Господин Ведран Смайловичэто знаменитый виолончелист из Сараево. В мае девяносто второго годапрошло уже два годав центре города в результате минометного обстрела погибли двадцать два человека и больше сотни получили тяжелые увечья. С того самого дня господин Смайлович каждый день, каждый день играет где-то в городе «Адажио» композитора Томмазо Альбинони. Он всегда одет в свой фрак, белую рубашку, белый галстук-бабочку, а на голове у него шапка-ушанка. И вот он садится на стул где-нибудь перед развалинами Национальной библиотеки и играет «Адажио». Он говорит, что эта музыка лучше всего соответствует настроению жителей Сараево.
В комнате воцарилась полная тишина.
«Томмазо Альбинони, подумал Фабер. Его «Адажио», написанное двести лет назад, музыкант играет каждый день с 1992 года. Уже два годапечальную, нет, трагическую композицию этого человека».
Да, услышал он Миру, которая сказала по-немецки, да, Горан, господин Смайлович будет играть еще очень долго.
Для многих погибших, также по-немецки сказал Горан.
Для мертвых и живых, сказала Мира.
Но в первую очередь для мертвых, сказал Горан.
11
Белл покашлял, и они покинули помещение. Остались только Мира и Ламберт, который говорил что-то утешительное Горану. В кабинете доктора Белла профессор Альдерманн сказал:
Вам надо теперь позаботиться еще и о фрау Мазин, господин Джордан. Она подлечилась, и теперь ей необходимо отвлечься.
Фабер подумал о споре по поводу новых платьев и кивнул.
С Гораном всегда кто-то есть? спросил он.
Ну конечно! Особенно в это критическое время, пока не будут готовы результаты биопсии, сказал бородатый глава клиники с белыми и словно бы не знавшими ножниц парикмахера волосами. В остальном мы предприняли все меры безопасности. Вы, наверное, обратили внимание, что Горан больше не находится постоянно под капельницей и катетеры удалены из вен.
Да мне бросилось это в глаза. Фабер теперь постоянно носил при себе маленький магнитофон и записывал все важные разговоры.
Теперь мы смогли отказаться от катетеров. Мы используем теперь канюлю. Я поясню для вас, господин Джордан, сказал Альдерманн. Вот здесь вы видите цветной проспект «Фармацеи», шведской фирмы, производящей медицинскую технику. Канюляэто полностью имплантированная под кожу катетерная система, специально разработанная для тех пациентов, у которых часто берут кровь из вены. Эта система позволяет делать все новые и новые инъекции, вливания лекарственных препаратов, кровезаменителей, питательных растворов и облегчает взятие крови для анализов. Амбулаторное и стационарное лечение пациентов значительно облегчается, при этом привычный образ жизни почти не нарушается.
Это значит, что если дела у Горана пойдут настолько хорошо, что он сможет жить в доме для гостей, то он тоже будет носить подобную канюлю, сказала доктор Ромер.
Альдерманн карандашом указал на цветную анатомическую схему верхней части человеческого тела.
Вот здесь, посмотрите, справа на шее расположена большая полая вена. Здесь хирург делает первый надрез и вводит внутрь трубку, которая направляется до правого предсердия сердцатам имеется достаточно места. Затем трубка выводится на уровень груди в результате второго надреза где-то в районе правого соска. Конец канюли остается под кожей и защищен специальным запирающим устройством, которое снабжено мембраной. Конец трубки должен в любом случае быть перекрыт, иначе туда может попасть воздух и пациент погибнет.
Поведение Горана, сказал доктор Меервальд, нельзя назвать обычным, вы сами видели, господин Джордан. Мы опасаемся, что однажды он сам вырвет себе катетер из вены. С этой системой это совершенно исключается, так как, я повторяю, запирающее устройство находится под кожей.
Мембрану мы можем прокалывать столько, сколько нам понадобится, продолжил Альдерманн. Маленькая дырочка сама собой затягивается со стопроцентной гарантией надежности, как только мы вынимаем иглу.
Дверь открылась, и Мира вошла в комнату.
Господин дьякон остался у Горана, сказала она. Без сомнения, вся эта бойня так удручающе на него действует.
Ну конечно, сказал Белл.
Светловолосая докторша положила ладонь на руку Миры.
