, не так ли?
Непременно.
Тогда останутся ли господа и к обеду? вновь спросила Анна Фер.
Нет, сказал Фабер. Я сделал им приглашение, но фрау Каллина определенно сидит на диете. Приготовьте наш обед к половине второго, к тому времени эти двое наверняка уже уйдут.
Хорошо, господин Фабер.
Что будет на обед, фрау Анна? спросил Маркс.
Фаршированные рулетики из говядины, цветная капуста, жареный картофель, но если хотите, я могу сделать что-то другое. Рыбу. Может быть, вы предпочитаете рыбу?