Потом Фабер увидел себя за длинным столом на банкете, который давали в его честь. После ужина он на такси отправился к Таймс-сквер, дальше мимо Бродвея и оказался в районе, который выглядел мрачно. У него была назначена встреча с Глорией Дженкинс, руководительницей Нью-Йоркского бюро ПЕН. Она просила его разыскать ее после церемонии награждения, и он не знал зачем.
Ему снилось, как он вышел на Девятой улице и свернув между двумя многоквартирными домами на небольшую улицу, оказался в районе Чертовой Кухни, пользовавшимся дурной славой. Здесь когда-то бушевали войны между разными бандами, а на скотобойнях и фабриках в трущобах вкалывала беднота. (Теперь этот район переименован в Клинтон.)
С тех пор многое изменилось в лучшую сторону, но в Клинтоне все оставалось по-прежнему. Фабер видел перед собой, полуразрушенные дома, мусор на улицах и оборванных чумазых ребятишек, играющих в свои игры. Во сне его совсем не удивилов действительности это тоже не удивило бы его, что ПЕН выбрало такой район для своего Нью-Йоркского бюро.
В подъезде дома, в котором располагалось бюро, был целый ряд почтовых ящиков, большая часть которых была взломана, список жильцов, нечитабельный вследствие старости, грязи и неразборчивых уже надписей, и деревянный лифт; три слова, написанные на картонке, сообщали, что он не работает. Дверь в подъезд была открыта, часть ее вообще отсутствовала, внутри пронзительно пахло мочой. С потолка свисали на проволоке две голые лампочки, которые давали слабый свет.
Глория Дженкинс объяснила ему дорогу в свое бюро на шестом этаже, и поэтому он стал подниматься по узкой скрипучей деревянной лестнице, которая на каждом этаже поворачивалась вокруг своей оси. На шестом этаже Фабер обнаружил буквы ПЕН на чрезвычайно грязной и исписанной непристойностями стене и рядом стрелку, указывающую направление. Он пошел по узкому коридору, в котором теперь пахло не мочой, а плесенью, тлением и пожелтевшими бумагами. Пол здесь был тоже деревянным, как и стены, обшитые панелями в человеческий рост. Через небольшие промежутки он проходил мимо дверей, в которых, согласно табличкам, находились бюро недвижимости, агенты варьете, импортно-экспортные фирмы или производители протезов, а также производители спиртных напитков и фруктовых соков, торговцы церковной утварью, борцы с насекомыми и другие.
Коридор неожиданно закончился и разделился на два прохода: правый и левый. Стрелка рядом с буквами ПЕН указывала в левый. Свет голой лампочки был здесь настолько слаб, что Фабер различал всего несколько метров впереди себя. В этом проходе не наблюдалось ни одной двери, но в самом конце ПЕН-стрелка указывала направо к трем ступенькам, по которым Фабер вынужден был подняться. Дерево скрипело здесь особенно громко, и сильно пахло нафталином. Он снова шел мимо дверей, на которых отсутствовали таблички с информацией о том, кто за ними находился. После очередного раздвоения прохода стрелка указала налево, и Фабер вступил в коридор, в котором все двери были обиты крест-накрест планками. После криков и оживленного движения на Девятой улице, с тех самых пор как он вступил в этот лабиринт, он не повстречал ни единого человека и не услышал ни малейшего шороха.
Снова и снова, как ему виделось во сне, проходы двоились, появлялись новые лестницы, ведущие то вверх, то вниз и всегда рядом оказывалась стрелка с тремя буквами, которые представляли собой сокращение для poets, essayists, novelists. Наконец Фабер заметил грязную дверь, на которой было написано ПЕН. Над расположенным сбоку звонком кто-то написал «Не работает». Поэтому он сразу нажал на дверную ручку. Дверь распахнулась, и он оказался в необыкновенно большом помещении, в котором стояло только три письменных стола, несколько шкафов для бумаг и стулья, но не было ни одного окна, а только слабое искусственное освещение.
За одним из письменных столов сидела бледная молодая женщина. Она печатала на старой машинке. Ее волосы спускались гораздо ниже плеч, лицо казалось неестественно одутловатым, а очки на ней были с очень толстыми линзами, по меньшей мере девять диоптрий, как подумалось Фаберу во сне, который смертельно устал от долгого блуждания по лабиринту. На женщине была серая, отвратительная мужская рубашка, которую она, как Фабер заметил, подойдя поближе, свободно выпустила поверх застиранных джинсов, а возле ее ног стояли старые, разношенные туфли.