Горану лучше, фрау Мазин. На этой стадии настроения меняются очень часто. Нам это хорошо известно. Это пройдет. Вы заслужили отдых, вы и господин Джордан.
Верно, сказал Белл. Посмотрите Вену! Это ведь ваш город, господин Джордан! Он подумал. Я имею в виду, был однажды вашим городом.
Вдруг оказалось, что четверо врачей только и заботятся о том, как развлечь Миру и Фабера.
Сходите поужинать в хороший ресторан! Возьмите напрокат автомобиль, господин Джордан! Если у мальчика и дальше дела пойдут в гору, он скоро переселится в гостевой дом и вы сможете втроем совершать прогулки.
Мира коротко рассмеялась дрогнувшим голосом.
Вы, правда, думаете, что у него дела идут на поправку?
Ну, вы ведь сами видели, фрау Мазин!
Кстати, если вы так уж интересуетесь проблемой трансплантации, господин Джордан, послезавтра на ОРФ, по второму телевизионному каналу, в передаче «Клуб два» как раз будет обсуждаться эта тема. Меервальд примет участие в дискуссии, сказала Юдифь Ромер.
Они не нашли никого лучше меня, сказал хирург.
Наш Меервальд очень скромен, сказал профессор Альдерманн. Вам надо как-нибудь поприсутствовать на его докладе! Среди демонстрируемых диапозитивов всегда имеются такие, на которых запечатлены его пациенты до и после операции по трансплантации. Сначала пациенты не могли даже двигаться, затем Меервальд демонстрирует диапозитивы с ними же, но они с новым сердцем уже на гаревой дорожке или с новой печенью висят на какой-то отвесной скале где-нибудь в Тироле.
Так вы из Тироля?! сказал Фабер.
Из Инсбрука, улыбнулся Меервальд. Но ни за что не догадаетесь, правда?
Фабер увидел, как Мира подошла к доктору Ромер и о чем-то зашепталась с ней. Врач кивнула и в свою очередь зашептала.
Итак, как следует расслабьтесь! сказал Альдерманн Фаберу. И не забудьте, послезавтра в двадцать два тридцать, «Клуб два» на ОРФ, второй канал. Вы сможете полюбоваться на нашего тирольского героя.
Вы сможете полюбоваться им во всей его красе прямо в апартаментах фрау Мазин в гостевом домике, сказала Юдифь Ромер.
Посещение мужчин там разрешены? спросил Фабер. Мне только исполнилось семьдесят.
Над этим смеялись всеслишком громко, подумалось Фаберу, слишком громкои после этого врачи проводили его и Миру к выходу и сердечно с ними распростились.
Отдохните как следует!
Скоро будут готовы результаты биопсии.
Наконец Фабер и Мира оказались одни напротив красочной стены, которую разрисовали дети.
О чем вы сейчас шептались с доктором Ромер? спросил он.
Мне очень жаль, Роберт, сказала она и погладила его по щеке. Мне ужасно жаль, что я так безобразно себя вела в больнице.
В левой руке Фабер держал большую сумку из глянцевого картона.
Безобразно? Ты была очаровательна!
Ах, прекрати! Я испытывала такой страх перед встречей с Гораном. Прости меня, пожалуйста.
Ты все-таки не увиливай! О чем это вам надо было пошептаться с докторшей?
Она смущенно взглянула на него, а потом рассмеялась.
Мы ведь пойдем сегодня вечером куда-нибудь поужинать, не так ли?
Еще бы!
Ну, вот видишь! И я хотела бы надеть чудесный синий костюм и сделать себя такой красивой, насколько это вообще будет возможно.
Ну и отлично, и что?
A у меня есть только эти ужасные черные туфли. Они совсем не подходят к этому чудесному костюму. И тогда я спросила у фрау Ромер, нет ли здесь поблизости обувного магазина, и представь себе, она сказала, что есть, всего несколько сот метров вниз по Альзерштрассе. Я понятия не имею, где эта Альзерштрассе. Проводи меня туда, пожалуйста, прямо сейчас, чтобы я могла купить себе туфлия хотела сказать, чтобы ты мог купить мне туфли, у меня же нет денег! Скажи, ну разве это не наглость? Я требую себе подарков, как какая-нибудь содержанка.