Горан! Горан! Горан!
Ничего. Ответа не было.
Наконец он снова проходил мимо дверей, на которых было написано S&M, «Школа барабанного боя», «Музыка в стиле «транс» и «Йога», снова запахло плесенью, гниением и пожелтевшими бумагами. Он вышел к деревянной двери лифта и снова обрел надежду. Радостно он нажал на кнопку, и она загорелась. Надпись сообщала: ЖДИТЕ.
Фабер ждал, ждал, но кабина не появлялась, и не было слышно никакого шума, по которому можно было судить, что кабина движется. Он снова и снова нажимал на кнопку вызова. Надпись не исчезала. Но и кабина не пришла.
Горан!
Ничего. Ничего, и ничего, и ничего.
Паника сменилась приступом отчаяния. Он пошел дальше, на этот раз медленнее, потому что ноги болели, ступни горели. Случился приступ головокружения. Переходы казались ему похожими на туннели, бесконечные туннели без выхода. Походя, он автоматически нажимал на ручку каждой двери. Все двери были заперты.
Он чувствовал сильное желание помочиться и подавлял его столько, сколько мог. Когда боль в мочевом пузыре стала уже невыносима, он облегчился возле грязной деревянной стены. Между ног образовалась большая лужа.
Старик потащился дальше. Наконец показалась табличка Exit, Exit to Ninth Avenue. Там была лестница, которая вела наверх. Его сердце начало колотится, когда он начал подниматься по ступеням. Это была исключительно короткая лестница, которая заканчивалась в другом туннеле. Продолжения вниз не было. Только новые ответвления, новые коридоры, новые туннели.
Опустошенный, он опустился прямо на грязный пол. Прислонившись спиной к стене, он попытался глубоко вздохнуть. Ему это не удалось. Дыхание перешло в удушье. Вернулась паника. Фабер нащупал в кармане своей куртки три капсулы с таблетками и открыл их. Из каждой упаковки он сунул в рот по несколько драже. Так как во рту пересохло, он не смог их сразу проглотить. Ему пришлось дождаться, когда они превратятся в кашицу, чтобы протолкнуть их в горло.
Чуть позже он заснул, и ему приснилось, что он спит и видит сон. Он проснулся и понял, что это тоже ему приснилось. Он снова заснул, и снова приснилось что он спит и видит сон.
Резкий звук, сопровождаемый громким свистом, заставил его вскочить. Что-то, похожее на птицу, летело по тоннелю. Звук доносился издалека. Затем появилась вторая птица, она, должно быть, была крупных размеров. С отвратительным шумом птица пронеслась над ним, и его вырвало от ужасаодной лишь желчью. Пошатываясь, отошел на пару шагов чтобы не запачкать своего костюма и ботинок и остановился, опершись о грязную стену, неподвижный, залитый потом, в страхе перед следующей птицей. Но следующая не появилась.
Фабер снова отправился в путь. Однако теперь он наугад брел через все эти туннели и плакал, всхлипывая как ребенок. На дверях между тем снова появились таблички: «Языковая академия эзиса», «Служба помощи умирающим и больным СПИДом», «Склад китайских фонариков», «Литератимспособ буквального письма», «Токсидермист», «Господь любит вас Inc.».
Затем он заснул на полу и увидел сон, что он заснул и видит сон, в котором он спит и видит сон, что и тут зазвонил телефон.
Он вскочил.
Телефон зазвонил снова.
Фабер медленно приходил в себя. Он сидел на узкой кровати в своей комнате в пансионе «Адрия», а рядом звонил телефон.
С трудом переведя дыхание он снял трубку.
Да?
Господин Джордан?
Да.
Это Юдифь Ромер. Фрау Мазин пришла в себя. Мы ждем вас в часовне дьякона Ламберта.
Я сейчас приду, сказал Фабер.
5
Фабер сделал попытку встать, но головокружение отбросило его назад на кровать. Он снова почувствовал, как его сердце стало колотиться так же, как и в его кошмаре
«Подождем! подумал он. Надо только подождать пару минут. Туннель. Туннель. Мне больше не выбраться из него наружу».
