10
Фабер отступил от пожелтевшей газетной статьи на внутренней стороне дверцы шкафчика и сел за письменный стол Юдифи Ромер.
«Дюссельдорфская клиника, подумал он. Теперь он отчетливо вспомнил все. В 1980 он еще жил вместе с Ивонной в Монте-Карло. «Эта «Родительская инициатива» предложила мне приехать в Дюссельдорф и самому посмотреть на царящие там бедственные условия». После появления романа «Никто не остров» я получил много писем от отчаявшихся родителей. Тогда я постоянно переезжал с места на место. Если ты написал подобную книгу, то ты просто обязан откликаться на призывы о помощи.
Я был даже рад убраться из Монте-Карло, потому что Ивонна уже готовила для меня адскую жизнь, а я для нее, в свою очередь. Я терпел это, хотя был уже на пределе. Друзья то и дело задавали мне вопрос, почему я до сих пор не ушел. Я не мог дать им ответ. Тогда не мог, не могу и сейчас. Если это был случай личной зависимости, то зависимость является худшим, что может случится с человеком.
Тогда я летал к Натали в Гамбург так часто, как только мог. Я каждый день звонил ей из Монте-Карло. Я посылал ей рукописи моих романов, так как она всегда была моим первым и самым лучшим редактором. Я посылал ей рукописи по пятьдесят, по сто страниц, потом звонил с Центрального почтамта на площади де ла Скала. Мой экземпляр лежал на узкой подставке в душной кабинке, ее копия лежала на ее письменном столе в Гамбурге (дважды на ее коленях в больничной палате), и тогда она говорила, что ей понравилось, а что считала неудачнымчересчур затянутым, мелодраматичным, перегруженным подробностями, примитивным, просто плохим, и я перекраивал мою копию согласно ее суждениям и переписывал рукопись. На расстоянии тысячи шестисот километров мы продолжали быть так же духовно близки друг другу, как и тогда, когда жили вместе, и после моего возвращения к этой постаревшей, больной женщине наша связь стала еще сильнее, мы были одним человеком, одним существом. И все же тогда я оставался с Ивонной, возвращался к ней снова и снова, до того самого горького конца, который вынудил меня в возрасте шестидесяти двух лет начать в финансовом плане все еще раз с самого нуля. Ивонна при разводе забрала у меня буквально все, но также одарила меня счастьем моей жизни, счастьем, которое продлилось два года, до того как от рака умерла Натали.
От рака!
Это еще ни разу не приходило мне в голову с тех пор, как я узнал этот госпиталь. В этой газетной статье тоже идет речь о раке, но и ее я совершенно забыл. Какая польза от человека, который все забываети хорошее, и плохое? Я даже уже начал забывать Натали и ее любовь, с каждым днем все больше. Сорок лет назад у меня была другая любовь, Мира, и ее я совершенно забыл, от нее не осталось ни малейшего воспоминания.
А теперь? Теперь, подумал он, я снова живу с Мирой. Я верю в это. Любовьэто только слово? Чем старше ты, тем больше оно значит? Ах, если бы это было правдой! Это была бы моя последняя любовь. После нее уже не будет другой»
Дверь отворилась, и вошла Юдифь Ромер. Он быстро поднялся на ноги.
Сидите!
Нет. Это ваше кресло! Он уступил место. Она прошла так близко от него, что он почувствовал запах дезинфицирующего средства, которым она вымыла руки, мыла, которым она воспользовалась, и ее свежего дыхания. Она посмотрела на пожелтевшую газетную статью на внутренней стороне дверцы, потом на него.
Вы вспомнили?
Да, сказал он.
Она сделала приглашающее движение, и они оба сели, Юдифь за свой письменный стол.
Пару дней назад я рассказала Петре о вашей статье. Конечно, она хотела произвести впечатление. Ваше «Открытое письмо» детям онкологической клиники в Дюссельдорфе однажды оказало мне неоценимую помощь. Петра не имела в виду ничего плохого.
У вас очаровательная дочка, сказал он. Что показало обследование?
Юдифь Ромер опустила голову.