Привет! сказал он.
Женщина продолжала стучать по клавишам.
Привет! сказал он очень громко.
Женщина тягуче медленно посмотрела на него.
Меня зовут Роберт Фабер.
Она не ответила. Ее взгляд остался пустым.
Я Роберт Фабер из Швейцарии.
Я Жанетта Ковальски.
Очень рад. У меня назначена встреча с мисс Глорией Дженкинс.
Жанетта поелозила ногами, нашла туфли, надела их и вынула лист из старинного «ремингтона».
Глория ушла. Вы договорились на три часа. Сейчас почти половина четвертого. Глории очень жаль, но она не могла больше ждать. Она передавала привет и просила позвонить в понедельник. На выходных Глории не будет в городе. Через десять минут вы не нашли бы здесь и меня. Вот только закончу с почтой.
Послушайте, мне доставило большого труда найти ваше бюро. Я опоздал, вынужден это признать, но мисс Глории было известно, что сегодня мне вручали эту премию.
Какую премию?
Разве вы не знаете?
Абсолютно.
Но ведь мисс Дженкинс хотела прийти в зал «Даг-Хаммаршелд»!
В «Даг» что?
В ООН. На церемонию вручения премии. Она сказала, что непременно придет.
Наверное, у нее не было времени, сказала Жанетта и закашлялась. Если у вас все, мистер Крамер, я бы хотела написать последнее письмо. У меня тоже назначена встреча.
Да, ну, в общем, это немного неприветливо
Это почему же я неприветлива, мистер Ворнер?
Фабер. Я имел в виду не вас, мисс Ковальски, а мисс Дженкинс. Я я живу в Европе и задержусь в Нью-Йорке только до понедельника. Затем мне нужно ехать в Бостон.
Ну, так поезжайте в Бостон, если вам нужно, чем я-то могу вам помочь?
Вы ничего не можете Он вдруг рассердился. Вы тоже не особенно любезны, мисс Ковальски.
А почему я должна? Я вас не знаю. Я вас никогда раньше не видела.
Но вы могли бы быть чуть более настроены на сотрудничество.
Послушайте, мистер Палмер
Фабер.
Что?
Фабер, не Палмер. Меня зовут Фабер.
Все равно. Я настолько предупредительна, насколько это возможно. Если бы вы пришли вовремя
Я вам уже объяснял «Пошло все к черту! подумал он. Не стоит даже тратить время». Забудьте! А мисс Дженкинс можете передать, что она может Окей, окей, я уже ухожу. Большое спасибо за вашу любезность! Вы были просто очаровательны! Счастливо вам провести выходные дни!
Женщина уже снова занялась своей печатной машинкой и не ответила. Он пошел к двери. Своими размерами помещение напоминало спортзал. Когда он отворил дверь и увидел грязный коридор, то впервые ощутил подавленность.
Минуточку, пожалуйста! сказал он. Жанетта продолжала печатать. Минуточку, пожалуйста! Она продолжала печатать. Мисс Ковальски!
Она снова нарочито медленно подняла свой взгляд от машинки.
Что вам еще надо?
Как мне побыстрее выйти из этого здания?
Так же, как и вошли.
А более короткого пути нет?
Нет.
Большое, большое спасибо!
Не за что. Просто отпустите дверь, когда будете с той стороны. И она с новым ожесточением принялась печатать.
Несчастный старик вышел в коридор и отпустил дверь. Она сама собой захлопнулась. Он пошел по коридору. И тут снова начался ночной кошмар.
4
Еще долгое время он плутал по переходам, постоянно выкрикивая имя Горана, потому что после того как он покинул ПЕН-бюро, ему с отчаянной очевидностью стало ясно, что Мира потеряла сознание и мальчик остался один. Во сне его не покидала уверенность, что Горан находится здесь, в этом ужасном здании, и ищет его. Целую вечность спустя он все еще плутал по коридорам. Он звал Горана, он выкрикивал его имя. Напрасно. Он сворачивал в бесконечные коридоры, поднимался и спускался по все новым лестницам. Его охватила паника. Он не находил дороги назад и все дальше погружался в этот чудовищный лабиринт. Ничто из того, что он видел, ни единый проход, ни единая дверь или лестница не напоминали ему дорогу, которая привела его внутрь. Теперь он находился в той части здания, где было очень мало дверей и ни единой таблички. Коридоры становились короче и часто пересекались. Он заметил, что несмотря на то, что он постоянно то поднимался, то опускался по лестницам, он все еще находился на шестом этаже.