Солнце освещало маленькую комнату. Фабер посмотрел на наручные часы. Он проспал больше трех часов. И ему приснился «подходящий» сон, подумал он, соответствующий событиям дня, как выражаются психологи. Белье и костюм насквозь пропитались потом, как он заметил, промокло даже постельное белье. Отвратительно. Он принял душ, почистил зубы и надел новую одежду. Потом он взял старую сумку с диктофоном, пистолетом и своими лекарствами и, уже выходя из комнаты, засунул в рот ментоловый леденец. На нетвердых ногах Фабер двинулся в Детский госпиталь.
«Осторожно, подумал он. Осторожно, я старый, дряхлый, и мои силы на пределе! Заткни свой рот! тут же сказал он сам себе. Не хватало еще жалеть себя. Прекрати это немедленно!»
Привратник сказал ему, что его ждут в часовне, она находится на переоборудованном чердаке левого больничного крыла. Фабер поднялся туда на лифте, и в тот момент, как он переступил порог, все молча посмотрели на него: Мира, Белл, Юдифь Ромер, Ламберт и стройный человек с узким лицом и веселыми, вызывающими доверие глазами. Он, все еще находясь под впечатлением своего кошмара, почти представил себя в роли обвиняемого перед лицом странного трибунала, который призван принять решение по его делу.
Это доктор Пауль Ансбаходин из наших психологов Белл представил незнакомого ему человека в белом халате:Присаживайтесь, господин Джордан! Ну как вы, ничего?
Превосходно, сказал Фабер, который вдруг пришел в неописуемую ярость против всех и вся.
Я вижу, возразил Белл. Вот выпейте это!
Я не хочу.
Ну, давайте же!
Что это?
Пейте! Белл протянул ему стакан, наполненный до краев желтой жидкостью. Вы сразу почувствуете себя лучше. Фрау Мазин уже выпила свой стакан.
Спасибо, сказал Фабер.
«Я должен, наконец, взять себя в руки», подумал он. Желтая жидкость была очень холодной и приятной на вкус. Он сел и посмотрел на Миру. Она слабо улыбнулась, ее руки дрожали. Фабер тоже улыбнулся.
Часовня была большой, и, несмотря на то что находилась под крышей, здесь было прохладно. Перед собой Фабер мог видеть лишь самую верхушку кроны дерева. Вдоль стен стояли скамейки, стулья можно было поставить рядами во время богослужения. На подставке возле окна лежала раскрытая Библия, позади Фабер увидел алтарь с распятием, дарохранительницу и свечи в старых подсвечниках.
Психолог с веселым и ободряющим лицом сказал, обратившись к Фаберу:
Я как раз объяснял фрау Мазин, что к такому развитию событий, каковой имеет место в случае с Гораном, мы привыкли. Для вас обоих его вспышка была глубоким потрясением, это и понятно, но эту стадию он преодолеет тем успешнее, чем будет лучше себя чувствовать. Он принимает лекарства, которые делают его сильнее и здоровее, а в голове просветляется.
Каким образом? спросила Мира. Каким образом, ведь он отказывается принимать лекарства?
Он и не подозревает, что принимает их, сказал Белл. Мы же установили ему канюлю. Посредством этого мы даем мальчику то, что ему необходимо. Питается он пока тоже искусственно. В целом мы могли бы давать ему нормальную еду, но лучше дождаться, пока в его крови установится оптимальное содержание циклоспорина-А, чтобы остановить процесс отторжения печенине больше и не меньше. Мы держим этот анализ под постоянным контролем, фрау Мазин. Постепенно Горан полностью перейдет на нормальное питание. Тогда он будет должен принимать лекарства перорально.
А если он не станет их принимать?
Он обязательно их будет принимать, сказал Ламберт.
И он будет привычно питаться, сказала светловолосая женщина-врач. Вы будете готовить для него, фрау Мазин, здесь у нас. Если дела в дальнейшем пойдут так же хорошо, тогда вы будете жить вместе с ним в пансионате, а сюда он будет приходить только на обследования и для необходимых коротких амбулаторных процедур.
Если до этого он не убьет себя, сказала Мира.
Совместными усилиями мы поможем ему преодолеть теперешнее состояние, я уверен в этом, сказал Ламберт. С тех самых пор, когда он в полубессознательном состоянии заговорил о своей матери, мы были готовы к такому повороту событий. Очень часто у самих родителей возникает чувство вины, когда им сообщают, что у их ребенка обнаружена смертельно опасная болезнь. У многих разум выключается, и они не хотят верить в диагноз или ищут причину этого в себе. Горан не ищетон действительно чувствует себя виноватым.