Показания стали немного лучше но все еще не в норме. Она подняла голову и улыбнулась. Я уже говорила вам, что как только мы замечаем у наших детей малейшее отклонение от нормы, мы не знаем покоя Иначе нельзя Мы должны немедленно попытаться что-то изменить Поэтому мы живем в постоянном напряжении А если речь идет о родной дочери Она откинула назад свои светлые волосы. С Петрой все будет в порядке, я уверена!
Ну конечно, сказал он и сменил тему, чтобы помочь ей. Эта статья тогда я увидел их бедственное положение, пошел в отель и стал писать. Это всегда было тем единственным, что я мог сделать, когда хотел помочь, писать.
«И вот уже шесть лет я не могу даже этого, подумал он. Это действительно был самый грандиозный скандал, который я видел в своей жизни, а за свою долгую репортерскую жизнь я повидал их много и в разных странах. Когда статья была готова, я хотел сперва отдать ее в «Дюссельдорфер нахрихтен». Это была газета, которая поддерживала СДПГ. Но у них был очень маленький тираж по сравнению с «Райнишен пост». Эти поддерживали ХДС. Председателем Совета министров был социал-демократ. На носу были выборы. Я позвонил председателю Совета министров и сказал ему, что собираюсь сделать: донести информацию об этом скандале до общественности. Потому что что, собственно, важнеежизнь больных детей или политические выборы? Он держался отлично. Конечно, я должен был напечатать статью в «Райнишен пост», а после моего звонка немедленно поехал в клинику и позаботился о том, чтобы дети, по крайней мере, переехали в приличное здание, и он отдал распоряжение немедленно начать строительство новой клиники Статья была издана, и в редакции получили тысячи разгневанных писем, и я был уверен, что на выборах социал-демократы либо проиграют вовсе, либо выиграют с маленьким перевесом голосов, но затем началось строительство этой клиники как в сказке, не так ли?
Не совсем, сказала Юдифь Ромер.
Что вы хотите сказать? Разве строительство не начали? Он испугался.
Не сразу, сказала она. А потом все продвигалось очень медленно. В новые помещения дети переехали сразу, вы правильно вспомнили, господин Джордан. И им было намного лучше. Это было почти как в сказке.
После я не очень интересовался продолжением этой истории, смущенно признался Фабер.
«Многим в своей жизни я интересовался недостаточно», подумал он.
Но почему вы выделили эту статью? Простите, это бестактно.
Все нормально, господин Джордан, серьезно заметила стройная докторша. Нормально, что вы хотите узнать причину. Мне сорок три года, родилась в тысяча девятьсот пятьдесят первом в Дюссельдорфе. После школы изучала медицину с шестьдесят девятого по семьдесят пятый. Потом избрала своей специальностью педиатрию, а позднее и онкологию. В семьдесят восьмом я вышла замуж. Через год родилась Петра, ей был всего год, когда вы появились в этой клинике. Тогда я стояла в игровой комнате, когда вы читали свои книжки.
Вы были Он потрясенно смотрел на нее.
Я была младшим ординатором, господин Джордан. Я даже еще не получила тогда лицензию врача. В комнате было полно людей. Я стояла сзади, в самом углу, но и сейчас все очень хорошо помню, как будто это было только вчера, как вы не могли больше читать и только меняли пластинки на проигрывателе Сначала я думала, что вы вообще не придете вас приглашали незнакомые люди к бедным, больным детям из вашей гигантской, роскошной квартиры в изысканном высотном доме в Монте-Карло
О, сказал Фабер, here we go again. Давненько меня этим не попрекали.
Ну да, о вас тогда шла громкая слава Что только не писали журналы о вас и вашей жене о всех этих нарядах и украшениях от Ван Клиффа и Арпеля, и вашем «кадиллаке», и двух «мерседесах»
и диких вечеринках, и всех этих прожигателях жизни: мужчинах и женщинах у нас Он кивнул. Некоторое время было очень модным писать обо мне в подобном тоне, вся желтая пресса зарабатывала на мне свой кусок хлеба. «Салонный коммунист из Монте-Карло». И это было правдой в каком-то смысле. Я довольно долго заблуждался
Мне это известно, сказала она. Так много времени прошло с тех пор! Я не хотела вас обидеть Тогда мне было просто любопытно, я хотела посмотреть, как вы себя поведете, будет это для вас лишь очередным пиар-выходом для прессы и телевидения, или вам действительно небезразличны больные дети.